Наследие белых богов
Грохот тем временем приближался всё ближе и ближе. Не зная, что делать, я заметался по поляне. И тут до меня дошло, что по тайге движется мощная волна воды.
«Откуда она взялась? – мелькнуло в сознании. – Уж не из-под земли ли? Неужели это апокалипсис? Что бы ни было, надо спасаться».
Я бросился к ближайшему дереву. Когда взобрался до середины, почувствовал, как под напором неведомо откуда взявшейся воды оно стало раскачиваться. До моего слуха донёсся грохот падающих в воду сухостоев и завывание ветра. Волна, снося на своём пути старые деревья, понеслась куда-то вниз. Шум от её движения стал мало-помалу стихать, и я, наконец, огляделся. Внизу, в метре от меня плескалась тёмная масса воды. Хоть я и не видел, но чувствовал, что вокруг меня самое настоящее море. Холодное, мёртвое и безжалостное.
«Сколько же зверя погибло сегодня ночью? Особенно медведей. Они утонули в своих берлогах во сне, как малые дети. Интересно, когда вода схлынет? Или, наконец, замёрзнет? – думал я, цепляясь за ветки. – Температура не меньше минус десяти!, и в такой холод – потоп! Как подобное могло произойти?»
Когда волнение улеглось, я почувствовал, что замерзаю. Голые кисти рук на морозе перестали повиноваться. Я обхватил ствол лиственницы руками и стал ждать, когда совсем окоченею.
«Может, свалиться вниз и утонуть, чем вот так сидеть и ждать своей смерти на дереве?» – думал я в тот момент.
И вдруг, неизвестно откуда, опять раздался издевательский голос дедушки:
– Ты зачем посреди ночи на дерево залез, дурень?
– Как зачем, ты что – не знаешь, что происходит? – буркнул я. – Смотри, чтобы тебя волной не накрыло. В тайге потоп, скоро его волна дойдёт до озера.
– Каких только я идиотов на своём веку не видел, но такого, как ты, встретил впервые. Какая волна, какой потоп? Оглянись по сторонам, придурок! Подумай своей тупой башкой, откуда воде взяться на такой высоте? – раздался опять голос Чердынцева.
Я невольно взглянул вниз и ахнул: всё было по-прежнему. На поляне догорал мой костёр. Рядом с ним, как ни в чём не бывало, лежали оленьи шкуры, поодаль стояла моя нарта... Никаких признаков потопа! Не веря своим глазам, я стал спускаться с лиственницы.
– Поторопись, балбес, а то без рук останешься, – напутствовал меня голос старика. – Давай скорее к костру, обезьянин.
– Кто-кто? – переспросил я дедулю.
– Кто? Сибирский представитель приматов, который страдает манией: по ночам скакать по лиственницам. Ты же деградант, от подобных, того и гляди, новый вид обезьяны появится – эректус сибирикус.
И я услышал весёлый смех таёжного отшельника.
Стоя у костра, я грел свои одеревеневшие пальцы и никак не мог понять, что произошло. Ещё недавно вся тайга была залита непонятно откуда взявшейся водой, но, оказывается, ничего подобного не было!
«Я что, всё это увидел во сне? Во сне я забрался и на дерево? Получается – я самый настоящий лунатик! И псих, и лунатик одновременно. Час от часу не легче!»
– А ты что, в себе сомневаешься? – услышал я снова голос Чердынцева. – Зря! Таких, как ты, чокнутых, ещё поискать: почти по голому стволу аж до самой макушки! Среди лунатиков ты просто чемпион! Любо-дорого посмотреть!
– А ты что, меня видел на макушке?
– А как же! Кто тебя разбудил? Если б не я, ты бы обморозился и грохнулся головой вниз под фанфары.
– Спасибо! – буркнул я, подкидывая дрова в кострище. – Я-то, грешным делом, подумал, что ты моей смерти хочешь.
– Смерти? – раздался удивлённый голос. – Легко хочешь отделаться, придурок. Если лапки протянешь, кто развлекать меня будет? С тобой ведь не соскучишься, что-нибудь да отчебучишь. Я на твои опорки не могу налюбоваться. Что самое интересное – они у тебя оказались тёплыми. Я представляю, какую ты себе одежонку справишь! Со смеху помру! Мне интересно, штаны себе ты сошьёшь мехом наружу или вовнутрь? Если мехом вовнутрь, то смотри, чтобы у тебя цыплята по дороге между ног не вывелись. Ха-ха-ха! – опять раздался смех дедули.
– Ну и шутки у тебя, – проворчал я, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. – Ты ведь хамишь.
– Хамлю? Ну и что! Кто меня здесь слышит? Только ты да лес.
– Не буду я шить штаны из шкуры, так что не веселись заранее. Сошью я себе добротные бакари [21], а на плечи – обычную кырняжку. Камусов у меня на них хватит.
– А лыжи из чего будешь клеить? На голицах по нашей тайге не пробиться.
– Я ещё добуду зверей, на этот раз пару лосей. И тогда у меня всё сложится.
– Нет, ты неисправим! – заметил голос из ниоткуда. – Что же с тобой делать? Может, тебе ноги назад повернуть, чтобы по тайге тебя не носило.
– Как это? – удивился я. – Что значит назад?
– Это значит, что пятки у тебя будут впереди, а пальцы со стопой сзади.
– Это не я спятил, а ты, уважаемый, – обратился я к голосу. – Лосей здесь вокруг тысячи, и никто на них не охотится. Мне же для дела нужны их камусы, а не для баловства, и мясо я не брошу. Так же, как оленину, вывезу и тебе оставлю.
– Мне не нужно твоих подачек, чирей вонючий! Мне надо, чтобы ты никого здесь не трогал. Ты же не охотник, а убивец. Матёрый живодёр! Мало ему трёх оленей, лосей захотелось. Нет, я тебе «метёлки» назад повыверну.
– А как ты мне прикажешь домой топать? На животе по-пластунски, как Маресьев? Или спиной вперёд?
– Не спиной, а задницей, называй вещи своими именами, нежить.
– Я у тебя ещё и нежить, а ты, значит, ангел во плоти. Я без одежды, без пищи, без крыши над головой, и меня тебе не жаль. Ладно бы оставил в покое, так нет же! Хочешь, чтобы я задом наперёд стал ходить. Тебе, видите ли, мало! Где справедливость?
– Ишь ты! – прошамкал дедуля. – Справедливость ему подавай! А ты по справедливости, где прёшься, там вокруг тебя смерть?
– Я же не от жира, просто деться некуда. Неужели трудно понять?
– Дурней я понимать не намерен, но где-то ты меня убедил. Ещё раз сходишь на охоту – и отбой. Иначе я своё слово сдержу.
– Вот спасибо! – вздохнул я. – Оказывается, ты с пониманием.
– Без понимания, просто тебе удалось меня разжалобить. Давай отогревайся и назад. Тёплой погоды осталось на три дня, потом я её отпущу. Морозы ударят под пятьдесят.
И голос старика растаял.
«Так вот почему стоит погодная благодать! – невольно проникся я уважением к Чердынцеву. – Оказывается, тёплые дни – это его заслуга, а я-то ломал голову! Что ж, спасибо! Выходит, в глубине души ты, дедуля, добряк. А я-то думал, что судьба свела с осатанелым психом».
От подобных мыслей у меня поднялось настроение и, подложив дрова в костёр, я снова залез под тёплую оленью шкуру. Перед рассветом я загрузил свою нарту и двинулся по своему следу назад к озеру. Интуитивно я стал догадываться, что мои страхи относительно расстройства психики напрасны. Что дело тут не во мне, а в бывшем хранителе.
«А может он и не бывший? – пришло мне в голову. – С чего я взял, что старика списали? Из-за того, что он стал вести со мною какую-то игру. Вопрос – какую»?
От внезапной догадки я даже остановился. Сплошные открытия, одно за другим! Я уселся на нарту и стал думать.
«Судя по тому, что он вовремя стащил меня с дерева и внял моим доводам, старик вполне вменяем. Но тогда зачем ему разыгрывать роль психопата? Понять бы, что за этим стоит. Проверяет меня на вшивость? Похоже, что так, но уж очень жёстко. Впрочем, не мне судить, – поднялся я на ноги. – Надо заниматься своими делами и ждать. Старик обязательно себя раскроет, главное – не расслабляться».
И я снова потянул гружёную нарту по направлению к озеру.
До дома я добрался только под утро. Хорошо поев и три часа поспав, я снова отправился на свою поляну. Надо было торопиться: если не успеть к наступлению морозов, всё могло осложниться. Без тёплой одежды в тайгу не выйдешь, так что главное сейчас для меня – решить вопрос с обмундированием, а лыжи подождут. К тому же, их ещё надо выстругать и загнуть, и на это уйдёт уйма времени. Раздумывая над предстоящей работой, предельно уставший и голодный, я, наконец, добрался до места охоты. Наскоро приготовив ужин, я с головой забрался под оттаявшую, на огне оленью шкуру и закрыл глаза.