Молох (СИ)
Никаких снов, воспоминаний. Глыба словно накаркал, хотя был прав — без посторонний помощи вспомнить, что происходило дальше я не смогу. Утром следующего дня ко мне зашёл диггер, передал авоську с продуктами. Дабы не тратить лишнее время, Глыба сам обменял мою гранату на тушёнку, несколько буханок хлеба, маленькую бутылочку воды и сгущёнку. Откуда он взял сгущёнку — ума не приложу. Наверняка, приобретение стоило ему патронов из собственного кармана. Ко всему прочему, сверху лежал охотничий нож, точь-в-точь копия моего утерянного.
Солдат вновь проконсультировал меня по поводу завтрашнего дня. Ровно в полдень я должен быть на Волковской где-то в середине станции. Так как местечко необитаемо, наткнуться на трёх бойцов, думаю, не составит большого труда. Во дела, во сколько же мне надо встать? Часов в шесть, когда генераторы зажгут свет. Времени будет вполне достаточно пройтись по пустынным землям. Или каким там? Нутро подсказывало, что Стикс — цветочки по сравнению с тем, что ждёт меня впереди. На самом деле я готов хоть сейчас двинуться в путь, но раз дали отдохнуть, то почему бы и нет?
— Молох, мне ещё кое-что всучили за пару патронов — улыбнулся Глыба.
Солдат достал стеклянную бутылку с прозрачной жидкостью. В ней спирт, разбавленный с водой. Диггеру стоило немалых усилий обменять такую дуру у медиков на целый магазин к М-16.
— Да ты грёбаный старик Хоттабыч — я не мог сдержать сияющего вида на своей роже.
— А что? Вдруг не увидимся? — подмигнул мне собутыльник.
После спирта потянуло в сон. Я надеялся вернуться в Токсово, но не выходило. Странная штука — мозг, ничего не добавишь. А ведь память — единственный рай (ад?), из которого нас не могут изгнать. Но попасть туда обратно не представлялось возможности.
Ночью я проснулся от дикого сушняка, отпил немного воды из своих запасов и лёг на кушетку. Не уснуть, а вставать рано. Время за полночь. Не знаю, сколько я так пролежал: минуту, пять, десять, час? И тогда мои глаза широко закрылись.
Я смотрел на себя со стороны, от третьего лица. Незабываемое ощущение полёта, словно душа вылетела из тела и парила над землёй. Было темно, но я видел под собой головной вагон Сапсана, заваленный набок. В нём бездыханно лежали мы с Ритой в обнимку, Первый и Второй. Стёкла вылетели, на них кровь. Кровь и на рычаге тормоза, на том месте, где должен был быть номер 5. Но боец как сквозь воду просочился. Я не верил своим глазам. Получалась бессмыслица, ведь ДОЛЖНА быть концовка у этого путешествия. Должны быть живы как минимум я, Рита и номер 1.
Страшная тайна подкралась ко мне исподтишка. Вдруг происходящее — часть другой истории? Или же путь до Девяткино, увиденный мною на Гражданском Проспекте несколько дней назад — плод моего воображения? И на самом деле всё закончилось в этом месте, в это самое время. Выходит, я мёртв, а постъядерное метро — это чистилище.
Послышался вой. Ощущение, будто по внутренностям растеклось 220 вольт. Через минуту вагон Сапсана со всех сторон сцепила в кольцо стая диких волков с брызжущей изо рта кровавой пеной…
— Успокойтесь, это всего лишь дурной сон — передо мной стояла женщина в медхалате.
— Где я?
— Всё там же, на Площади Ленина в лазарете. Я услышала крики и прибежала.
— Да, дурь — стал я приходить в себя, хотя пульс и дыхание зашкаливало. Выбираться из преисподни мне приходилось не в первой. — Сколько сейчас время?
— Без пятнадцати шесть. Вам надо собираться, больной.
Медсестра кокетливо подмигнула, после чего направилась к выходу. Я узнал девушку — именно её мы с Глыбой напугали. Занимательная, однако, метаморфоза. В последующие пару минут я нацепил обмундирование, перевязал кирзачи, захватил фонарик, нож, авоську и самое главное — депешу с паспортом. С ума сойти, как они вообще до сих пор при мне? И не очень то я смахиваю на студня, но что поделать? Не рискует тот, кто не пьёт спирта с… Тьфу ты! Всё переврал!
Наконец-то я вышел из лазарета. Мне было не до того, чтобы разглядывать станцию, потому я старался смотреть себе под ноги. Я надеялся встретить Глыбу, но тщетно. Надежда была и осталась напрасной. Мы не герои романа и не в фильме. Наши пути здесь расходятся. Краем бокового зрения мне попадались армейские палатки, кое-где умудрились выстроить бараки. Освещение на Ленина передавали натриевые газоразрядные лампы, погружая подземную колыбель в каминные оранжевые тона. Когда я подошёл к КПП, часы мило показывали 5:59.
— Проходите, Молох — у меня даже не стали спрашивать документов.
Я положил руку на плечо патрульного, кивнул ему. Перед тем, как войти в тоннель, оглянулся. Нет, Глыбы не было Я снова окинул взглядом всех военмедов и, не говоря ни слова, двинулся навстречу неизвестности. Один и с гордо поднятой головой. Почти как Гай Юлий Цезарь: «Пришёл, увидел, победил».
Километр пути осилил меньше чем за полчаса. В тоннеле везде наличествовало освещение, кое-где висела клочьями колючая проволока. Не удивительно, если та была под напряжением. Недалеко от Чернышевской я умудрился вляпаться в чьи-то разбросанные внутренности. «Нарушитель границы», — подумал я, но кроме апатии зрелище у меня ничего не вызвало. Как ни странно, с постовыми проблем не было. Даже не шмонали. Один из них, анорексик на внешний вид, поглядел разве что на паспорт и депешу, куда-то отошёл, затем вернулся и кивнул, чтоб я проходил дальше. Везде бы так. Вот они, дамы и господа, владения бордюрщиков!
— Не опоздай на инквизицию, брат — не дали мне опомниться.
Мужик, бросивший фразу, скрывался в толпе зевак, оккупировавших ближнюю от меня часть станции. Тысяча чертей, какая нафиг инквизиция?! Ноги сами повели вперёд, в скопление людей. Чернышевская, построенная без каких-либо архитектурных излишеств, пленила. На стенах висели гирлянды ламп, отплясывавших всевозможными цветами, посему невозможным было определить натуральное свечение колыбели. Я пытался вспомнить, какой станция была до прихода сюда москалей, но не смог. Нынче обитель представляла больное зрелище благодаря красным, синим и зелёным оттенкам гранита. Скорее, рай для хиппи, нежели варваров с Восстания. Любопытно, дети-цветы остались в питерской подземке? В первый месяц после Катастрофы пацифисты жили на Кировском, но местные анархисты, разумеется, перебили почти всю касту. Чудом выжившая коммуна отправилась в тоннели, и с тех пор последователей Джа никто не видел.
— Чего тут у вас происходит, да ещё в такую рань? — тем временем я подошёл к краю толпы и окликнул первого попавшегося человека.
— Ведьму сжигаем! — обернулся ко мне старик. — Ты молодой, я бы на твоём месте взял билет в первый ряд.
Я ничего не ответил. То, что сейчас творилось на Чернышевской мне далеко не импонировало, но пытливость взяла вверх. Я танком шёл через людей и уже через минуту находился в центре события, пожалев в конечном счёте, что его повидал. Внутри живого кольца из москалей стояла девушка, привязанная по рукам и ногам к самодельному столбу, подпиравшему потолок станции. Ведьма, как выразился старец, хотя на вид ей и двадцати не дашь, стояла на большой куче, сложенной из клочков бумаги и щепок. Я насчитал с десяток вооружённых до зубов бойцов, сдерживавших толпу. Ещё один с маской палача на морде, видимо, главный у них, держал в руках…
— Перед вами женщина — начал внезапно палач. — Нарушившая границы Царства. Приговор — аутодафе!
— Мой отец… он при смерти! — судя по слезам, хлынувших из глаз, девушка знала понятие последнего слова карателя (или же догадывалась). — Я хотела… Мне надо было к нему попасть!
— Жалкое оправдание! — перешёл Главный на фальцет. — Кому, как ни живому мясу знать, какой монетой ему это обойдётся!
— Убить!!! — крикнули позади меня. Через секунду тупая обезумевшая толпа подхватила клич.
— Пожалуйста, прошу вас — казалось, губы девушки не размыкались. — Будьте людьми, я умоляю. Батенька не выдержит, если узнает, что у него ни кого не осталось.
— В нашем мире выживает сильнейший, деточка — палач оглядел ликующую толпу; на мгновение наши взгляды пересеклись. Я глядел в чёрные глаза, засасывавшие в пучину бездны. Как будто очи заволокла тьма, сделав из инквизитора Дьявола во плоти.