Братство Креста

– Вроде наших болотных котов, – заметил Лева, указывая на кошку.
– Ага, тока помельчей будут, – отозвался Даляр, поднимая арбалет. На кошку он жалел потратить пулю.
– Ишо две слева, – сказал Карапуз, запуская руки в седельные сумки.
– Не стреляйте, – попросил Станислав. – Это не дикие коты, без приказа не нападут.
Артуру не надо было поворачиваться, чтобы сосчитать животных. Их окружало восемь котов. Еще четверо притаились в засаде, за фасадом бывшего цветочного магазина. Кошки были спокойны и не представляли опасности. Это очень хорошо, значит, на пивоваров давно никто не нападал. Это хорошо вдвойне, потому что не придется убивать красивых животных, или заставлять их убивать своих хозяев…
– Сытных дней вам, охотник Борк! – вежливо произнес Станислав.
Коваль не сразу понял, к кому он обращается. А когда увидел, едва сдержал улыбку.
Плотный низенький человечек, из тех, кого кличут «метр с кепкой», закутанный как пасечник, стоял в темном проеме цветочного магазина, дополнительно заслонясь внушительным черным зонтиком. Лицо человечка скрывало широченное сомбреро с наброшенной поверху плотной паранджой.
Ксендз бегло заговорил на немецком, Коваль еле осиливал его шипящую речь. Наконец охотник Борк свистнул котам и удалился в недра магазинчика.
– Мы приглашены, – счастливо выдохнул Станислав, – лошадей надо завести во двор, там с ними ничего не случится.
Внутренность замшелой лавчонки оказалась сплошным обманом. Наверное, тут торговали цветами еще во времена курфюрстов, здание явно было построено с десятикратным запасом прочности.
Вторая внутренняя дверь открывалась в узкий, извилистый коридор. За полным мраком опять возник рассеянный свет, кирпичные аркады сменились деревянной обшивкой, и Артур догадался, что предприимчивые пивовары связали в единую квартиру целый квадрат старинных зданий. Точнее, подвальных и полуподвальных этажей, выходящих на площадь и прилегающие улочки.
За третьим поворотом охотник Борк откинул плотный полог и пригласил гостей в сводчатую залу, заставленную тяжеловесной мебелью в худших традициях немецкого средневековья. Артура с порога потрясли две вещи. Зала освещалась тремя сносными керосиновыми фонарями, а в глубине стоял ухоженный, блестящий рояль с раскрытыми нотами на пюпитре. Борк снял шляпу, повесил зонтик на крюк и постучал в смежную дверь. Потирая глаза от сна, явились еще двое мужчин, помоложе. Они удивительно походили друг на друга и на Борка. Изжелта-бледные лица в прожилках вен, красные глаза и белоснежные патлы альбиносов.
– Мои сыновья, – представил охотник. – Клаус и Фердинанд.
Гости расселись за массивными столами на твердых, отполированных лавках. По совету ксендза Коваль вручил подарки: мыло, семена, порох. На столе появилось холодное мясо, хлеб и бутыли с вином.
– Пища не заражена, – поспешно перевел Станислав. – Все добыто на чистой земле.
И, подтверждая слова хозяев, первым приступил к трапезе.
– Первый раз вижу русских, – низким голосом произнес Борк. – Но о тебе, герр Кузнец, мы слышали.
– Что же вы слышали? – Коваль пригубил терпкое вино.
– Что ты пытаешься вернуть русским государство.
– Ну, это уж слишком, – Артур с трудом подбирал немецкие слова. – До государства нам далеко. Однако приятно, что вы знаете такие слова.
Ответил, и тут же понял, что сморозил бестактность, уравняв ночных пивоваров с лесными мутантами. Впрочем, охотник Борк не обиделся.
– Мы читаем книги, герр Кузнец. Наши отцы читали, и мои внуки будут читать. К сожалению, мы не можем посетить Петербург, но всегда рады видеть вас у себя. Мы не владеем славянскими языками, но можем говорить по-французски.
– Солнце смертельно для вас? – осмелел Лева.
– На следующий год после Большой смерти взорвался реактор на ближайшей станции, – как ни в чем не бывало объяснил Борк. – Затем, с промежутком в полгода, взорвались еще две атомные станции во Франции. Дети уцелевших рождались неспособными переносить прямой ультрафиолет. Также у нас часты заболевания крови и еще много других проблем. Впрочем, не совсем тактично рассуждать за завтраком о болезнях.
Охотник Борк был сама деликатность. У Артура от изумления кусок застрял в горле.
– Вы говорите как человек древнего мира!
– Я же сказал, мы читаем книги. Пока другие убивают друг друга.
– Зато жители этого славного города, да и окрестностей, почти поголовно могут иметь детей, – ввернул ксендз.
Пришла очередь изумляться всем участникам похода.
– Даже не думайте, – со смехом замахали толстыми ручками пивовары. – Десятки раз мы соглашались на брачные союзы с теми, кто живет за песочной стеной. Дети рождаются, но либо не доживают до года, либо не переносят солнца и вновь возвращаются сюда. Господь разделил нас и вас, как строителей Вавилонской башни.
Артур едва не поперхнулся шарлоткой. Никогда в жизни ему не пришло бы в голову, что полудикий мутант из немецкой глубинки способен рассуждать изящней, нежели питерские книжники и святоши.
Выдержав паузу вежливости, Станислав накинулся на пивоваров с вопросами о Великом посольстве. И снова старина Борк потряс губернатора.
– Когда они прошли здесь, я имел короткую и не совсем приятную беседу с кардиналом Жмыховичем. Возможно, вследствие возникших разногласий посольство не остановилось на ночлег в городе. Впрочем, за пиво они расплатились честно.
– Так они прошли без ночевки? – ужаснулся ксендз. – Не могу поверить, что вы отказали им в гостеприимстве!
– Напротив, мы всячески уговаривали их задержаться. Солнце в те дни скакало слишком резво. А вы же знаете, мой друг, вы бывали тут неоднократно, что когда время замедляет бег, человека мучают сильные головные боли. Конечно, мы не могли пригласить в дома их всех; признаться, я никогда не видел такого скопления народа! Охотник Шульке проводил их к фабричным складам, где они могли спокойно разместить повозки под крышей.
– Отчего же вы повздорили?
– Я спросил герра кардинала, кто ему присвоил столь высокое духовное звание, и он не сумел ответить мне ничего вразумительного. И мой сын Клаус предельно вежливо спросил кардинала, куда они везут столько женщин и детей. Когда мы услышали о целях, как вы называете, Великого посольства, я позволил себе напомнить о славных годах правления папы Урбана Второго и его благородной идее возвращения христианских святынь.
Коваль покосился на святошу. Станислав, похоже, до сих пор не понимал, о чем идет речь. Остальные, кому он перевел слова Борка, также хлопали глазами.
– Очевидно, герр Жмыхович был уязвлен сравнением его предприятия с крестовыми походами, – невозмутимо продолжал пивовар. – Но я был вынужден напомнить ему, что за последующую тысячу лет все остались, что называется, «при своих», а попытки отправить на войну детей уже производились и имели соответствующий результат.
Станислав сидел словно громом пораженный, зато разулыбался старый книжник, невзлюбивший ксендза на пару с Даляром.
– Однако не это вызвало наибольшие трения, – скромно потупился Борк. – Как выяснилось, за песочной стеной герр кардинал проповедовал с большим успехом, и здесь для отправления службы ему непременно потребовался зал нашего городского собора. Видимо, он желал подбодрить своих людей перед выступлением. А у нас не так много пригодных зданий для работы и жилья. Признаюсь честно, в соборе мы коптим мясо. Очень удобно, прекрасная тяга. Просто для веры и молитвы нам вполне хватает более скромной кирхи.
Герр Жмыхович очень рассердился за такое попрание святых мест и заявил, что мы в его глазах упали ниже мерзких французских язычников, поклоняющихся Железной птице. Он даже не захотел остаться и послушать, как моя дочь играет на фортепьяно. Он сказал, что, будь его воля, он бы всех нас истребил, как тех монстров, что живут на болотах.
Тогда мой сын Фердинанд спросил кардинала, не кажется ли ему, что человек, любящий своих близких, но желающий скорой смерти первым встречным, не вправе наследовать духовный сан. А мой сын Клаус спросил, насколько приближают к богу белые расшитые одежды герра кардинала и несколько килограммов золота, которые тот носит на себе? Мой сын заметил, что мы молимся в пустых стенах и не затеваем часовых литургий, с музыкой и золотыми шапками. Зато мы никого не планируем истреблять, продаем пиво всем, кто отваживается пройти Ползущие горы, и не отправляем беззащитных детей на войну с людоедами.