Молох (СИ)

— Дела — не нашёлся я ничего сказать.
— У меня к тебе просьба. Будешь на Академе, передавай пламенный привет Луначарскому. Он у них там губернатор, ты поймёшь. Мы его уже предупредили о тебе.
— Губернатор, говоришь?
— Ага. Ну, должность, равносильная мэру, коменданту, властителю. Да даже генсеку, чёрт возьми. Что интересно, у всех станций Северного Альянса мэры правят, а у одной Академической губернатор. Обособленная вообще станция.
— Может, оно и правильно — задумался я. — С исторической точки зрения. До Катастрофы у нас в Питере были губернаторы, но после развала Союза первым так и так рулил мэр. Кобчак, вроде бы.
— Всё ты знаешь, Молох.
Я улыбнулся. Нутром понимал, что вижу Гражданку и Мишку Вышинского в последний раз. Хорошо, что Карпов со своими советниками не пришёл проститься. Уж кого-кого, а его с чего-то видеть не хотелось. Мы с Вышинским пожали друг другу руки. Перед нами расстелился КПП. Двое охранников открыли ворота, пропуская меня вперёд. На сей раз свет неоновых ламп слепил, но было намного спокойнее. Перед тем, как раствориться в тоннеле, меня как будто током ударило.
— Миша, а как её звали?
К счастью, он понял, о ком я. И крикнул, когда я уже был в не поле его зрения, скрываясь за первым углом железнодорожных путей.
— Рита.
  
Глава 2. СТИКС
 
Переход от Гражданского до Академической прошёл без приключений, разве что малость устал. Не зря этот тоннель считается одним из самых длинных в питерской подземке — около двух с половиной километров. Как раз путь от Лавриков до Девяткино с умиравшей Ритой на руках. Теперь дорога заняла около двадцати минут. Когда-то я слышал легенду, ещё до войны Альянса с Веганом, будто с зоопарка на Горьковской в город сбежали все звери, но один тигр всё таки ушёл в метро. Конечно, с тех пор прошло много времени и утекло немало воды, но тревожное чувство не покидало. На всякий пожарный, я взял ремингтон в одну руку, фонарик в другую.
В полусотне метров от поста КПП на стене двери, ведущей в подсобное помещение, я уловил след крови, тянувшийся внутрь комнаты. Чего меньше всего мне хотелось, так это дёрнуть запачканную тёмно-красным цветом ручку двери на себя. По телу пробежал холодок. Стараясь не сбиваться с темпа, я прибавил ходу и уже через минуту предъявлял депешу двоим дневальным с Академки.
— Ребят, как можно встретиться с Луначарским?
— А он сейчас на Мужества, ступай туда. Если хочешь, можешь оглядеть станцию. Местечко у нас спокойное, красивое. Или по путям отправиться дальше, мы сообщим о тебе на наш второй пост.
— Спасибо. Но я, пожалуй, пройдусь по станции. От рельсов уже тошнит.
Академическая считалась самым безопасным местом всей питерской подземки в виду её удалённости от очагов войны, и по уровню жизни. С севера не досаждали мутанты с Девяткино, ибо станция была под усиленной охраной Гражданского Проспекта и Альянса в целом. Да и вследствие длинного тоннеля монстры сюда просто-напросто не залезали. Здесь же проживали великие гении метро. Луначарский, исходя из вспышек в моей памяти, тоже был человеком науки и видным хозяйственником. Часть жителей (по легенде, как и я) отправлялась на учёбу к мазутам. Кто оставался на Техноложке, кто возвращался обратно и вкладывал все свои силы и ум на процветание обители. Ухоженная, чистая колыбель, сохранившая свой родной оттенок — небесно-сероватый. Такую гамму предавали пол из серого гранита и путевые стены, облицованные белым мрамором. Колонны также сочетались с цветом пола и стен.
Размеренным шагом я двигался вперёд до другого конца станции. Кое-где я чувствовал на себе взгляды детишек, умудрённых старцев, которым больше было в диковину увидеть солдата с оружием наперевес, нежели захудалого ботаника. Уверен, некоторые из них не знали слова «диггер». Торговля на Академке шла меньше, а если она и попадалась, то предлагали в основном книги. Кто бы сомневался? Мой взгляд упал на учебник по ядерной физике. 11-й класс. Вместо сказок на ночь: незавидное детство. Единственное, что удручало, так это дома — точь-в-точь такие же, как у соседей — палатки да картонки. Уверен, на остальных станциях Альянса обстояла схожая ситуация.
Не успел я дойти до края Академической, как сзади меня одёрнул ребёнок. Вот что значит потеря бдительности и детский дух, не обременённый тяготами взрослого мира. Той самой жизни, уничтоженной нами за доли секунд нажатием красной кнопки.
— Дядя, а вы сталкер?
— Почему ты так решил?
— Мне рассказывали, что сталкеры ходят по Зонам и водят туда людей для исполнения их желаний. Я подумал, что они выглядят как вы.
— Ну что, сталкеры, в путь — Карпов и Луначарский (так вот, как ты выглядишь) разглядывали семерых солдат подобно своему уродливому детищу, рождённому ими на свет. Чудовище Франкенштейна — печальное и чуждое для нашего мира. Я поглядел на Риту, незаметно взял её руку в свою. Нутром почувствовал, что задание станет последним для нас, что более не увижу ту, которая стала бы для меня невестой, не увижу света ламп родного метрополитена. Насчёт последнего, как оказалось, я ошибся.
Мэр и губернатор ещё раз оглядели нас, лично пожали руки каждому, после чего мы, смертники, тронулись в путь. Шестеро из нас более не узреют Площади Мужества, скрывавшейся позади в тоннеле. Но сейчас все бойцы счастливы, на мордах улыбки, одна Рита глядит на меня и крепче сжимает руку. Будто боится и не хочет потерять меня. Губы разлепляются и детский голос из её уст вопрошает: «С вами всё в порядке?»
— Дяденька, я говорю, с вами всё в порядке?
— Угу, всё хорошо — пришёл я в себя. — Сталкеры в книжках. Имеет смысл то, что лежит наяву, что видят глаза и чувствует сердце. Я — диггер. Вот, возьми это.
Не знаю, что в данный момент мною двигало, но я протянул мальчугану банку тушёнки и патрон 28 мм.: обменяет его на сборник сказок, если отыщет, или же оставит себе на память. Что-то родное чувствовалось в парне, что-то своё. И я понимал, что должен во что бы то ни стало помочь ему. Пусть самым малым. Не пошли бы мы тогда в Кавголово, наверняка, воспитывали бы с Ритой через пару лет точно такого же сорванца, который здесь и сейчас стоял передо мной. Невинный, расплачивающийся за наши промахи, за то, что мы лишили его неба над головой, солнца, дождя и снега, взамен накормив радиоактивными осадками.
— Спасибо, дядя.
— Это тебе спасибо. Как тебя зовут хоть?
— Пашка. А вас?
— Меня… — я огляделся. На стене красовалась эпитафия «Теперь все чудеса техники и завоевания культуры станут общенародным достоянием…». — Я однофамилец вон того.
— Вы сам Ленин? — Павел округлил глаза.
— Нет, конечно, не тот — мы оба стали смеяться. — Но буду стараться. Ну всё, иди, Паш.
— Я вас не забуду, диггер.
«Я тоже», — только хотел сказать я, как мальчуган скрылся. Да, ради такого, мать вашу, стоит устроить войну всем веганцам, а на закуску лично подвесить за неприличное место Вано. Цель придала силы. Мысленно прощаясь с Академкой, я спрыгнул на рельсы, подошёл к посту КПП. Там меня встретил всего один солдат, который отдал честь и без слов пропустил дальше. Следующая остановка — Политех. Благо, переходы недлинные, но лучше перестраховаться и держать винтовку наготове. Крыс, размеров со среднестатистического гнома (скоро сами такими же будем), пока ещё никто не отменял.
Путь до Политехнической занял куда меньше времени, так как здесь уже был один из кратчайших питерских тоннелей. Я знал одну простую жизненную аксиому, что, стоит расслабиться, как опасность сама тебя найдёт и укусит за задницу. Вопрос заключался в том, насколько большой кусок она у тебя оттяпает, если, конечно, целиком не откусит седалище. Как нарочно, ничего не происходило — затишье перед бурей затягивалось. Разве что один раз угодил в лужу, смачно отматерившись. Вода зачерпнулась в кирзу. Ненавижу рельсы, лучше бы по городу шёл, веселее было бы. Впереди замаячил пост: один человек. Ни Калаша, ничего при патрульном не заметил. Да уж, сюда бы Вышинского, быстро порядочек навёл.