Утро в Нормандии
Кейт была рада, что Жана нет дома. Что она сейчас могла ему сказать? Что она вообще могла ему сказать? Подруги постоянно перешептывались, Барби убежала в кухню помогать мадам. А Кейт сидела белее мела, словно проглотив спицу.
– Девочки, а вы раньше не бывали в Париже? – спросила Арлет, почему-то обращаясь только к Кейт и Сандре.
– Нет, – ответила Сандра.
– Я тут учусь, – скромно сказала Кейт. Ей очень хотелось, чтобы мама Жана знала, что она девушка образованная, а не просто так.
– В самом деле? И где же?
– В Сорбонне.
– Ах, как интересно! И давно?
– Нет, заканчиваю первый семестр. – Немного расслабившись и откинувшись на спинку дивана, Кейт выразительно махнула рукой. – Экзамены там… У-ух!
– Да, я вам сочувствую. Когда-то и я училась в Сорбонне. Но закончить мне не дал Симон. – Она любовно потрепала мужа по плечу.
– Вот как?
– Да, у нас родился Жан. Наш единственный сын. И мне стало не до учебы.
– Ну конечно, куда уж там!
Кейт уже почувствовала себя удивительно уютно и умиротворенно в этом доме. Какие прекрасные родители! Пожалуй, она согласится тут жить после их свадьбы, если Жану не понравится квартира, которую она снимает. А может, родители купят им с Жаном свой дом? Ведь он как-никак единственный сын!
Через некоторое время Кейт заметила, что Арлет как-то странно обращается к Барби. Она говорила с ней, как будто они были давно знакомы. Во-первых, они сидели рядом и постоянно друг к другу наклонялись, обсуждая что-то вполголоса. При этом Барби совершенно утрачивала кукольную фальшивость, становилась настоящей, куда более привлекательной девушкой, и это порядком озадачивало Кейт. Ей в какой-то момент даже показалось, что они шепчутся, тихонько кивая головами в ее сторону. Черт побери, почему же они вообще шепчутся? Может, это оттого, что Барби вызвалась помогать хозяйке заваривать кофе, когда они пришли? Так иногда бывает, что хозяйка доверяет тому, кто помогал на кухне, как старому знакомому.
Неизвестно, сколько продолжался бы еще этот мирный неспешный разговор, если бы не открылась дверь и на пороге не появился Жан.
У Кейт перехватило дух, когда она увидела его. Он был так свеж, так смугл, не в пример бледнолицым французам, которых она видела каждый день. Ну конечно, в Техасе грех не загореть, даже зимой!
– Добрый вечер, – сказал он и осекся, увидев Кейт.
– Добрый вечер, сынок, – ответила Арлет. – А у нас, как видишь, гости.
– И какие! – натянуто произнес он. Кейт даже показалось, что он дернулся зачем-то в сторону девчонок, но остановился.
– Жан…
– Кейт, мы потом поговорим. Скажите сначала, что вы все делаете в Париже? – Он обернулся к Барби и Сандре.
Ну вот! Так она и думала! Он сейчас выкинет их всех отсюда!
– Мы приехали, чтобы…
– Мы…
– А я здесь учусь. В Сорбонне, между прочим!
Он резко обернулся к ней:
– Вот те раз! Взяли все-таки?
– Да, как видишь!
– Ну, я думаю, что не надолго, Кейт. – Он улыбался прежней своей улыбкой, и Кейт хотелось разрыдаться.
– Почему?
– Ты не любишь учиться. Бог создал тебя для другого.
Он когда-то говорил ей те же самые слова, стоя в парке Сорбонны. Но какой же любовью светились тогда его глаза!
– Для чего?
– Ну, я думаю, гоняться на мотоцикле! Где твой Харли?
– В Техасе… – Кейт отвернулась.
Это был прежний Жан. Он с удовольствием говорил с ней, как с давней приятельницей, поддразнивал ее, как в прежние времена, и это означало, что он спокоен, его не грызет тревога, не ноет сердце, не трепещет мелкой дрожью каждая клеточка тела… И это означало, что он забыл ее… и она сейчас потеряет сознание от отчаяния. Кейт уже картинно прикрыла глаза, но резко вскинулась, услышав совсем другой, теплый и полный заботы голос любимого:
– Ну а как вы? Я, честно говоря, не ожидал, мы так не договаривались. Вы нормально устроились? Хотите, оставайтесь жить тут. Или вы сняли квартиру?
– Да где же им еще жить! Я не потерплю никакой квартиры! – запротестовала Арлет из другого конца комнаты. – Только у нас и больше нигде!
– Сандра, а ты надолго?
– Я что-то не совсем понимаю, – подала голос Кейт. Теперь она действительно была близка к обмороку. Самому настоящему.
– Что именно ты не понимаешь? – спокойно спросил Жан.
– Почему они, – Кейт не сочла нужным называть подруг по именам, – будут жить здесь? А я – нет.
– Вы тоже можете жить у нас, – благодушно сказала Арлет. – Жан, ты уж, действительно, приглашай обеих подруг нашей дорогой Барбары. Вам, наверное, нелегко в общежитии…
Брови Кейт стремительно поползли на лоб и скрылись под челкой. Сердце ёкнуло и куда-то провалилось.
– Нашей… Барбары? – вкрадчиво спросила она у матери Жана. – Вы говорите «нашей Барбары»?
Кейт перевела взгляд на девчонок, но те сидели – ни живы ни мертвы, обреченно опустив глаза.
– Объясните мне, что происходит. Жан?
– Она что, не в курсе? – Он смотрел почему-то не на нее, а на этих двух кукол.
– Нет, – хриплым голосом сказала Сандра.
У Кейт похолодело все внутри. Такого унижения она никогда еще не испытывала!
– Что происходит?
– А почему вы так волнуетесь, Кейт? – спросила Арлет.
– Потому что мы с Жаном должны были пожениться в июле! И при чем тут Барби?!
– Да ничего мы не должны были! Просто ты сама напридумывала себе всякое! А я…
– Вот как? – Голос Арлет стал холоден и строг. – А в мае он привез сюда Барбару и представил ее как будущую невесту.
Кейт затошнило. С трудом сдерживая позыв, она сказала Арлет:
– А в апреле мы с Жаном были здесь. – Она сделала ударение на «мы». – Вы ничего не знали?
– Увы, моя дорогая, ничего.
Она посмотрела на него. Какой мерзавец! Господи, как бы сдержаться и не выплеснуть ему в лицо горячий кофе!
– Жан…
– Что, Кейт?
– Ты зачем меня обманул?
– Я не мог с тобой больше жить. А ты не хотела уходить.
– Нет.
– Что «нет»?
– Меня волнует, почему ты не сказал про Барби?
– Какое это ТЕПЕРЬ имеет значение?
– Ну вот что, молодые люди…
– Жан! – Кейт встала из-за стола. Она не могла ни на кого смотреть, ни на родителей, ни на предательниц, сжавшихся в углу дивана. Она видела только его синие глаза, такие любимые еще недавно. – Жан! Ты – подонок!
И в наступившей оглушительной тишине она ушла из дома, в котором еще час назад мечтала жить.
4
Это не важно, сколько она лежит и смотрит в потолок. Может, уже неделю. Она не считала дни. Морис иногда приходил ее покормить. Он приносил молока, круассанов, пытался с ней заговорить, но она лежала, заложив руки за голову, и молчала. Морис заботливо целовал ее в щеку и, озадаченный, уходил. Может быть, он думал, что это какой-то протест. Может, считал, что она отчаялась по поводу сессии. Морис был не слишком мудр, и его не интересовали внутренние движения чьей-то души, даже его собственной. Он просто переживал за Кейт и был добрым малым.
…После того как она вернулась домой от Жана, девчонки притащились за ней. Они, может быть, и не притащились бы, но у Кейт лежали их вещи. Кучей на полу. Когда они вошли, Кейт как раз занималась уборкой. Она скидывала с полок и столов все, что принадлежало предательницам, и футболила на середину большой комнаты. Она собиралась вынести все это в мусорных мешках за порог. Если эти пигалицы успеют раньше утренних мусорщиков, то их счастье. Если нет – увы, она ничем не сможет им помочь. Ничего страшного. Жан все им купит. И своей возлюбленной, и ее лучшей подруге. При этой мысли новая волна ненависти захлестнула ее, и, остановившись на полдороге из ванной комнаты, с горой косметики в руках, она со звериным рыком впилась пальцами во всевозможные флакончики и мяла-терзала их, пока на полу не образовалась разноцветная пенисто-ароматная лужа с кусками помад и переломанных зубных щеток.
Они появились на пороге, словно мокрые курицы: бледные, виноватые, с опущенными глазами, жалкие-жалкие. Особенно противно было смотреть на Барби. Она, видимо, предавалась мукам самобичевания, и это очень выразительно прописывалось во всей ее согбенной фигуре. Ну а что было нужно во всей этой истории Сандре – совершенно непонятно, думала Кейт. Ведь, в принципе, она могла сохранить нейтралитет и вместе с ним дружбу обеих подруг. Теперь же, выбрав Барби, она автоматически теряла Кейт. Более того: именно на нее Кейт больше всего и злилась. Надо же быть такой сволочью, чтобы ничего не рассказать ей! Ведь они не раз, наверное, обсуждали ее, сплетничали, придумывали, как скрыть от нее правду…