Осень. Подглядывающий (СИ)

  
Осень. Подглядывающий
 
Олеся Шацкая
   
1. Цвет ночи - желтый.
 
В первый раз я заметила его в последнюю пятницу лета. На улице лил дождь, а на полу в смежном с нашим танцевальном зале остались натекшие с чужих ботинок следы. Так поздно занималась только я, так что если бы в здании был кто-то еще, скорее всего, я бы об этом знала. Да и на стоянке торчал только мой Гринго.
Я выключила музыкальный центр, накинула поверх мокрой от пота футболки куртку и выключила свет. Тогда-то я и заметила через дверной проем и два пустых зала, идущих друг за другом, открытое настежь окно.
Сперва я была напугана: если кто-то проникает в закрытое на ключ здание после полуночи, вряд ли он имеет безобидные намерения. Но вот я хожу туда-сюда по залу, разминаюсь, потом отрабатываю движения до тех пор, пока мышцы не каменеют, потом собираюсь домой, а мои голова, честь и кошелек по-прежнему целы. Зачем он тогда приходил? Нужно было хорошенько это обдумать.
В связи с началом семестра пару дней в универе был полный загруз, и к вечеру я едва волокла ноги. Мысли о ночном происшествии сменили подзабытые за каникулы хлопоты: нужно было провести среди студентов анкетирование, согласовать график проектных работ, получить сто подписей на ста документах, поулыбаться декану, чтобы с меня сняли хотя бы кусок общественной работы в кампусе. Так что заехать в танцзал я смогла только через неделю, да и то – днем.
- Кто-нибудь еще записывался на мое время? – спросила я у девушки на ресепшене.
Она с вежливой улыбкой сделала вид, что внимательно изучает пустую страницу – нет, таких сумасшедших, как я, конечно же, больше не было. Полночь – время, когда люди обычно ложатся спать, а не скачут до одури под техно.
- Ну, а может, у кого-то еще есть запасные ключи от зала? – Я не могла сдаться так просто.
- Они есть у вас, потому что по понедельникам, средам и пятницам зал закрываете вы. И у меня, потому что во все остальные дни открытие и закрытие целиком и полностью моя задача.
От нее ничего не добьешься. Нужно позвонить Марго и пожаловаться: как хозяйка она могла заранее позаботиться о видеонаблюдении, но как довольно ветреная девица частенько забывала о прямых обязанностях. В душный зал я только заглянула – там опять занимались две группы вместо одной, едва не наступая друг другу на пятки. Вот, чем еще стоило бы озаботиться Марго: цари в зале порядок, я бы приходила сюда, как и все остальные – днем, а не приезжала бы под покровом ночи, как будто мне есть что скрывать…
Ну кому я вру? Ночью в зеркалах от пола до потолка отражалась я настоящая. Не строгий костюм допустимой университетским регламентом расцветки, а голое плечо в прорези на майке. Не гладко зачесанные на косой пробор светлые волосы с неизменным пучком на затылке, а взбитые пальцами пряди – волнистые и дикие, как и взгляд, который больше не нужно было скрывать за очками. Если где-то в этом мире я и чувствовала себя свободной, то только на паркетном полу, где единственная преграда – бесконечное отражение.
Мне показалось, решила я. Окно могли оставить на проветривание и забыть, а следы – все-таки на улице полдня шел дождь. Я кивнула администратору, заканчивая разговор, и уже повернулась к выходу, как она снова меня окликнула:
- Чуть не забыла! В пятницу вы забыли свой зонт!
- Зонт?
- Утром его нашла в зале уборщица. Держите!
Он был желтым. Как бьющее в окно утреннее солнце. Как лимонный крем в надорванном круассане, который я покупала к завтраку во пекарне у дома. Как тонкая золотая цепочка на лодыжке по выходным, когда не нужно идти на работу. Как мой автомобиль, который я ласково называла Гринго.
Если бы я решила купить себе зонт, он был бы именно таким. Но я его не покупала. Наверное, нужно было оставить его на ресепшене, но я зачем-то вышла на улицу и положила зонт на заднее сиденье. Как желтый вопросительный знак, он напоминал о себе недоумением, стоило только повернуть голову в сторону: что, черт возьми, это было?
В следующий раз в танцзале я держала ухо востро. Сперва проверила раздевалку, потом – оба помещения, окна, но единственным, кто смотрел на меня в упор, было мое собственное испуганное отражение. Я долго не могла расслабиться, однако полуторанедельный перерыв в моей тайной жизни все равно взял свое – я устала очертаниями соответствовать футляру, в который загоняла меня каждый день работа в университете. Марго сказала бы: глупая, уйди, если тебе так сложно. Ей легко было размышлять о вещах столько приземленных, как условности и правила: если Марго желала вырядиться в фиолетовые перья, она делала это, не оборачиваясь на изумленные взгляды прохожих. Но я любила, стуча каблуками, входить в аудиторию и встречать десятки глаз, обращенных только на меня. Это было одной из форм социального эксгибиционизма, потому что удовольствие, получаемое вниманием со стороны, давало ощущения, сравнимые с оргазмом, не меньше, чем безумные пляски перед зеркалом. Если одновременное существование во мне двух таких разных личностей можно было назвать болезнью, значит, я была больна на всю голову.
Плюс – где еще в этом городе я могла говорить на родном английском пять-шесть часов подряд каждый будний день? А запись ко мне на курс подсказывала, что и преподаватель из меня вроде как неплохой. Некоторых студентов я даже видела в аудитории повторно, хотя курс их закончился еще в прошлом семестре.
Танец всегда выбивал из головы страхи и прочие глупости. Как секс, он давал организму встряску, а затем размазывал по полу тоненьким слоем. Я не нуждалась в любовнике на час – в распоряжении у меня был целый танцзал с двенадцати до двух три раза в неделю.
Я проверила все углы, но он все равно наблюдал за мной. Осознание этого пришло ко мне с покалыванием вдоль позвоночника – всякий раз поворачиваясь в аудитории к доске, чтобы записать то или иное слово и его транскрипцию, я чувствовала то же самое, как если бы каждый взгляд, касаясь меня, оставлял на спине отпечаток. Как он пробрался в закрытое помещение, если не умел проходить сквозь стены? Я остановилась, тяжело дыша, у зеркала и посмотрела поверх своего отражения на темный прямоугольник незапертой двери. Зачем он пришел, если не выйти из тени, чтобы осуществить злой умысел? Я коснулась его через зеркало – он был чист, как родниковая вода.
Выключив музыку, я еще какое-то время шаркала по полу босиком. Мой телефон лежал на подоконнике, и мне следовало немедленно позвонить в охрану, но я только проверила время и снова погасила экран. Совсем спятила. У него мог быть нож или что похуже, а я все равно дала ему уйти. Даже окно прикрыл за собой.
Я проверила: оно ходило туда-сюда, даже когда ручка была опущена. Завтра я позвоню Марго, чтобы она позаботилась о безопасности своих клиентов. Пора заканчивать это рукоблудие.
Во вторник утром снова зарядил дождь. Я добежала до машины, прикрывая голову портфелем, но когда приехала в кампус, вспомнила о зонте, который по-прежнему лежал на заднем сидении. В череде странных ошибок материализовалась еще одна – я раскрыла зонт, оправдывая себя тем, что просто не хочу намочить новую блузку. Она была белой, а белое быстро становится прозрачным, если дать волю влажному, будь то дождь или чей-то взгляд.