Танец судьбы

Мэри снова осталась совершенно одна. Опять сирота, второй раз в жизни. Мэри не сомневалась, что, вернись она н Ирландию, родители Шона примут ее с распростертыми объятиями. Но какая ее ждет жизнь? Не собираясь искать замену их сыну, Мэри понимала, что любое проявление веселья лишний раз расстроит скорбящих родителей. И ее присутствие будет постоянно напоминать им о потере.
Мэри медленно вытерла лицо. Мартовский вечер становился все холоднее, и она почувствовала, что дрожит — от холода или от горя, она не знала. Она встала и с грустью осмотрелась вокруг, вспомнив, как сидела здесь вместе с Шоном.
— Прощай, дорогой! Сладких снов, и пусть Господь хранит тебя, — прошептала она и отправилась назад — в тот единственный дом, где ее ждали.
  
14
 
Анне было уже почти три года. Ее блестящие темные волосы отросли и оттеняли белоснежную кожу. Она уверенно топала по детской, уже почти не падая, и ее природной грацией были очарованы в доме все. Даже Лоуренс Лайл часто просил привести Анну в гостиную, где она — как научила ее Мэри — идеально делала книксен.
Каким-то непостижимым образом Анна чувствовала, что незнакомец, который время от времени зовет ее к себе, играет в ее жизни очень важную роль. Мэри часто казалось, что девочка, как может, пытается очаровать его, одаривая улыбками и распахивая ручки для объятий.
Несмотря на хорошее физическое развитие, Анна до сих пор плохо говорила, хотя могла произносить слоги, и даже некоторые слова.
— Как развивается ее речь? — поинтересовался однажды Лоуренс Лайл, когда Анна сидела с ним в гостиной.
— Медленно, сэр. Но насколько я знаю, все дети разные.
Когда пришло время уходить, Анна обняла мистера Лайла за плечи.
— Скажи мне «до свидания», Анна, — попросил он.
— Д-до... свидания, — смогла произнести девочка.
Лоуренс Лайл приподнял бровь.
— Анна, ты молодец! Повтори еще раз.
— Д-до... с-свидания, — уже смелее повторила малышка.
— Гм... Мэри, мне кажется, Анна заикается.
— Честно говоря, нет, — разволновавшись, поспешила ответить Мэри. Хозяин озвучил ее собственные опасения. — Она просто учится произносить разные звуки.
— Что ж, ты хорошо разбираешься в маленьких детях, но, пожалуйста, внимательно наблюдай за ней.
— Да, сэр, конечно.
Однако в течение следующих месяцев, когда Анна стала произносить все больше слов, ее заикание стало слишком очевидным, и его уже невозможно было объяснить особенностями развития ребенка. Мэри переживала по этому поводу и попросила совета у миссис Каррадерз.
— Мне кажется, с этим ничего не поделать, — пожала плечами экономка. — Просто не давай ей слишком много говорить в присутствии хозяина. Ты ведь знаешь — титулованным особам не нравится, когда у их собственных детей другие замечают недостатки. А поскольку Анна практически его ребенок, я бы скрывала ее заикание, сколько могла.
Но Мэри не успокоилась и пошла в местную библиотеку, где нашла книгу, в которой описывалась проблема Анны. Мэри прочитала, что в ситуации, когда ребенок чувствует себя неуверенно, заикание только усиливается. И поскольку Мэри проводила с Анной больше времени, чем все остальные, она сама должна была говорить максимально четко, чтобы малышка слышала правильную речь и старалась подражать ей.
В кухне все смеялись над Мэри, когда она говорила с Анной медленно, тщательно выговаривая слова, и просила других делать то же самое.
— Если ты не успокоишься, малышка будет заикаться и с ирландским, и с лондонским акцентом, — хохотала миссис Каррадерз. — Я бы на твоем месте оставила ее в покое. Пусть природа возьмет свое.
Но Мэри не отступала, продолжая заниматься с девочкой.
Помня слова экономки, она также учила Анну молчать в присутствии хозяина, надеясь, что красивый книксен и очарование девочки помогут скрыть проблему, пока она не научит Анну нескольким основным словам, необходимым для общения с Лоуренсом.
Мистер Лайл несколько раз спрашивал, почему девочка молчит, но Мэри, словно не замечала этих вопросов.
— М-Мэри, п-почему мне нельзя отвечать ему? — шепотом спрашивала малышка, когда они спускались в гостиную или поднимались обратно в детскую.
— Всему свое время, девочка, всему свое время, — успокаивала ее Мэри.
Но Анна нашла свой способ общаться с опекуном.
Через несколько месяцев, после того как они полчаса пробыли наедине, Мэри постучала в дверь гостиной, желая забрать Анну.
— Войдите.
Мэри открыла дверь и увидела, что хозяин стоит у камина и, не отрываясь, смотрит на Анну, танцующую под музыку, которая лилась из граммофона.
— Посмотри, как она движется... Она такая изящная! — Он говорил шепотом, завороженно глядя на Анну. — Такое впечатление, что она подсознательно чувствует, как правильно двигаться.
— Да, она любит танцевать. — Мэри с гордостью наблюдала, как маленькая девочка, погруженная в свой собственный мир, порхает по комнате под музыку.
— Возможно, она не в состоянии общаться, как все остальные, с помощью слов. Но как она выражает себя языком тела! — восторгался Лоуренс.
— Что это за музыка, сэр? Она такая красивая! — поинтересовалась Мэри, наблюдая за девочкой, которая кружилась, наклонялась и вытягивала руки.
— Это «Умирающий лебедь». Я видел его однажды в Мариинском театре в Санкт-Петербурге в постановке Фокина. — Он вздохнул. — Необыкновенно красивый балетный номер.
Музыка закончилась, но виниловая пластинка продолжала крутиться, и в комнате слышался треск иглы граммофона. Лоуренс Лайл стряхнул с себя оцепенение.
— Вот такие дела, — произнес он. — Анна, ты прекрасно движешься. Хочешь брать уроки танцев?
Маленькая девочка с трудом разобрала смысл его слов, но кивнула.
Мэри взволнованно перевела взгляд с Анны на хозяина:
— Сэр, вам не кажется, что она слишком мала для подобных занятий?
— Совсем нет. В России начинают учиться именно в этом возрасте. И сейчас в Лондоне живет много русских эмигрантов. Я выясню, кого они могут рекомендовать в качестве учителя для Анны, и скажу тебе.
— Отлично, сэр.
— Я вас л-люблю, м-мистер Лайл, — внезапно произнесла Анна и одарила его широкой улыбкой.
Лоуренс Лайл был поражен неожиданным проявлением чувств подопечной. Мэри взяла девочку за руку и предусмотрительно, пока та не заговорила снова, повела ее к двери.
— Мэри, как ты считаешь, правильно ли, что Анна называет меня мистер Лайл? Это звучит... так официально.
— А что, сэр, у вас есть какие-то предложения? — поинтересовалась Мэри.
— Может быть, «дядя» будет более уместно при сложившихся обстоятельствах? В конце концов, я ведь ее опекун.
— Думаю, это отличная мысль, сэр.
Анна повернулась к нему:
— С-спокойной ночи, дядя, — произнесла она и вместе с Мэри вышла из комнаты.
Лоуренс Лайл сдержал слово, и пару недель спустя Мэри оказалась в ярко освещенной студии с зеркальными стенами и особняке Пезантри на Кингз-роуд в Челси. Педагог по танцам княгиня Астафьева не отличалась приветливостью и выглядела экзотично, под стать всей обстановке. Это была худая женщина с тюрбаном на голове, в цветастой шелковой юбке, которая волочилась по полу при ходьбе. Княгиня курила «Собрание» через мундштук.
Бледное лицо Анны исказилось от страха при виде этой странной женщины, и она еще крепче сжала руку Мэри.
— Мой дорогой друг Лоуренс говорит, что малышка умеет танцевать, — с акцентом произнесла княгиня.
— Да, мадам, — взволнованно ответила Мэри.
— Тогда мы проверим, как она будет двигаться под музыку. Сними пальто, детка, — скомандовала она и подала пианисту знак играть.
— Танцуй, как будто ты перед дядей, — шепнула Мэри и подтолкнула Анну к центру зала. Первые несколько секунд казалось, что девочка вот-вот расплачется, но мелодия захватила ее, она начала раскачиваться и кружиться под музыку, как делала всегда.
Через две минуты княгиня Астафьева громко стукнула тростью о деревянный пол студии, и пианист перестал играть.