Молох (СИ)

— Я ничего не понимаю — чувство нереальности происходящего вклинилось в мозг, трахнув его от всей души.
— Молох — Глыба повернул меня к себе, заглядывая прямо в глаза. — Такое могли сделать только грёбаные религиозные фанатики! У меня у самого куча вопросов, но мы срочно должны попасть на Выборгскую. Ради нашей же безопасности. Не мне тебя учить, что первостепенное — жизнь, затем всё остальное. Похоже, это фанатики идут за нами от самой Лесной.
— Так чего мы ждём?! Сам хочу отсюда убраться, пока нас не застали врасплох как вон: этих.
— Загадка Луначарского какая-та — прощебетал вполголоса Глыба понятную только для себя фразу, когда позади нас послышались шаги.
Четверо фигур появились из-за угла с самозарядными карабинами калибра 7, 62 миллиметра. Своеобразный квартет фанатиков был одет в серые туники, скрывавшие лица. Называется: «Здравствуйте, люди, я прилетел с Марса». Через секунду выстрелы посыпались в ту сторону, где только что стояли мы с Глыбой. Пулями изрешетило и так мёртвое тело Луначарского. Всего одна минута длилась бесконечно. Такая пушка, как известно, скорострельная — аккурат за шестьдесят секунд может выплюнуть до сорока пуль. Куда-то отлетела правая рука бывшего губернатора. Оставалось дивиться, как так вышло, ведь конечность была пригвождена, а сейчас вместо неё даже гвоздя не было, только культя и оборванные искрившиеся провода. Всё таки под напряжением кабели. А некоторые до сих пор уверены, что тока в них нет с того момента, как разом «по техническим причинам» остановились все поезда.
Мы стояли за ещё одним ответвлением, которое я успел заметить в самый последний момент. Фанатики нас видеть не могли. Мы с Глыбой долго не ждали. Страх свой я загнал куда подальше. Оставалась холодная решительность, просчёт с отсутствием каких-либо сомнений и эмоций. Или ты, или они — другого не дано. Глыба вынырнул из-за угла как засадный полк на Мамая во время Куликовской битвы — внезапно, агрессивно, не оставляя каких-либо шансов неприятелю. Первого фанатика отбросило на пути под автоматной очередью. Один из врагов, стоявший ближе всего к засаде, направил карабин точно на Глыбу. Но спуск он нажать так и не успел — я накрыл его точно в голову со своей «малышки». Двое других убийц попятились назад. Глыба свистнул мне, указывая на того, который пытался скрыться с правой стороны основного тоннеля, а сам побежал за чудиком, ринувшимся в другую, обратную сторону. Успели, гады.
На некоторое время мне показалось, что я успел добежать до поста КПП на станции Выборгская, но нет — то была покосившаяся постройка прямо посреди тоннеля. Напоминало оазис в пустыне — нелепо и захватывающе. Крысы вполне нормального размера копошились у моих ног. «Сюда бы огнемёт как у Чёрного Санитара», — мечтательно подумал я, после чего, не дожидаясь диггера, пошёл в сторону металлического убежища. На пороге меня остановил выстрел, раздавшийся далеко позади, в той стороне, откуда мы шли. Всё ясно. Либо Глыбу подстрелили, либо он замочил врага. Но времени на раздумья не было.
Ржавая дверь скошена. Оттуда ничего, кроме темноты, не было видно. Я взял фонарь в руку, ремингтон положил за пазуху. В таких замкнутых помещениях не удобно было двигаться с ружьём, вот нож — другое дело. Сердце гулко заколотилось. Моим глазам открылось небольшое помещение, в котором, кроме стола, похоже, ничего не было. На столе продукты, покрывшиеся плесенью и старые друзья — рыжие тараканы. Да уж, вот кто никогда не умрёт, какая бы война ни была затеяна, так это крысы и тараканы. А также обитатели морских глубин, скрывавших в себе веками таких существ, которых наш человеческий разум не в состоянии даже вообразить. Про космос и его запредельность подавно молчу.
Тревожный молоточек не успел предупредить об опасности. Неприятель стоял за спиной. Мне не хватило секунды, чтобы обернуться и одним махом всадить нож в горло врагу. «Как же так вышло», — подумал я, когда что-то тяжёлое легло мне на голову и повалило за собой глубоко-глубоко в бездну.
Тьма рассеивалась. Я пытался на чём-нибудь сконцентрироваться, но не выходило. Образ Риты по обыкновению ускользал. Ясен пень, свои воспоминания я не мог контролировать. Но не в них дело. Вопрос в другом — где я? Через некоторое время я смог различать цвета, объекты, но почему-то видел перед собой лишь галогенную лампочку, висевшую на одном проводе. Лампочка Ильича, стрелять-колотить. Провод торчал из голой стены удушающего белого цвета. Больше я ничего видеть не мог, так как был не в силах повернуть шею. По-моему, меня связали не только по рукам и ногам…
Звук отворяемой двери. Непонятные шорохи. Судя по шагам, один человек. Вот оно — невидимое лицо палача (профи?!), скрывающееся под капюшоном туники. Лампа отсвечивает: не пойму, кто передо мной. Вижу только глаза красного цвета. Тьфу! Наверное, глюки. Надеюсь, по крайней мере. Я хочу крикнуть, пытаюсь изо всех сил, но звуки так и остаются у меня во рту — сучий потрох заклеил рот скотчем.
Холодный металл вонзился в меня. Как пойманная рыбёшка, я стал извиваться на столе. Неужели, конец? Пробило печень: я это чувствовал. Секунду, почему именно печень? А ЧТО ЖЕ ТОГДА НАХОДИТСЯ С ЛЕВОЙ СТОРОНЫ БРЮХА?!
Боль… Боль придаёт агрессию, агрессия меняется смирением, смирение — слабостью и угасанием. Уже после наступает…
Дверь вышибло. На пороге стоял Он, развальцовывая фанатика из автомата.
— Сашка! — кликнули меня по имени. От вопля задрожал стол.
Треклятые верёвки ослабили натиск рук и ног. Затем шея. Затем, выдрав скотч, я смог поймать воздух ртом, но из того потекла кровь. Глыба взял меня на руки. Боже, он жив, а я мёртв. Финальная картина так и застыла в немых глазах — струйка крови, стекающая на серый пол (или небо?), пока диггер бежал со мной по тёмному коридору всё и дальше и дальше.
… уже после наступает на огромной скорости, точно бешеная свинья, поезд.
Схватив Риту за талию, в последний момент я уволок её в сторону от рельс. По началу я ничего не видел и не слышал — фары будто вырвали глаза. Гудок железной машины ударил прямиком в барабанные перепонки. Ошарашенные бойцы бежали к нам. Первый и Второй помогли встать с земли прежде, чем поезд, резко снизив скорость, остановился где-то в пару сотнях метров от нас.
— Молох, ты в-в курсе, что это м-может б-быть? — заикаясь, спросил номер 4. Не от страха, а от удивления. У бойцов до земли дружно отвисли челюсти: ей Богу, выглядело страшнее, чем воочию лицезреть ходячего мертвеца.
Я отрицательно мотнул головой. Впервые в жизни наблюдаю такую чертовщину. Посреди глухой местности, населённой разве что чудовищами да напичканной ловушками, застать движущийся поезд — многого стоит. Как минимум, смотрится психоделично.
Я дал команду следовать обратно в сторону прибывшей посудины. Как будто та специально нас поджидала. С каждым шагом холодок всё больше опутывал меня колючей проволокой. Резал по живому. Внезапно мне стало страшно за солдат, за Риту, то, что я их веду на верную погибель. Прошло несколько минут (а казалось, часов), как поезд оказался прямо перед нами. Точнее, два вагона: головной и пассажирский.
— САПСАН — чуть ли не по буквам прочитал номер 1 надпись на белом вагоне с тонированными окнами.
Аве как — никакой это не поезд-призрак, хоть и выглядело иначе. Из головняка и гостиницы на колёсах никто не выходил и явно не собирался. Твою налево! Я дал команду рассредоточиться: мы с Первым и Вторым обходим пассажирку с правой стороны, Рита с, соответственно, Третьим, Четвёртым и Пятым — с левой.
В вагон, как оказалось, бизнес класса входила именно наша группа. «Патрулируйте головняк», — бросил я второму взводу перед тем, как войти внутрь. Нас встретил длинный проход, уходящий в сторону противоположного окна. Слева и справа — тёмно-синие сиденья. Где-то их не хватало, словно те были вырваны с корнем, где-то из кресел торчали пружины. Так мы дошли до конца пассажирки. Ничего особого, самый обычный…
Звук Калашей (ремингтон был только у меня) разорвал тишину снаружи вагона. Втроём мы пулей выскочили из бизнес класса. Тогда я и увидел Их, существ под два с половиной метра высотой, лишь издалека напоминавших людей. Один раз мне пришлось столкнуться с таким монстром, а именно — веганцем. Я был на Выборгской, когда из ниоткуда прибыло Оно. Вероятно, через недостроенную Гренадёрскую или же Арсенальную: обе станции так и не увиденной нами, «живыми костяшками», Седьмой (Кольцевой) ветки. Как раз шесть пуль пришлось спустить в грудь существу, бережно оставив два последних патрона для его изуродованной макушки.