Превратности судьбы

— Да когда же это закончится? — уже хрипя, заорал Андрей, а мы прильнули к окнам.
С практически непострадавшего левого фланга варваров, к нам наперерез неслась немногочисленная группа наездников на кабанах. Варваров было до полусотни, и они быстро приближались. Громадные твари поднимали за собой столб пыли, и казалось, что на нас несется взбесившийся локомотив.
— Андрей, давай, жми к реке мимо позиций рыцарей, может, эти гады туда не сунутся, — предложил Леша, наконец‑то взявший себя в руки.
— Попробуем, — ответил Андрей, удерживая скорость автомобиля на максимуме. Нам бы автостраду — и у рогатых не было бы шансов нас догнать, но мы мчались по пересеченной местности и варвары нагоняли нас.
И тут нам опять повезло. Видимо, армия рыцарей приняла нас за союзников. Когда расстояние между нами и варварами сократилось метров до ста, кабанов и их наездников накрыла волна стрел. Из нескольких десятков преследователей, осталось лишь семеро, но они все равно продолжили преследование.
Впереди уже показался берег реки, а с позиции воинов к нам быстро приближалась группа всадников в позолоченных доспехах.
— А вот и подкрепление, — сказал я, искренне надеясь на это.
— Хорошо бы, — ответил мне Толик, нервно посматривая в другую сторону на приближающихся кабанов и их наездников.
Две группы достигли нашей машины одновременно, только варварам было уже не до нас. Конница рыцарей вихрем налетела на рогатых. Двое из преследователей лишились своих голов, даже не успев обнажить клинки, но их тупые и разъярённые секачи неслись вперед, представляя собой опасность. Немного наклонившись в сторону, резким движением меча, словно тот был продолжением руки, первый из скакавших рыцарей пронзил череп оставшегося без наездника секача. Споткнувшись и покатившись кубарем, трехсоткилограммовая мертвая туша сбила своего собрата. Образовалась свалка, и завязался бой.
Хотя соотношение было один к трем, конным воинам приходилось нелегко. Варвары, понимая всю безысходность своего положения, кидались в безнадежные атаки с яростью берсеркеров. Мы же, оставив место схватки позади, продолжили движение к реке. На сегодня с нас крови было достаточно.
(*1 Песня на стихи австрийского поэта Рудольфа Грейнца (в переводе Е. М. Студенской)
  
Глава 4
 
Четыре по сто пятьдесят или история одного подзатыльника
 
Остановились мы лишь на пологом склоне берега реки. Несколько минут салон машины напоминал музей восковых фигур: ни движения, ни звука. Лишь равномерно под капотом шумел двигатель на холостых оборотах.
— Минус тридцать шесть, — сказал как бы в пустоту Андрей и заглушил двигатель.
Лучше бы он этого не делал. Оглушающая тишина навалилась на нас. Казалось, что она сейчас раздавит тебя. Заставит, как пружину, сжаться до предела. Мне даже стало тяжело дышать.
Я рывком открыл дверь машины, и теплый воздух ударил мне в лицо. Выбравшись, я глубоко вдохнул. Каким же сладким он мне показался. Я даже прикрыл глаза от удовольствия. Сделав еще несколько глубоких вздохов, я понял, что у меня начала кружится голова. И сел, оперевшись спиной на колесо 'Барсика', став массировать виски.
Пытаясь связать последние события в единую картину и найти логическое объяснение всему происходящему, я снова и снова прокручивал в голове наше скоростное ралли наперегонки со смертью.
Каждый из моих друзей пытался сбросить навалившееся напряжение по–своему. Алексей сидя в машине, молча бился головой об мягкий подголовник сиденья, всегда сдержанный Толик матерился, переворачивая что‑то в багажнике. Андрей же рыдал на капоте машины, обнимая ее и постоянно твердя:
— Барсик, родной мой!
Было тяжело и необычно видеть Андрея в таком состоянии. Как, впрочем, и всех остальных. Не знаю, как я сам выглядел в этот момент — наверное, не лучше. С одной стороны, произошедшее никак не хотело укладываться в голове — готов поспорить, что не только у меня. С другой же… Такое впечатление, что мы все восприняли случившееся как что‑то… Обыденное? Нет. Скорее неизбежное. Хотелось уподобиться Лёхе и тоже побиться головой обо что‑нибудь. Чтобы отвлечься от столь навязчивой идеи, я перевел взгляд на 'Барсика'.
Да уж, автомобилю досталось, весь в копоти, подпалинах, с помятым и поцарапанным капотом, он мало напоминал машину, которая выехала вчера утром из гаража. Но все же, Барсик спас нас, выдержав безумную гонку, в очередной раз доказав, что наш автопром еще может делать надежные машины.
Сегодня мы стали невольными участниками битвы и под колесами нашего автомобиля погибло много людей, но нереальность всего происходящего и шок смягчали ощущения вины от совершенных нами убийств. Да и на фоне сегодняшней битвы, наши «минус тридцать шесть» были лишь песчинкой в море. Оправдывая себя тем, что мы просто пытались выжить, я более–менее успокоил себя. Но понять и принять в полной мере, что же вообще с нами произошло, мне не удалось.
Вернулся Толик, держа в руках минералку и бутылку водки — чудом не разбившуюся после нашей 'поездки'. Мы без слов поняли друг друга. Выпить сейчас было просто необходимо, и я позвал Лешу и Андрея. Толик налил каждому по полному пластиковому стаканчику.
— Андрей, ты это… Спасибо, — сказал Толик, положив руку ему плечо. Хотя каждый из нас брал всю ответственность за произошедшее в равной степени на себя, но все же, Андрей был за рулем автомобиля, и, наверное, сейчас ему было тяжелее всего. Хотя думаю, окажись на его месте любой из нас, то он сделал бы для остальных то же самое.
— Да, Андрей, спасибо, если бы не ты… — сказал я, хотя и без слов было понятно, как мы все благодарны Андрею.
Он посмотрел каждому из нас в глаза. В этот момент, мне казалось, что ни одна сила в мире не сможет разорвать нашу дружбу. После таких моментов, что‑то меняется в сплоченной группе людей, делая ее монолитной. Как будто невидимые нити связывают в едино не только дружбу, делая ее еще крепче, но и частички наших душ, делая нас практически кровными братьями.
— За Барсика, за Снежного Барса! — сказал Андрей, отдавая дань уважения не только машине стоящей рядом, но и всем тем, кто приложил руку для ее создания.
Мы стукнулись стаканчиками и выпили. За этим занятием нас и застала группа из двадцати рыцарей в позолоченных доспехах. На прекрасных породистых вороных скакунах они приблизились к нам и остановились напротив. Кони, еще не успев остыть от прошедшей погони, фыркали и били копытами оземь.
Закрытые забрала шлемов скрывали лица воинов. На груди у каждого поверх доспехов был изображен клинок, вокруг которого обвивались красивые цветы, похожие на розы. У каждого из воинов на левом боку был меч в ножнах, а на правом был закреплен кинжал. Из‑под доспехов выглядывала кольчуга, которая доходила до середины бедра, а латы, защищающие ноги, были украшены замысловатым орнаментом. У каждого из всадников шлем был украшен пышным плюмажем из крашенного в красный цвет длинного конского волоса. Вперед выехал рыцарь в самых богато декорированных доспехах — видно, командир. Кроме плюмажа, его шлем был инкрустирован драгоценными камнями, ярко переливающимися в лучах солнца.
Помедлив немного, явно выдерживая 'театральную' паузу, а может разглядывая нас, он открыл забрало, и произнес:
— Кырым хао тар нео, кос рона эхо.
Я внимательно всматривался в лицо, в общем‑то, молодого воина. Ничем особенным оно не выделялось, может, был немного смуглее нас. Немного сбивало то, что я ожидал увидеть сурового, заросшего щетиной мужика, а тут оказался парень. Водка несколько сбавила напряжение, державшее нас после получасового марафона, поэтому я спокойно произнес, стараясь сохранить серьезное выражение лица:
— Леха, ты же в сервисном центре работаешь. Привык уже, что все инструкции на китайском, так что это твой клиент, переводи, а то я его не понимаю, — протянул я, пытаясь придумать, как нам объясниться с прибывшими людьми. Так и хотелось поднять правую руку и сказать 'Хао', хотя это были и не индейцы.