Иван Мореход (СИ)
Лысак Сергей Васильевич
Иван Мореход
Пролог
Степан прохаживался по двору и ждал. Из горницы, где рожала жена, бабы его выперли, а сидеть одному в четырех стенах особого желания не было. Вот и бродил по двору Степан, изредка перекидываясь фразами со знакомыми по ту сторону плетня, а про себя возносил молитвы Господу, чтобы не оставил без внимания православную душу. И ожидал с нетерпением того мига, когда все решится...
Честно говоря, к молитвам у Степана отношение было своеобразное. Он вспоминал о боге только тогда, когда припекало. Но припекало не так уж редко, походы к турецким и черкесским берегам весьма тому способствовали. И ведь помогал Господь! В скольких боях побывал казак Степан Платов, но всегда возвращался не только живым и здоровым (синяки и легкие поверхностные раны не в счет), но и с хорошей добычей. В другое же время религиозные чувства Степана пребывали в дремлющем состоянии, что ни его самого, ни его черноокую красавицу-жену Елизавету, совершенно не беспокоило. Но на то тоже были свои причины. Казачкой Елизаветой его жена стала, лишь пройдя обряд крещения. А прибыла на Дон, глядя на всех исподлобья, и готовая вцепиться в глотку любому чужаку, пленная турчанка Эмине. Четырнадцатилетняя девчонка, доставшаяся Степану после очередного похода. Хоть и посмеивались казаки над его выбором, предрекая полный провал в деле укрощения строптивицы, оказавшей бешеное сопротивление и даже умудрившейся поранить кинжалом Степана. Но он, едва глянув в горевшие яростью черные глаза на прекрасном лице, сразу сказал: "Моя!!!" Ну, раз твоя, значит твоя. Хочешь и дальше драться с этой дикой кошкой - забирай.
Но до драк не дошло. Хоть Эмине и дичилась поначалу, поглядывая с опаской на недавних врагов, но к Степану привязалась быстро. Может быть потому, что не стал молодой казак вести себя, как дикий варвар (о чем она наслушалась в свое время), сходу овладев лакомой добычей, а повел себя с ней на первых порах, как любящий старший брат с малой сестренкой - ведь он был на тринадцать годков ее старше. И оттаяла басурманка, посмотрев совсем по-другому на своего пленителя. Тем более, что положение единственной жены вольного и богатого казака не шло ни в какое сравнение с тем, что ее - девушку из бедной семьи, ожидало на родине. Что ей сразу по прибытию и объяснили другие казачки - по большей части сами недавние турецкие и черкесские полонянки.
Трудно на первых порах им пришлось, начиная от сложности в общении, и заканчивая непохожестью совершенно разных обычаев. Если Степан худо-бедно еще мог объясняться на турецком, то вот Эмине не знала русского вообще. Родители Степана поначалу были не в восторге от выбора сына, но перечить не стали. В конце концов, на Дону этим никого не удивишь. Многие казаки брали в жены пленных турчанок и черкешенок, и ничего, мир от этого не перевернулся. А поскольку до этого они Степана уже порядком достали своими планами с женитьбой, заявляя, что "давно пора", то он им и ответил в том же духе. Дескать, что хотели, то и получите. Чем вам невеста не по душе? Молода, красива, здорова, по хозяйству расторопна, будущего мужа любит и уважает. Вас, как моих родителей, тоже. Что вам еще надо? Ну а то, что приданого за ней нет, так ведь и тещи тоже нет! А то, что по-русски ни бельмеса, и не молитвы Господу возносит, а намаз совершает, так это не страшно. Приданое - дело наживное, язык выучит, перейдет в православную веру, а там и обвенчаются в церкви, как положено. Не они первые, не они и последние. Родители поохали, повздыхали, но смирились. В конце концов, раз Степан сам эту басурманку выбрал, то пусть сам с ней и возится. Действительно, не он первый, не он и последний. Так и начали жить поживать донской казак Степан Платов с турчанкой Эмине, вскоре ставшей казачкой Елизаветой.
Неожиданно хлопнула входная дверь, и на крыльце появилась его сестра Мария.
- Степка, у тебя сын родился!!! Только...
- Что?!
- Понимаешь... У него уже зубы есть...
Степан метнулся в хату. Елизавета лежала уставшая, и приходила в себя после родов, а повитуха показала ему младенца.
- Все хорошо прошло, Степан, дал Господь вам сына. Но вот такое я впервые вижу, хотя и слыхала, что бывает. Чтобы у новорожденного сразу зубки прорезались... А ну цыть, бабы!!! Никакого знака Антихриста здесь нет! Сердцем чую, добрый казак будет! Как сына-то назовешь?
- Иваном!
Прошло шесть лет...
Иван возвращался домой с удочкой и куканом, на котором болталось несколько рыбешек, и думал, что сказать матери. Опять влип в неприятности. Снова подрались с Прошкой Рябовым, будь он неладен. Все бы ничего, если бы не "боевые потери" в виде разорванной рубахи у Ивана и разбитой морды у Прошки. Поэтому, скрыть не удастся. Прошка, конечно, сволочь еще та, за дело получил, но кто разбираться будет... Тем более, его мать опять жаловаться прибежит... Хорошо, хоть батька сейчас в отъезде, и вернется не раньше, чем через неделю. Мать, правда, все равно высечет, но хоть не так сильно...
Подходя к дому, Иван услышал крики. Ругались его мать и мать Прошки. Ну, все... Вздохнув, и решив, что чему быть - того не миновать, вошел во двор, как неожиданно дверь отворилась, и из нее пулей вылетела прошкина мать, изрыгая проклятия на голову "басурманки и ее выродка". Глянув с ненавистью на Ивана, плюнула и выбежала со двора. Иван очень удивился, такое было впервые. То, что их матери постоянно ругались после драк, к этому он уже привык. Но раньше Евдокия Рябова всегда степенно уходила с видом победителя, а здесь... Войдя в хату, Иван удивился еще больше. За столом сидели мать и незнакомый пожилой казак в богатой одежде, о чем-то разговаривая. Увидев Ивана, замолчали, и незнакомец уставился на него тяжелым внимательным взглядом, от которого у Ивана по спине побежали мурашки.
Как положено, поздоровался, но незнакомец молчал, продолжая буравить его взглядом. Иван тоже молчал, стараясь не усугублять ситуацию, и состроив умильную физиономию. Как знать, а вдруг пронесет?! С чего бы это прошкина мать из хаты выскочила, как будто за ней черти гнались... Наконец, незнакомец нарушил молчание.
- Так вот ты каков, Иван Платов... Наслышан о тебе. Ничего мне о своих подвигах рассказать не хочешь?
- О чем дядько?
- Меня Матвей Колюжный зовут.
- О чем дядько Матвей?
- Ну, например о том, как вы всей ватагой три дня назад сад у Игната Тимофеева обнесли?
- Не было такого, дядько Матвей!!!
- Ну как же не было? Когда Игнат двоих из вас поймал и хворостиной отходил?
- Так меня там не было!
- А пойманные сказывали, что был.
- Врут!!!
- Врут? А поклянешься, что врут?
- Вот те истинный крест, дядько Матвей, что врут!!!
- Ну-ну... Весь... в батьку. Такой же... Ладно, пусть врут. А сегодня что?
- Так я не виноват, дядько Матвей! Прошка сам ко мне пристает, проходу не дает! Все басурманом обзывает. Не любо ему, что я его старшинство не признаю.
- Про то знаю. И даже больше скажу - все ты правильно сделал. С гнильцой хлопец этот Прошка, ох, с гнильцой... Если так и дальше продолжит - плохо кончит. Но я тебя не об этом спросить хочу. Видел я вас на берегу Дона. И видел, как Прошка тебя сначала на землю повалил и рубаху порвал, а вот после ты его как будто мертвецки пьяного отмутузил, да так, что он даже не сопротивлялся толком. А ведь он на голову тебя выше, на три года старше, да и вширь раза в два побольше. Как ты это сделал?