Цена жизни (СИ)
Посреди неё лежала, лоснящаяся от росы, старая железная труба.
Да, да, это была та самая полянка, с которой и началась моя сегодняшняя вылазка в одно из самых опасных мест на земле...
Скинув рюкзак на траву, я присел около трубы и закурил. Сказывалась вредная, давным-давно забытая привычка - укутывать разгулявшиеся нервы в мягкую пелену горьковатого дыма. Брр, гадость, какая. От этих мыслей меня всего аж передёрнуло. Не медля ни секунды, я раздавил начавшую, было, тлеть сигарету о мокрую поверхность трубы, и лёгким щелчком пальцев отправил её слегка дымящиеся остатки куда-то в траву...
Пока я занимался всей этой ерундой, Щенок уже успел растянуться на траве, удобно устроив свою голову на МОЙ рюкзак, и теперь до моих ушей доносилось тихое похрапывание смертельно уставшего человека. Шустрый какой выискался.
Последнюю радость, в моей, неимоверно «унылой» жизни, и ту под себя загрёб. Ну ничего, я тебе ещё покажу, как на чужих подушках разлёживаться...
Однако, несмотря на столь серьёзные намерения, к акции возмездия с попутным возвращением рюкзака его законному владельцу я так и не приступил. Виновата во всём оказалась моя бедная больная голова, которая просто не смогла придумать план хоть сколько-нибудь «достойной» мести...
Ну и ладно. Будем считать, что пацану повезло. С другой стороны, пусть отдыхает, салага. В этом походе ему пришлось чуть ли не труднее чем мне. А ведь нам ещё через колючую проволоку обратно ползти.
Солнце догорало, бросая последние свои отблески на верхушки деревьев. Ночь, полноправною хозяйкой, вступала в свои владения. Накрывая своим черным саваном всё вокруг, она медленно, но верно теснила умирающий день. Где-то, среди густых иголок, глухо ухал проснувшийся филин. Кузнечики трещали в траве свои первые трели. В кустах тихо шуршала старая полевая мышь...
Я смотрел, как умирают последние отблески заката, но это, до боли в глазах красивое зрелище на самом деле нисколько не занимало меня. В моей голове крутился один единственный вопрос: «Зачем?»
Зачем я помогаю ему? С какой целью тащу его на своём горбу чуть ли не через всю зону? Пользы то мне от этого всё равно не будет никакой. Хорошо если поблагодарит... Бросить его что ли. Уж через кордон сам как-нибудь переползёт...
Однако что-то внутри меня категорически протестовало против такого решения. Это «что-то», обычно зовущееся совестью, сейчас тихо попискивало на задворках сознания, напоминая своему неблагодарному хозяину, что так поступать нельзя. А в довесок ещё и приводило весьма весомый аргумент, напоминая мне о сталкере, по кличке Слизняк.
Ндаа. Помнится я, ещё «молодой» напросился к нему в напарники. У меня тогда за спиной было ходки три... или четыре... А у него уже первый десяток закончился.
Он сразу взял меня, даже не спросив, на кой хрен мне это сдалось. Я ещё тогда ходил петухом, мол, меня опытный сталкер в напарники взял. Пойду теперь вглубь зоны, а вы, мелочёвка, шляйтесь себе дальше по прикордонью.
Эх, а ведь советовали тогда умные люди: «Не ходи ты с ним. Только зазря пропадёшь. Были у него и до тебя напарники, да вот только все где-то сгинули...»
Мне бы их послушать да на ус намотать, но распиравшая меня изнутри гордость просто-напросто заткнула мне уши. Молодой тогда был, дурной.
А на следующий день я лежал со сломанной ногой в четырёх километрах от кордона, и проклинал свою собственную глухость, замешанную на тупости, глядя в равнодушно удаляющуюся спину «напарника».
Слизняк попросту использовал меня в качестве отмычки, самым наглым образом воспользовавшись моей наивностью. Как только мы миновали кордон, он сказал мне, чтобы я шёл впереди. Я, ни на минуту не задумываясь, для чего ему это понадобилось, послушался. А через час попал в едва родившийся гравиконцентрат, который Слизняк попросту не заметил. У крохотной аномалии не хватало сил сплющить меня целиком, однако ногу мне сломать она всё-таки сумела.
Стиснув зубы, я кое-как отполз от опасного порождения зоны, и позвал на помощь напарника.
Поганую ухмылку, которая в следующую секунду появилась него на лице я запомнил на всю жизнь. Он мне ещё тогда заявил, что помог бы, да вот патроны тратить жалко. Сказал и ушёл. А я, тихо матерясь, так и остался лежать на сырой холодной земле.
Не помню, как выбрался тогда за пределы зоны и дополз до гостиницы где перекантовывались большинство не местных сталкеров. Помню только с каким неимоверным злорадством рассказал им, куда подевались все прошлые напарники Слизняка. Многие ещё до этого точили на него зуб, а теперь все просто возненавидели этого горе-предателя. Народ тогда приготовил ему знатную встречу, только вот через несколько дней выяснилось, что встречать уже некого. Слизняк без вести пропал где-то в глубинах зоны.
А я после этого случая месяц лежал в гипсе.
Ндаа, совесть, однако победила, отправив весь мой здравый смысл в глубокий нокаут. Одним единственным аргументом.
Время было уже позднее. Солнце давным-давно скрылось за горизонтом, а вместо него на небо медленно выползала блеклая луна, практически не дававшая света...
В кармане пискнул неожиданно оживший ПДА, напоминая своему хозяину о том, что пора уже выбираться за пределы этого проклятого места, огороженного несколькими рядами колючей проволоки.
Я моментально вскочил, на ходу разминая затёкшие ноги, и принялся будить всё ещё мирно посапывающего Щенка. Это оказалось весьма нелёгкой. Пацан спал, как убитый. На тряску он отозвался лишь невнятным мычанием, да ещё и повернулся ко мне спиной, не переставая при этом мирно посапывать. Что ж, пришлось применить радикальные меры...
Спустя несколько секунд пацан вскочил на ноги, и начал недоумённо озираться в поисках того, кто слегка приложил его головой об землю, а потом ещё отвесил несколько весьма чувствительных пинков.
Минуты через две до него, видимо, дошло что ни глухо ухающий филин ни маленькая мышь полёвка, тихо шуршавшая под ближайшей ёлкой, такого сделать не могли. Горящий ненавистью взгляд остановился на мне... И тут же потух.
Скорее всего, пацан просто вспомнил, где находится, и почему мне вдруг дозволено так бесцеремонно с ним обращаться, но обиду всё-таки затаил.
Я в свою очередь окинул его критичным взглядом, удовлетворённо хмыкнул и дал отмашку рукой: мол, хватит разлёживаться, выдвигаемся. Щенок заскрипел от досады и злости зубами, но всё-таки промолчал...
Через пять минут мы уже были у проволочных заграждений. Я опять взмахнул рукой, приказывая пацану лечь на землю, а сам достал бинокль, и, спрятавшись за ближайшим деревом, стал разглядывать скрытый за завесой ночи блокпост.
То, что мне довелось увидеть, повергло меня, мягко говоря, в полнейший ступор. Снайпера на вышке не было, а по самой территории блокпоста бесцельно бродили несколько человеческих фигур.
Сначала мне в голову закралась мысль, что всё население блокпоста заразилось болезнью, которая в народе зовётся белою горячкой. Однако приглядевшись повнимательнее, я понял, что случилось нечто гораздо более скверное, нежели простая офицерская попойка. Судя по дерганым движениям фигур, и периодически доносившихся бессвязных обрывков речи, по блокпосту отнюдь не люди...
Ещё немного понаблюдав за этими существами, и окончательно удостоверившись в их нечеловеческой природе, я понял, что пришла пора действовать. Такие подарки судьбы редко перепадают, а уж брезгование ими есть вообще первейший грех...
Быстро выскочив из-за дерева, я, уже на ходу, дал отмашку рукой, и с быстротой молнии метнулся к дырке в проволочном заграждении, которую вояки так почему-то и не залатали...
Пацан бежал за мной, тяжело дыша и, периодически тихо поливая меня разного рода ругательствами. Собственно говоря, кордон мы пересекли пять минут назад, но я даже и не подумал останавливаться. Те, кто разгуливал сейчас около четырёх приземистых зданий старого блокпоста, явно не испытывали по отношению к нам добрых чувств, а от таких нужно держаться на почтительном расстоянии.