Лучшие уходят первыми

Марина была высокой тонкой женщиной, узколицей и узкоглазой, как типажи Модильяни. От нее исходило ощущение удивительной хрупкости, слабости и нежности. Любому мужчине при виде Марины хотелось немедленнно схватить ее в объятия и защитить от всего мира. У нее было слабое сердце. Когда муж в чем-нибудь с ней не соглашался, у Марины начинался сердечный припадок. Она никогда не кричала и не скандалила, а просто ложилась на кушетку, бледнела и закрывала глаза. И Коля бросался дрожащей рукой капать в рюмку валокордин. Он очень любил Марину.
Несмотря на деловую хватку, Марина была женщиной романтичной и мечтательной, ей нравилось окутывать себя флером тайны, недосказанности и декадентской готики. Она любила себя в черном, увлекалась серебряными украшениями в стиле ретро, а кроме того, у нее была целая коллекция шляп с полями… Ее приятельницы взахлеб сплетничали о ее бурных романах на стороне. Поддерживая репутацию женщины-вамп, Марина могла подняться в середине дамского междусобойчика и заявить, что ей пора, ее ожидают в другом месте… «Где? Кто?» – естественно возникали вопросы, но Марина только улыбалась загадочно, заламывала бровь и притворно смущалась…
Самым удивительным было то, что на самом деле Марина хранила верность своему Башкирцеву. Во всяком случае, до недавнего времени. Из гостей отправлялась по лавкам или прямиком домой. Башкирцев, в отличие от жены, целомудрием не отличался. Но так как Марина об этом не догадывалась, то и проблем не возникало.
– Саша! – вдруг закричал Шлычкин, вскакивая со стула. – Санечка!
 
Глава 7
 
Девица Окулова
 
Я отлично выспалась и проснулась с чувством праздника. Ура! Целых два дня свободы впереди! В открытое окно тянуло свежестью. Автомобильное движение на улице по случаю выходных было перекрыто, и тишина стояла просто оглушительная. Эхо шагов немногочисленных прохожих шелестело в стенах домов. Вставать мне не хотелось. Валяться в постели тоже – жалко было терять время. Тут взгляд мой упал на крошечный будильник, и я ахнула – почти двенадцать! Бухгалтерия, деньги! Я вскочила – Савелий сказал, что сегодня они до двух. Потом – на пляж! Я представила себе сверкающую на солнце ленивую реку, горячий песок, людской гомон, в который вплетались отчетливый визг детей, шлепанье ладоней по мячу и хлюпанье волн о берег. А также запах горелого мяса и дыма – по всему пляжу жарили шашлыки.
«Эх, хорошо-то как!» – подумала я, потягиваясь, и скомандовала сама себе:
– Подъем!
Душ, божественный запах кофе, божественный вкус копченой колбасы и черного хлеба – все сегодня было просто замечательно! Даже Люськин по-прежнему молчащий телефон не мог омрачить моего настроения. Так, тучка набежала и тут же рассеялась.
Я достала из шкафа белые шифоновые брюки, страшно дорогие, купленные зимой по глупости и недомыслию. Рассмотрев покупку дома, я поняла, что никогда в жизни это не надену. Брюки были полупрозрачные, широченные, в мелкий серый цветочек. Красота неописуемая – вещь первой необходимости в каком-нибудь Карибском бассейне, на миллионерской яхте, но в наших широтах бесполезная. Да и топа к ним у меня не было. То есть этого добра валом, но в паре с аристократичными брюками они выглядели просто шавками. Пока я стояла под душем, мне пришло в голову соединить брюки с длинной мужской рубашкой, тоже полупрозрачной (какой дурак мужского пола напялил бы ее на себя?), купленной по случаю на распродаже в бутичке на Чехова, и застегнуть ее только на одну пуговицу на уровне груди. Это была потрясающая мысль! Полупрозрачные летящие брюки, полупрозрачная летящая рубашка, красная соломенная шляпа… Отпад!
Из зеркала на меня смотрела незнакомка в прекрасной одежде и золотых сандалиях. В красной шляпе и узких очках с розовыми стеклами. С походной холщовой торбой через плечо. Сунув в торбу полотенце и купальник, я весело сбежала вниз по лестнице.
Я не шла, а летела по улице, упиваясь взглядами прохожих. «Счастье сидело в ней пушистым котенком», – сказал один писатель про свою героиню. То, что сидело во мне, было не котенком, а здоровеным котищем, который громко мурлыкал.
Облом! Бухгалтерия издательства была закрыта. Равно как и само издательство. Не иначе как дунули на пляж по случаю прекрасного солнечного дня. Я на миг растерялась – стояла и дергала дверь. Но увы! Она оставалась незыблема. Но даже это не испортило мне праздника. Дернув дверь еще раз и даже лягнув ее напоследок, я побежала на пляж. Опять увы – день, видимо, не задался с самого начала. Вдруг потемнело, налетел шквальный ветер, и небо расколол мощный электрический разряд. Прямо у меня над ухом рявкнул гром, и начался потоп. Я взвизгнула и помчалась под козырек ближайшего подъезда…
Домой я добиралась пешком – как назло, не попалось ни одного такси! Мои брюки и рубаха были хоть выжимай, кроме того, оказалось, что они стали прозрачными – судя по восторженным воплям из окон проезжающих машин.
Короче говоря, на пляж я попала только в воскресенье. К счастью, денек опять выдался на славу, а мой пляжный костюм почти не пострадал – только брюки стали немного короче и рубаха чуть поуже. Рассмотрев себя в зеркале, я решила, что так даже… гм… интереснее.
Пляж напоминал раскаленную сковородку. Пляжники валили потоком, как боевые муравьи. Я с трудом нашла свободное местечко и расстелила на горячем песке полотенце. Намазалась кремом для загара, улеглась и закрыла глаза. Лучи горячего солнца прикоснулись ко мне как… как… «руки любовника», сказала бы Кэтлин О’Брайен. Я вспомнила Юру Шлычкина и вздохнула. Потом мне пришло в голову, что я ничего толком о нем не знаю. Женат ли, есть ли дети, собаки, дом. Женат, несомненно. Они все женаты! Я почувствовала обиду. Героини романов, которые я переводила, стремились узнать о своих любовниках все и даже нанимали частных детективов.
Я попыталась представить себе Шлычкина в домашнем интерьере. Интересно, какая у него жена? Какие бывают жены у банкиров? Красотка, намного моложе Юрки, не работает. Ведет гламурную жизнь за спиной мужа-банкира. Воспитывает детей. Нет, с детьми сидит бонна. Бонна? У Шлычкина? Домработница в лучшем случае. А где он живет? В собственном коттедже? За городом или, наоборот, в центре, в престижном районе для нуворишей, занимая весь этаж? А какая у него машина? «Мерседес» последней модели? На мой вкус, тяжеловата. Мне больше нравится красный спортивный «Феррари» Майкла Винчестера. Но вряд ли Шлычкин потянет «Феррари», хоть и банкир. Банкиры тоже разные бывают. Значит, все-таки «Мерс».
Под эти неторопливые мысли я задремала.
Пробуждение было ужасно! На мой живот вылился поток ледяной воды, и я в ужасе подскочила. Девочка лет трех с пустым ведерком стояла рядом, с любопытством глядя на меня и улыбаясь во весь рот. У нее были кривые ножки, желтые трусики и нежное мягкое тельце. Я, всхлипывая, хватала воздух – струя пришлась под дых – и постепенно приходила в себя.
– Ты кто? – спросила я наконец.
Девчушка засмеялась, повернулась и побежала на своих кривых ножках к речке. Зачерпнув воды, она резво, насколько позволяло полное ведро, двинулась назад – прямиком ко мне. На середине пути она тяжело плюхнулась на попку, ведро опрокинулось, и вода вылилась на песок. Девчушка проворно встала на четвереньки, поднялась, схватила пустое ведро и снова побежала к реке. Во всех ее движениях была такая целеустремленность, что я почувствовала что-то вроде белой зависти.
Часы показывали два. Народу вокруг была тьма-тьмущая. Солнце жарило в полный накал. Хотелось пить. Я, кажется, обгорела. Из-за крема ничего не видно, но кожу пощипывает. «Полцарства за пиво!» – подумала я, чувствуя вкус холодного напитка во рту. Я оглянулась по сторонам – ящики с пивом, прикрытые клеенкой, стояли на солнцепеке у палаток. Холодное подают в ресторанчике «Бриз», но туда не протолкаться. Я перевела взгляд на реку – она искрилась на солнце. Знакомая девчушка с полным ведром, покачиваясь, шла ко мне. Вода в реке еще холодная, даже ледяная, судя по потоку, вылившемуся на меня десять минут назад. Значит – домой! По дороге можно заскочить на рынок за клубникой. И за сметаной – «бабской», как называла фермерский продукт Людмила. Интересно, куда она исчезла?