Молох (СИ)
— Скоро выход — прервал наше уединение номер 4. Для воинов не была секретом моя связь с девушкой. Мы, прежде всего, команда, у которой нет и не может быть друг от друга тайн.
Я пытался привстать. Грудь как будто сдавило, выкорчёвывая воздух из лёгких. Боже, что со мной? Рита глядела на меня и улыбалась. Серая пелена окутала меня. Лицо спутницы в миг перекосилось. Волосатая рука направлялась ко мне, сжала крепче, потянув наверх… К свету.
— Бл*дь! Я думал, ты откинулся уже! — Глыба смотрел на меня в упор.
Вдвоём мы находились всё в том же тоннеле между Мужества и Лесной. В треклятой посудине парили над Стиксом, как Иисус над Галилейским морем. Только что диггер вытащил меня из воды. Выхватил из течения каким-то немыслимым чудом. Я захотел заорать, но в горле встал ком. После чего я потерял сознание и воспоминания более не пришли ко мне.
— Молох, ты жив? — Глыба хлопал меня по щекам, приводя в сознание. Был бы я габаритами поменьше, то он бы меня своим «хлопаньем» окончательно вырубил.
— Вроде бы… Что… — я схватился за голову, вновь пытаясь унять боль. — Что произошло, твою мать?
— Посудину чуть не перевернуло, когда монстр нырнул в воду. Я думал, он вернётся, мысленно простился с жизнью, но тот так и не выплыл. Зато сукин сын сбил мотор: придётся грести вёслами.
— А я где был?
— Считай, что сегодня твой второй день рожденья — солдат похлопал меня по плечу. На Глыбе кстати, как и на мне, не было намордника. Мы и так, по сути, мертвецы, не лучше, чем капитоловские аборигены. — Тебя стало уносить течением, но ремнём зацепило за вон ту штуковину.
Диггер указал на то, что стало вместо мотора да и вообще заднего борта лодки. Металлическая балка торчала словно дерево-урод.
— Вот ещё что: вещи твои не пропали, всё на месте. Пока ты был в отключке…
— Сколько времени? — перебил я.
— Да минут десять. Без тебя я не могу вести лодку один, с течением не справиться. Так вот, винтовку то я перезарядил, но советую пока «штурмовика» взять. Запасных пуль у тебя не осталось. Не знаю, что ждёт нас впереди, так что прибереги патроны.
— Глыба, сколько до выхода из преисподни осталось?
Солдафон стал светить по сторонам, разглядывая стены. Водорослей здесь уже приходилось меньше, зато всё было усыпано мхом. Мох, как присоски на лианах, пульсировал и даже, чёрт подери, светился! Алый удушающий свет. Подобно лампам аварийного освещения (или мифическим радиоактивным грибам), только те были живыми. Я заметил нескольких рыжих тараканов, скрывшихся под водой. Без комментариев.
— Думаю, около двухсот метров — наконец сказал боец. Сталкер, как бы оценил Пашка с Академки. Только вшивой Комнаты здесь отродясь не могло быть.
Через несколько метров новая и последняя напасть настигла нас. Летучие мыши. Удивительно, но те выглядели так, как до Катастрофы, разве что агрессивнее. То и дело отвлекаясь от вёсел, мы с Глыбой палили по тварям, которые никак не хотели сдаваться. Будто мстили за осьминога, за аллигатора, разделавшегося с Градом, за краба с рожей акулы-молота, повинного в смерти Горца. Человека, спавшего нас ценой своей жизни. Лучшие люди уходят первыми. Пули же рикошетили от стен и потолка, размалывая в клочья живой мох со специфическим мерзким пищанием. В полсотни метров до конца Стикса нам уже приходилось орудовать ножом, сцепляя друг с друга мышей. Вёсла унесло в сторону, а нас затянуло в течение. Река стремительно мчала лодку вперёд. Всё закружилось с немыслимой скоростью, затрещало и завизжало. Не хотело отпускать, не хотело прощаться.
— Глыба! — Кричал я, стараясь перекрыть гул мышей, рокот течения и звуки автоматной очереди.
— Ага?!
— Знаешь, почему нас Стикс держит?!
— Ну?!
— Мы не заплатили ему вонючие монеты за переправу!
Глыба захохотал так, что перекрыл все звуки. И вместе с ним в иной реальности близ платформы Кузьмолово ржал номер 3. Какофония разносила голову в клочья. А впереди маячил свет, буквально в нескольких метрах. Гермоворота стремительно закрывались. Там, на другой стороне Стикса. На станции метро Лесная. Уровень воды стал намного меньше. Железный каркас царапал то, что в своё время было рельсами. Две летучих мыши вылетели за ворота, но тут же были разнесены выстрелами. Ещё одну Глыба положил с автомата точно в башку. Ошмётки упали в лодку. Вместе с ними гермоворота захлопнулись, а нас двоих успело выбросить на станцию, пока там, с другой стороны, лодка с грохотом не разбилась вдребезги.
Глава 3. ЗАГАДКА ЛУНАЧАРСКОГО
Белый потрескавшийся потолок. Так, стены не мягкие, значит, я не в психушке. Уже хорошо. Кровать, на которой я очнулся, состояла из картонных ящиков, наполненных доверху всяким тряпьём. Поверх всего этого ноу-хау продырявленный матрас и одеяло. Подушки не было. Значит, я в метро. Пережил форсирование Стик… Ненасытный молоточек боли ударил точно в висок. Да-да, лучше не вспоминать, хотя события последних двух часов забыть, по-моему, невозможно. Второй амнезии мне точно не пережить. Или третьей? Уже сам сбился со счёту.
В комнате, по размерам чуть больше той, в которой проживал давний герой, пусть и вымышленный — Раскольников, я успел лишь разглядеть прислонённый к углу ремингтон, пока не зашёл Антон Сомов. Я узнал его сразу. Удивительно, но удары по башке влияют на мою память лучше, чем что-либо другое. Неужели, Кензо мне собирается лоботомию сделать? Сомов — молодой парень, располагающей к себе умом и внешним видом. Человек, открытый в общении, к тому же умён не по годам. В отличие от того же Карпова, не просиживается под охраной в убежище.
Антон — мэр пограничной станции Лесная. Пограничной в виду того, что бордюрщики, коммунисты и кировские анархисты не считаются с севером Красной ветки, ибо тот отрезан от остального метро рекой. На деле — 4 станции (Девяткино не в счёт) являются самыми безопасными в плане про- и выживания. Вдали от войн. Так и так, Сомов был знаменит и другим: пять лет назад в год своего совершеннолетия (в питерской подземке оно по-спартански начиналось с пятнадцати лет) изобрёл самогонный аппарат.
— Вот, Молох, держи — прочитав последнюю мысль, протянул мне мэр гранёный стакан с серой мутной жидкостью в ней.
Что и следовало ожидать — самогонка, в миг поставившая меня на ноги. Ядрёная, сволочь. Не позабыв о такой универсальной «закуске» как рукав, я втянул ноздрями перемешавшиеся с освинением запахи протухшей рыбы, крови и пороха. Так, уважаемые, пахнет смерть. Не хватает палёной резины.
— Как там Глыба?
Сомов не успел открыть рот, как зашёл диггер собственной персоной. Словно стоял за дверью, подслушивая. Как в дешёвом теле-шоу, когда герои выходят строго по команде, пока им не скажут. Но то мелочи. Конечно, я был рад, что боец остался в живых. Единственный человек, который прошёл мясорубку вместе со мной и увидел геенну. Может, благодаря Глыбе я окончательно не сошёл с ума.
— Здоро́во! — солдат растянулся в улыбке. Такой пугать детей по ночам, рассказывая истории о домовых и буках, засевших в шкафах. Или о крысах в тоннелях.
— Здоровее видали! — мы по-братски обнялись.
Как мне стало известно, при падении мы с Глыбой оба не хило ударились головой и пролежали в отключке четыре с лишним часа. По моей прикидке скоро наступит вечер, так что не стоило здесь особо задерживаться, дабы успеть к отбою на Площадь Ленина. А это как-никак два немалых тоннеля впереди. Ночью меня точно никто к медикам не пропустит. Станция неспокойная, пусть я и приду со стороны Альянса, а не с захваченной Чернышевской. Кто знает? Может, я шёл по путям Гренадёрская — Ботаническая, как раз принадлежавшим москалям? Нет, риск ни к чему — патруль там дай Боже на Ленина.
— Что насчёт Луначарского? — спросил Глыба у Антона.
— Гм. Он был вчера здесь, взволнованный такой, явно спешил. К нему ещё двое прилипли с Калашами. Типа, сопровождающие. Рыла ещё те, скажу я вам. Шли к медикам, но не знаю, с какой целью. Говорил, мол, секретно. Ответы стоит искать на Выборгской.