Должники

– Ешь, маленький! Это очень вкусно, попробуй, – и слегка пригнула детскую головку к своей руке. Мальчик заплакал сильнее, пытаясь вывернуться. – Глупенький, это же очень вкусно, смотри, как мама кушает, – лизнула она голубую мякоть.
Удержаться от следующего движения языком было выше человеческих сил, голубика сама проскочила в пустой желудок. Илюша всплеснул ручками и замолк, потрясенный чавкнувшей мамой. А она лихорадочно очищала низкий кустарник, как неопытный вор – квартиру, давила ягоды и кормила сына: куст-рот-ладонь-щекочущие кожу детские губы. Наевшись, малыш ударил по ладони ручонкой, ягодное месиво упало на землю. Тоня осторожно опустила ребенка на мох и дала волю инстинктам.
Это потом можно будет удивляться внезапно накатившей, необъяснимой ярости, неожиданной алчности, неприличным утробным звукам – сейчас она жрала, чтобы жить. Сопли смешивались со слезами, попадая в рот, Тоня не ощущала их вкуса. Сынишка сначала с улыбкой таращился на смешную маму, затем незаметно заснул. Ободрав весь кустарник, она довольно икнула, потом, пошатываясь, точно перебравший мужик, сделала несколько шагов и рухнула на мох рядом с сыном…
Разбудила зудящая атака. Мерзкий гнус норовил забраться в нос, уши, глаза, казалось, насекомые сговорились уничтожить людей, посягнувших на их территорию. Тоня схватила ветку, размахивая ею, как казак шашкой, подняла разомлевшего мальчика и пустилась в бегство, которое в этом случае никак не являлось позорным. Шла долго, отмахиваясь от наглых преследователей, заслоняя собою ребенка, спотыкаясь и оцарапываясь о колючий кустарник. Потом снова увидела ручей, кружевные метки сдуло ветром или им встретился другой источник. Она бережно опустила Илью на траву, с наслаждением погрузилась лицом, горевшим от комариных укусов, в ледяную воду, напилась. Сын подполз к ручью, засмеялся. Поколебавшись, Тоня напоила его из ладони.
Неожиданно поднялся ветер, вдруг разом все потемнело, на лицо упали первые капли дождя. Тонечка подхватила малыша и стала искать дерево, способное заменить им крышу. Илья недовольно заворочался, захныкал. Покачивая сынишку, она блуждала между соснами, бракуя каждую: то сверху негусто, то снизу пусто, даже мха нет. Кругом шумела тайга, уже не пара, а несколько капель упали на лоб. Она расстегнула кофту и прикрыла полой ребенка, стараясь не думать, что может случиться дальше. Внезапно заметила впереди строение, похожее на сарай. Ускорила шаг, не веря своим глазам, и через несколько метров оказалась перед маленьким бревенчатым домом, смахивающим на ведьмину избу, только без курьих ног. В памяти всплыли истории о беглых преступниках, встреча даже с одним из них ничего хорошего не сулила.
Почерневший от времени сруб, закоптелая труба на низкой крыше, плотно прикрытая дверь – то ли жилье лесника, то ли пристанище для разбойника. А может, кого из хороших людей осенила когда-то счастливая мысль поставить в этой глуши избушку для плутавших по тайге неумех. Если последнее предположение верно, то они спасены, потому что спасатели, конечно же, знают об этом и обязательно здесь появятся. Однако, несмотря на усиливающийся дождь, она не спешила открыть дверь: лучше промокнуть, чем напороться на нож. Тишина, никаких признаков жизни. Дым из трубы не шел, что, впрочем, не означало отсутствие человека: летом нет особой нужды протапливать дом. Обошла вокруг, заглянула в окно – темно, только слабо угадывались очертания каких-то предметов. С опаской шагнула на крыльцо, постучала – в ответ ни звука. И тогда Тоня решительно распахнула дверь, крепче прижав к груди сына. «Тихо, маленький, тихо», – шептала она сынишке, настороженно озираясь по сторонам. Это была крохотная каморка, наверное, сени. Справа – метла, пустое ведро и совок, слева – кадка с водой, на стенах – сухие травяные пучки, издающие пряный запах. Глаз привыкал к темноте, и то, что открылось за следующей дверью, просматривалось уже лучше. Они оказались в довольно просторной комнате с тремя окнами. Пара топчанов по разные стены, стол, две табуретки, несколько навесных полок с банками, грубо сколоченный шкаф в углу.
– Добрый вечер, – поздоровалась с опозданием непрошеная гостья. – Можно?
Никто не ответил. Она обошла пустую комнату, потягивая по-собачьи носом. Здесь явно кто-то жил. Нежилое помещение пахнет иначе – пылью, затхлостью, пустотой. Тут же ощущались запахи человека. Такое открытие пришлось не по душе. Тоня присела на топчан и почувствовала, как устала. Смертельно, до боли в гудящих ногах, до безразличия к хозяевам дома, равно как и ко всему на свете. Сейчас она растянется на матрасе, уткнется носом в чужую подушку и проспит, сколько сможет. А проснувшись, будет решать, как быть дальше.
Спустя пять минут Тонечка спала, как убитая, обняв сына. Молодость и крепкое здоровье сделали свое дело – помогли пережить страшные три дня.
…Проснулась внезапно. Так, наверное, просыпается зверь, почуявший вдруг опасность: для детеныша, для себя, для логова, где обитает. Это «логово» было чужим, и теперь здесь ощущалась угроза. Она прислушалась, но кроме сладкого сопения своего ребенка не услышала никаких других звуков – полная тишина, даже дождь перестал стучать по крыше. Тогда откуда этот необъяснимый страх, от которого холодеют руки и, как бешеное, колотится сердце? Антонина открыла глаза.
Прямо над ее лицом нависла чья-то жуткая рожа с торчащей в разные стороны всклокоченной бородой и выпученными глазами. Молодая женщина закричала от ужаса и провалилась в черноту…
 
Глава 4
 
Ноздри щекотали запахи – грибной и свежевыпеченного хлеба, от которых тут же во рту скопилась слюна. Она машинально пошарила рядом левой рукой – пусто. Еще не придя в себя, открыла глаза и вскочила. От резкого движения закружилась голова, Тоня пошатнулась, упала опять на топчан. В первые секунды кроме страха за сына сознание не выдало ничего. Потом в голове постепенно прояснилось, и Антонина все вспомнила. А, вспомнив, в ужасе отпрыгнула от деревянной койки, как от змеи, и заметалась по комнате в поисках своего ребенка. Слабые ноги держали плохо, все вокруг плавало, точно в тумане, но она в панике кружила заведенным волчком, хватаясь за стены. На протянутой веревке сушатся ползунки, с табуретки свисают ее брюки и кофта – Ильи нигде нет. За окном послышался детский смех. Тоня лихорадочно натянула на себя одежду, не задумываясь, кем оказалась раздетой, метнулась в сени, за спиной прогремело опрокинутое ведро, полилась вода. Она пулей вылетела на крыльцо.
Радостно заливаясь смехом и протянув вперед ручки, по земле шагал ее сын. Первый шаг, второй, третий – малыш потерял равновесие и уткнулся носом в какого-то типа, по-хозяйски подхватившего чужого ребенка на руки. Мать разъяренной тигрицей прыгнула вперед и схватила сынишку. Мальчик от неожиданности заплакал.
– Да разве ж так можно, мамаша? – укорил незнакомый мужик. – Вы эдак-то ребенка заикой сделаете.
– А вы не трогайте чужих детей! – огрызнулась она. – И, вообще, кто вы и что здесь делаете?
– «Я – мельник, ворон здешних мест» [4],– ухмыльнулся тип. – А вас-то каким ветром сюда занесло? – Коренастый, загорелый, с ручищами, смахивающими на кувалды, прищуренным насмешливым взглядом и низким хрипловатым голосом – боровик, упрятанный под листвой. При мысли о грибах ее едва не стошнило.
– А где же ваша борода? Ведь это вы меня напугали?
– Сбрил, – он недовольно поморщился и потрогал гладко выбритый подбородок. – Теперь точно голым чувствую себя с непривычки. А вы, наверное, заблудились?
– Грибы собирала.
– Давно?
– Что давно?
– По грибы давно ходить приохотились?
– Нет.
– Понятно, – кивнул он, – для новичка заблудиться – обычное дело. Но потеряться в тайге – очень опасно. Вам невероятно повезло, что вы набрели на мою избушку. Как же муж-то вас одну отпустил, да еще с ребенком? Не любит, что ль?
– Не ваше дело! – отрезала жена летчика. – Я мужа по каждому чиху не беспокою, сама умею принимать решения.