Сердце дыбом

Услышав, как зашурчал гравий, он приподнялся. Появилась служанка в тяжелом шушуне — эдакая дородная плоскошлепая увальня. Она подошла поближе и плюхнулась рядом с психиатром.
— Работу закончила? — спросил он.
— Закончила, — вздохнула она. — И детей уже уложила.
Она начала расстегивать платье, но Жакмор остановил ее.
— Может, поговорим чуть-чуть? — предложил он.
— Не для того я сюда пришла, — ответила она. — То самое, пожалуйста, но без разговоров.
— Я хочу у тебя спросить только одну вещь, — сказал он.
Она разделась и села на траву. В этом укромном уголке сада они были как в шкатулке. Опасаться чьего-либо появления не приходилось; ни Ангель, ни Клементина сюда никогда не заходили. Жакмор раздевался медленно, испытывая терпение служанки. Она старалась не смотреть в его сторону. Их голые тела несуразно смотрелись на фоне травы. Она легла на живот, затем встала на четвереньки.
— Ну, чего ж вы? — позвала она.
— Тьфу! — разозлился Жакмор. — Как меня достала эта идиотская поза.
— Да ладно вам, — отозвалась она.
— Это просто невыносимо, — сказал он.
Резким толчком он опрокинул ее навзничь. Не дав ей времени перевернуться, он прижал ее к земле и лег на нее всем телом. Она яростно вырывалась.
— Нет! — закричала она. — Только не это! Не надо так! Насильник!
Жакмор не ослаблял хватку.
— Я тебя отпущу, — сказал он. — Но сначала скажи, почему ты не хочешь по-другому?
— Не хочу, — промычала она.
Он нажал на нее еще сильнее. Он мог запросто овладеть ею в любую секунду.
— Если не скажешь, я это сделаю прямо так.
Она захлюпала, залепетала, задыхаясь от злости.
— Нет… Отстаньте от меня… Я не хочу. Вы такой противный!
— Ничего себе! — возмутился Жакмор. — Ты что, спятила?
— Я ничего не скажу!
— Скажешь!
Он склонился над ней и схватил зубами ее сосок.
— Если не скажешь, я его откушу, — пригрозил он, еле шевеля языком.
Его так и распирало от смеха. Силы уходили. Он слегка сжал зубы, она вскрикнула и зарыдала уже по-настоящему. Воспользовавшись своим преимуществом, он ею безжалостно овладел.
— Я скажу, — заскулила она. — Только слезьте с меня. Сейчас же. Сейчас же.
— Ты скажешь мне все? — спросил Жакмор.
— Честное слово, — выдала она. — Отпустите… Ну… Ну же…
Жакмор отпустил ее и откинулся на спину. Дышал он тяжело. Победа далась нелегко. Она села на траву.
— Теперь говори, — сказал он. — Или я начну снова. Почему ты делаешь это именно так? В чем смысл?
— Я делала так всегда.
— Всегда это когда?
— С самого начала.
— А с кем в первый раз?
— С отцом.
— А почему на четвереньках?
— Он сказал, что не хочет на меня смотреть. Не может.
— Ему было стыдно?
— Мы такого не знаем, — сурово ответила она.
Девушка закрывала груди руками, широко раздвинутые ноги оставались неприкрытыми. «Вот оно, целомудрие», — подумал Жакмор.
— Сколько тебе было?
— Двенадцать.
— Теперь понимаю, почему он боялся на тебя смотреть.
— Нет, не понимаете, — возразила она. — Он сказал, что не хочет, потому что я уродина. А коли мой отец так сказал, значит, так оно и есть, а из-за вас я пошла супротив отца, и теперь я — скверная дочь.
— А тебе-то нравится?
— Что?
— Ну, то, как ты это делаешь?
— Нравится, не нравится, чего говорить-то, — проворчала она. — Так вы будете или нет?
— Буду, но не все время в одной и той же позе, — сказал Жакмор. — Даже совершенство надоедает.
— Вы прямо как скотина, — сказала служанка;
Она встала и зашарила по траве в поисках платья.
— Ты что?
— Я ухожу. Мне стыдно.
— Ты-то здесь ни при чем.
— При чем, — сказала она. — Я не должна была с самого начала.
— Если бы ты мне побольше рассказывала, я бы старался щадить твою легкоранимую психику, — заметил Жакмор. — Но ты такая неразговорчивая.
— Правильно мне хозяйка наказывала, — вновь заныла она. — Видеть вас больше не хочу.
— Подумаешь, — отозвался психиатр. — Как-нибудь обойдусь.
— Я больше ничего вам не скажу. Я не нанималась угождать вашим скабрезным причудам.
Жакмор усмехнулся и принялся одеваться. Он даже и не надеялся всерьез пропсихоанализировать эту дурочку. Ничего, найдутся другие, еще и поинтереснее. Он обулся, встал. Она все еще хныкала.
— Пошла вон, — отчетливо произнес психиатр.
Шмыгая носом, служанка удалилась. И уж, конечно, переполненная презрением. Подумав, что в этом смысле анализ удался, Жакмор улыбнулся. Затем, ловко подпрыгнув, поймал на лету зазевавшуюся бабочку и проглотил ее с чувством глубокого удовлетворения.
  
XII
 
13 июля
Из столовой хорошо просматривалась мощенная гравием площадка перед домом; там резвились уже накормленные, но еще не уложенные тройняшки, так как служанка кормила взрослых. Жакмор, на которого возлагалось наблюдение за детьми, сидел лицом к окну. Клементина, сидя напротив него, рассеянно крошила гренки и скатывала хлебные шарики: занятие довольно неблагодарное, если, конечно, этим заниматься (а этим действительно занимаются). В последнее время они виделись практически только за обеденным столом. Похоже, Клементине хотелось, чтобы Жакмор и дальше продолжал у нее жить, но в разговорах она ограничивалась бессодержательными высказываниями, а он, со своей стороны, не осмеливался затрагивать личные проблемы.
Насупившаяся Белянка молча поставила перед Жакмором огромное блюдо. Он снял крышку и галантно предложил:
— Клементина, прошу вас.
— Нет, это вам, — сказала она, лукаво улыбаясь. — Специально для вас. Деликошатина.
Он присмотрелся.
— Но… это же потроха! — радостно воскликнул он.
— Совершенно верно. Отварные, — уточнила Клементина.
— Я бы предпочел сырые, — заметил Жакмор, — но оказанное внимание столь приятно… Клементина, вы просто ангел!
— Я очень хорошо к вам отношусь, — сказала она, — но есть сырое в моем присутствии не позволю.
— Конечно, — согласился Жакмор, положив себе изрядную порцию. — Лучше поговорим о потрохах. Назло всем птицам и мышам!
— Я довольна, что вам нравится, — произнесла она.
— Птицы — это, конечно, недурно, — продолжал Жакмор, — но эти ужасные перья!
— Да, действительно, — согласилась Клементина. — Это обратная сторона медали. Ну а мыши?
— Исключительно забавы ради, — признался Жакмор. — И совсем невкусно.
— Зато это расширяет ваш вкусовой кругозор, что можно лишь приветствовать, — сказала она. — А кого вы сейчас исследуете?
— Какое трогательное внимание, — съязвил Жакмор. — Вы же прекрасно знаете, что ваша служанка меня отвергла.
— Знаю, — ответила она. — И должна признаться, очень этому рада. Ну а в деревне вы что-нибудь нашли? Вы же туда часто наведываетесь, не правда ли?
— Какое там! — отмахнулся Жакмор. — Похвалиться, в общем-то, нечем. Разве что частенько навещаю Сляву.
— Я спрашиваю вас о женщинах, — уточнила Клементина.
— Вот уж что меня совсем не интересует, — скривился Жакмор. — А вы знаете, что кот был кастрирован? Я не уверен, но вполне возможно, что это на меня как-то повлияло.
Он лгал.
— А я вам говорю, что интересует, — возразила Клементина.
Жакмор посмотрел на тройняшек, которые тупо ходили по кругу, дыша друг другу в затылок.
— Давайте поговорим о чем-нибудь другом, — предложил он.
— Это вы рылись в моем платяном шкафу? — внезапно спросила она.
Жакмор опешил.
— Простите, не понял…
— Вы что, плохо слышите?
— Нет, — ответил он. — Это не я. Что я могу искать в ваших шкафах? У меня достаточно одежды.
— Ну… это не так уж важно, — заверила она. — Может быть, я ошибаюсь. Мне показалось, что кто-то постоянно трогает все вокруг. Разумеется, нет никаких оснований подозревать в этом вас.
Он кивнул в сторону служанки, которая в этот момент повернулась к ним спиной.