Все тайны Алисы

Она не слышала, что говорил Мерзавцев — обдумывала новый сюжет. Мерзавцева ей удалось «выключить», и он шевелил губами, как диктор новостей, когда в телевизоре вырубают звук.
— Вот такие дела, Алиса… — удалось еще услышать ей, когда она вернулась на грешную землю с не менее грешных небес.
— Простите, — сказала Алиса. — Вы ничего не путаете? Сары Мидленд нет… Есть я, Алиса Павлищева. Какие могут быть встречи с читателями?
Секунду назад добродушные глазки Мерзавцева сверкнули злым огнем.
— А-ли-са! Как вы не понимаете? Если люди узнают, что наших писателей нет, книги не станут больше покупать, нам придется платить неустойку… Да что говорить! Мы просто закроемся, и вы перестанете получать гонорары… На что вы будете жить? Мы-то найдем, как заработать денег, а вот вам будет трудно!
Вопрос «на что я буду жить» Алису сейчас не занимал. Ее словно ударили током, и она не могла прийти в себя.
— Хорошо, — снова заговорила Алиса. — Если надо кого-то предъявить вашей публике, почему надо предъявлять заезжую иностранку? Предъявите публике Елизавету, Ольгу, меня, наконец! Раз уж, как вы говорите, на нас наезжает пресса, может быть, пора начать играть честно? Когда я пришла сюда, вы обещали, что я только три года проработаю под чужим именем, а потом вы мне поможете!
Мерзавцев сидел задумавшись, постукивая карандашиком по столу.
— Как вам объяснить, Алиса? Ваши идеи очень оригинальны… Но у вас нетипичное лицо. Надеюсь, с этим вы спорить не будете. Мы заинтересованы в том, чтобы книги раскупались. Представьте себе — идет женщина с базара, в руках тяжелая авоська, она очень хочет почитать что-то на ночь. Остановившись у прилавка, задумчиво смотрит на книги — и видит там ваше лицо… Или, упаси господи, лицо вашей подруги Елизаветы. Что она испытывает при этом, как вы думаете?
Алиса вспомнила вальяжную Авдотью Зырянскую и подумала, что, если это мясистое лицо с маленькими глазками, заплывшими жиром, и отвратительными бульдожьими щеками находят привлекательнее их физиономий, дело плохо!
— Глубочайшее отвращение, — вздохнув, заметила она. — Их просто тошнить начнет от наших уродливых лиц!
— Дело не в красоте, — не заметил иронии Алисиного высказывания Мерзавцев. — Просто эти женщины хотят увидеть автора, похожего на себя… «Если она смогла такое закрутить, то и мне по силам», — думают они и покупают книжки. Вы для них, простите великодушно, представительницы того самого класса, к которому они привыкли относиться с предубеждением. Интеллигенция…
Алиса продолжала молчать. В голове было полно мыслей, только вот высказать она их не могла — дедуля не одобрил бы такого потока нецензурщины.
— Александр Валерианович, — наконец промолвила Алиса. — Может быть, вы тогда сами займетесь Сарой Мидленд? Мне надо писать, и еще — скопилось много дел… К тому же мне ее нечем кормить. У меня в связи с дедовым отсутствием одна геркулесовая крупа! Это у нас дед — личность хозяйственная, а я совершенно не приспособлена к реальности! Не стану же я мучить несчастную «писательницу» своей быстрорастворимой овсянкой!
Напрасно она иронизировала. Мерзавцев к Алисиным упражнениям в остроумии отнесся совершенно спокойно, он сказал:
— Ничего страшного, Алиса, сейчас я позвоню Надежде Ивановне, она выдаст вам аванс, и можете отправляться домой. Наша гостья прибывает послезавтра, и вам надо приготовиться к ее приезду…
— Хоть какие-то плюсы есть в ее приезде! — сказала Алиса. — Аванс наконец-то дадите… Правда, насчет «тягот простых русских»… Может, не надо мне особенно готовиться? Деньги лишними не бывают. Да и сможет ли чувствительная англичанка вынести достойно эти самые «тяготы»? Или эта англичанка — из Ершовки?
— Почему из Ершовки? — нахмурился Мерзавцев.
— Не знаю, — беспечно улыбнулась Алиса. — Вам лучше знать, почему у нас все секретарши, менеджеры и прочий обслуживающий персонал — из Ершовки. Может быть, в нашем городе не дают такого хорошего образования, как в Ершовке. Или у вас что-то связано с этим поселком…
Мерзавцев насупился. «Что-то ты слишком осмелела, Алиса, — испугалась она. — Нельзя напоминать человеку про тайные пороки — сколько раз тебя учил этому дедуля?»
— Мне ее встречать в аэропорту? — спросила она, чтобы загладить собственную невоспитанность.
— Нет, нет… Я же сказал: госпожа Мидленд хочет жить как мы с вами. Она прибудет на автовокзал…
— Из Ершовки, — снова не удержалась Алиса и прикусила язык. Что это с ней сегодня?
Мерзавцев ничего не ответил, только окинул ее долгим, выразительным взглядом, демонстрирующим безграничную усталость от таких вот невоспитанных девиц, как Алиса Павлищева. Хотя, на Алисин взгляд, ему повезло. Если бы читающая публика возымела желание увидеть Авдотью Зырянскую, пришлось бы бедному Мерзавцеву иметь дело с Елизаветой!
Алиса поднялась с кресла. Обсуждать, почему госпожа Мидленд хочет пожить ее жизнью, было занятием явно глупым — она же «пишет» эти книжки. А Мерзавцев… Сколько Алиса себя помнила, никому еще никогда не удавалось выжать из него что-либо путное, кроме общих, ничего не объясняющих фраз. Поэтому она встала и направилась к выходу. Но Мерзавцев внезапно остановил ее в дверях:
— Да, Алиса… Если будет нужна помощь, не стесняйтесь… Как тяжело живет наша творческая интеллигенция, я прекрасно знаю. Мы можем увеличить вашу ставку. На триста рублей. Кажется, давно пора это сделать! Так что зайдите к Надежде Ивановне. Я сейчас ей позвоню, она во всем разберется.
Его глаза были невинны, как у ребенка, не понимающего, почему во взоре матери, поймавшей его за «нехорошим занятием», такое сердитое лицо.
Может быть, Мерзавцев и в самом деле ничего не понимал?
* * *
В предбаннике перед заветной дверью Надежды Ивановны томились в ожидании авансов «сеятели». «Сеятелями» их обозвала Елизавета, относящаяся к коллегам с легкой долей иронии.
— Вы к Надежде Ивановне? — спросила Алису секретарша.
Секретарш вывозили с исторической родины Надежды Ивановны, то есть из села Ершовка, поэтому девицы были все как на подбор «прекрасные пейзанки» с вытекающими последствиями в виде округлых щек, плавных и пышных форм и наивных, радостных взглядов. Впрочем, и сама Надежда Ивановна, заодно обучающаяся в вечернем техникуме сантехнической направленности, начинала с секретарши. Секретарши, в отличие от писательской братии, быстро повышались в должностях, поэтому менялись с такой стремительной быстротой. Ромик мечтал как-нибудь съездить в эту Ершовку и выяснить, сколько там осталось девиц, не переехавших в наш город.
— Да, — кивнула Алиса.
— Представьтесь, пожалуйста…
— Алиса Павлищева, — механически отрапортовала она.
Девица исчезла за «двести первой» дверью и через несколько минут вернулась:
— Проходите.
— Опять без очереди, — возмутилась Ираида Васильевна, пишущая бесконечные нравоучительные детские сказания.
— Я по делу, — поспешила оправдаться Алиса. — Меня Матвеев прислал…
— Меня тоже, — отпарировала Ираида Васильевна, буравя Алису недобрыми глазами из-под кустистых бровей.
Алиса терпеть не могла быть невежливой. Но когда в очереди торчит пять человек и трое из них — поэты, которые уже смотрят на тебя жадными глазами, собираясь немедленно приступить к громкому прочтению своих новых шедевров, приходится хамить. Залившись краской, Алиса шагнула к двери и открыла ее.
Надежда Ивановна красила ногти на левой руке и была так поглощена этим занятием, что не сразу отреагировала на Алисино вторжение. Наконец, она подняла глаза и с чувством легкой досады отложила свое занятие, отчего Алисе стало совсем не по себе. «Кажется, я родилась только затем, чтобы мешать людям заниматься своими делами! Надо же быть такой несуразной!» — подумала она.
— Александр Валерианович, — робко сказала Алиса, предварительно откашлявшись, — просил выдать мне…
— Да, я знаю, — важно ответствовала Надежда Ивановна.
Во взгляде ее снова появились чувство отеческой снисходительности и легкого превосходства, которые всегда появлялись на ее узком челе, стоило только появиться перед ее очами представителю писательской братии. Видимо, Надежда Ивановна успела четко усвоить преподававшийся в общеобразовательной школе урок, который говорил, что все писатели являются непонятной никому «надстройкой», в то время как сама она счастливым образом успела примкнуть к «базису».