Пробка (СИ)
Вместо Миши в прихожую выглянул Ярик.
— Есть! — пискнул омежонок. — Сей момент, тятя!
Он шмыгнул мимо меня к кладовке, исчез в ее недрах, покопался там и вынырнул, держа наперевес швабру.
— Годится? — спросил, моргая.
Я представил себя бродящим, к восторгу соседей, по нашему двору в сопровождении белой болонки и со шваброй, насмешливо фыркнул и покачал головой, отрицая — картинка получалась забавная.
Возьму из-под раковины в ванной разводной ключ. И тяжелый, и удобно носить, потому что ключ минимум в шесть раз — потом измеряю, не срочно-срочно — короче швабры, в ладони гораздо ухватистей и инструмент мужской!
Сказано — сделано. Не разуваясь, я сбегал в ванную за ключом, прицепил Юпитера на поводок, сунул, для скорости передвижения, песика под мышку и покинул квартиру, готовясь к худшему и молясь об удаче.
Наш двор встретил меня пустынностью и мелким, холодным осенним дождиком — я болван, ключ-то взял, но зонт забыл, а дети не напомнили — и тусклым светом единственного горящего посреди газона фонаря.
Под этим фонарем я и совершил с Юпитером десятка два орбитальных кругов, натянув на голову капюшон, вздыхая, бормоча «Господи спаси и сохрани, у меня дети» и чудовищно стесняясь ведомой мной на поводке мелкой, кудрявой собачонки не бойцовской, не подходящей взрослому, крупнотелому альфе карманно-декоративной породы.
Наверно, со стороны я напоминал бы нахохленного воробья, если бы не стиснутый намертво в прижатом к груди, поверх куртки, вспотевшем кулаке разводной ключ. С ключом же — больше походил на подвыпившего сантехника.
И никто на нас с Юпитером из неосвещенной части двора не выскочил, ни чужие собаки, ни грабители. Так и отгуляли мы мирно-спокойно полчаса, и вернулись домой невредимыми, пусть и мокрыми, и у Юпитера лапки, а у меня подошвы ботинок испачкались размякшей на газоне, щедро напитавшейся влагой землей.
Ботинки и Юпитера в ванной отмывал — горжусь собой — я, ибо дети уже легли по кроваткам, а Саша, чья это была обязанность, отсутствовал. И — я, вдоволь намаявшись с непривычки, не идеально, конечно, но более-менее справился, не утопив ботинок и Юпитера и даже не затопив соседей. Впору начинать собой гордиться!
«Эх, Саша-Саша, — думалось мне, пока я неуклюже, кряхтя, с четверенек развозил по полу налитую мной при водных процедурах лужу тряпкой, попeременно то ударяясь плечом о раковину, то зацепляя виском угол шкафчика для полотенец. — Я по тебе скучаю».
Про то, что лишнюю воду отжимают в ведро, я вспомнил отнюдь не сразу и провозился, без толку чвакая насквозь мокрой тряпкой, минут десять.
Меня ждала тоскливая ночь в пустой, без Сашеньки, постели под шум усилившегося дождя. И очень хотелось сесть прямо на пол и расплакаться — от накатившей усталости и сосущего изнутри душу одиночества.
========== Часть 5 ==========
Наше первое утро без Саши началось с заполошенного вопля Ярика: «А-а-а! Мы проспали! Тятя, тятя, вставай!»
Я подскочил, испугав мирно мурчащего рядом, на Сашиной подушке, Марса, и затер не желающие разлепляться веки: куда вставай, зачем вставай, и почему Ярик так визжит, господи, аж в ушах звенит?
— Саша! — позвал требовательно. — Сколько времени?! На сколько именно мы проспали?! Кофе выпить хватит?!
А Саша мне не ответил. Не прибежал, как обычно, из кухни, причесанный, аккуратный и одетый в фартук. Вместо него на мои раскиданные по кровати ноги бухнулся Ярик и протянул будильник, тыча в циферблат пальчиком.
— Восемь ноль пять! — пискнул омежонок. — Если ты поторопишься, мы с Мишкой обязательно успеем ко второму уроку! Тятя, ну пожалуйста! Ускорься, а? Миша уже сковородку разогревает, яичницу жарить! А Андрюшка в шкафу носки найти не может! Тятя, представляешь, у Миши получилось зажечь газ! Верно, он молодец?
Я затряс головой, протестуя. Стоп, стоп, стоп. Какая яичница, какие носки? При чем тут я?!
— Идите к папА, — отпихнул я руку Ярика с будильником. — Он пожарит носки, найдет яичницу…
Ярик увесисто — кормленный, пухленький — подпрыгнул на моих ногах, уронил будильник мне на коленную чашечку — больно, ой — и вздернул бровки прелестным, укоризненным домиком.
— Мы бы с удовольствием, — ответил мальчишка, задавливая душераздирающий вздох. — Но папА от нас вчера ушел. Ты что, забыл, тятя?!
И я тут же вспомнил вчерашние события, передернулся в ужасе и сразу же проснулся. Совсем-совсем. Сон слетел с меня без остатка.
Ох. Ох-ох-ох. Так вот почему Ярик сейчас плющит мне попенкой ноги, Миша разогревает сковородку, а Андрюша ищет в шкафу носки! Саши нет дома! Значит — Саша не разложил нам с вечера на стульях комплектов чистой одежды и не приготовит завтрака, детям в школу бутербродов, а мне, взять с собой в коробочках на работу — обеда…
Боже мой. Но кто тогда разложит и приготовит?! Я же не умею и что где в шкафах лежит не знаю, ни у меня, ни у детей!
— Тятя! — Ярик прекратил прыгать, прижался ко мне и влажно засмотрел снизу. — У нас нет хлеба, сыра и колбасы. Сахара тоже нет. И яблок с бананами. И творога, и молока. И масла, на хлеб мазать. Только восемь яиц на всех, соль и последняя луковица. Может, устроим экстренный выходной из-за потери кормильца и поедем в магазин?
Я кисло улыбнулся сынишке и мысленно поставил ему пять с плюсом за разумность, хозяйственность и идеально правильную речь. Вот что значит омега, пусть и маленький: пока я опухал в растерянности, он оценил наши запасы продовольствия, выяснил — запасов нет и придумал план действий по их пополнению. Впору поаплодировать и крикнуть «браво».
Пока я восхищался и моргал, Ярик сунул мне мобилку.
— Звони в школу, звони на работу, сообщай! — велел ребенок командным, строгим тоном. — Но про папА никому ни слова — не хочу, чтобы нас жалели. Просто скажи — канализацию прорвало!
Я во второй раз подряд за пять коротких минут тихо подивился сообразительности моего сыночка-омежки, взял мобилку и позвонил. Сначала в обсерваторию, потом в школу, и озвучил в обоих местах придуманную Яриком легенду о канализации. Вопросов легенда нигде не вызвала, и мои коллеги, и учителя Миши и Ярика приняли ее с сочувствием и пониманием, но без истерик. Затопление канализацией это, конечно, проблема, пренеприятная, хлопотная и вонючая, но гораздо, согласитесь, меньшая, чем уход из семьи с тремя детьми папА.
— Горелым пахнет, — Ярик слез с моих ног — ура, облегчение — и затрепетал ноздрями. — Тятя, тятя! Миша наш завтрак сжег, кажется! Беда! Что мы есть-то теперь будем?
Вся взрослая альфячья серьезность мальчика испарилась, его хорошенькая мордашка горестно скривилась, а из широко распахнутых глаз на побледневшие щечки резко, без предупреждения, брызнули прозрачные крупные слезы.
— У-у-у! — заскулил мой сын предчувствующим неизбежную, скорую гибель от голода малолетним омежонком. — Тятя! Я кушать хочу! Ы-ы-ы…
«Ы» натуральнейшее. Да понял я. Понял, не дурак, что попал по полной программе. Но гарью действительно пахнет сильно. Оттолкнув с дороги подвывающего Ярика, я, облившийся ледяным потом, непричесанный, в задравшейся на животе до пупа майке и босиком, с места в карьер метнулся на кухню, спасать квартиру от неудачно пожарившего яичницу Миши. Пожар сын устроит, как я с моими братьями когда-то!
Трое голодных, решивших самостоятельно похозяйствовать детей это вам не излучение новой звезды по фотоснимкам рассчитывать. Это — караул, памагити, папА, роди меня обратно…
========== Часть 6 ==========
Я промчался через задымленный коридор в наполненную сизым, клубящимся дымом кухню как метеорит в земной атмосфере, с каждым преодоленным метром раскаляясь от страха за жизнь Мишки в эпицентре возможного возникшего пожара. За мной, тонко, на одной ноте подвывая, трусил Ярик. Омежонок тащил мои тапки.
Мишка встретил меня со сковородкой в руках. В сковородке трещала и горела высоким, обильно коптящим пламенем некая черная, с отдельными вкраплениями белого и желтого, масса. Остатки яичницы, определенно.