Танец судьбы

— Ох, дорогой! — Элейн поднялась и обняла сына. — Я очень тебе сочувствую! Если я могу хоть как-то помочь...
Мэтт сожалел, что мать увидела его в таком состоянии, и он попытался взять себя в руки:
— Мама, я уже большой мальчик. И со мной все будет хорошо. Меня интересует только, что именно заставило Гранию убежать. Я никак не могу этого понять.
— Может, ты переедешь к нам на какое-то время? Мне неприятно думать, что ты здесь один.
Спасибо, мама. Но у меня море работы. Буду надеяться, что рано или поздно, залечив раны, Грания вернется. Она всегда поступала, как считала нужным. Думаю, именно поэтому я так сильно люблю ее.
Несомненно, она очень необычная девушка, — согласилась Элейн. — И ее не особенно заботят правила, которым живут большинство из нас.
Возможно, дело в том, что она была воспитана по-другому, — возразил Мэтт, не желая выслушивать язвительные замечания матери или фразы типа «я же тебе говорила», когда речь шла о его выборе и чувствах.
— Нет, Мэтт, ты меня неправильно понял, — поспешно произнесла Элейн. — Мне действительно нравится Грания и то, что вы вдвоем смогли выйти за установленные рамки и начать жить вместе просто потому, что полюбили друг друга. Возможно, многим из нас стоит чаще прислушиваться к голосу сердца. — Элейн вздохнула. — Мне пора идти. Приятели твоего отца по гольфу собираются у нас сегодня на ежегодный зимний ужин.
Мэтт поднял с дивана меховое пальто и помог матери надеть его.
— Мама, спасибо, что зашла. Я очень тебе благодарен.
— Рада была повидать тебя, Мэтт! — Она поцеловала сына в щеку. — Ты ведь знаешь, что я горжусь тобой, не так ли? И если ты вдруг захочешь поговорить, я всегда готова, дорогой. Понимаю... каково тебе сейчас. — Легкая грусть промелькнула в ее глазах, а потом исчезла так же быстро, как появилась. — Пока, Мэтти.
Мэтт закрыл дверь за матерью, понимая, что она действительно сочувствует ему. Он ощутил прилив любви к ней и впервые подумал, что совсем мало знает о том, что скрывает Элейн под маской идеальной жены и матери из Коннектикута.
  
4
 
На следующее утро, когда Кэтлин уехала в Клонакилти за продуктами на неделю, Грания направилась в сарай, где хранились старые газеты, и взяла целую пачку. Потом провела ревизию в захламленной мастерской отца и обнаружила заплесневелую коробку с обойным клеем. Сложив все в хозяйственную сумку, она пошла по тропинке вверх, в сторону скал. Грания решила: если Аврора не появится, что вполне вероятно, ведь вчера они не договорились об определенном времени, то она просто вернется домой.
По пути Грания задумалась о том, какой сильный холод сковал ее душу, — казалось, что ее жизнью живет кто-то другой, а она сама словно увязла в странной липкой массе и ничего не чувствует. Она была не в состоянии плакать, не могла заставить себя поговорить с Мэттом начистоту и даже просто оценить, разумно ли поступила, уехав от него. Но тогда ей пришлось бы справляться с болью, поэтому она решила, что самый лучший и безопасный выход — запереть все чувства на замок. Что сделано, то сделано, и назад дороги нет.
Грания опустилась на камень на вершине скалы, откуда открывался вид на море, и вздохнула. Когда они вместе с Мэттом наблюдали, как разрушаются отношения их друзей, Грания искренне верила, что с ними никогда такого не случится. Она даже покраснела от смущения, вспомнив их беседы на эту тему. Ее память огнем жгли замечания типа «уж мы-то сможем этого избежать» и «какие мы счастливые, а они... бедняжки». Но в итоге и их затянул мощный, постоянно меняющий направление водоворот, в который попадают пары, стремящиеся построить гармоничные отношения. Вглядываясь в холодное серое море, Грания внезапно почувствовала глубокое уважение к своим родителям. Каким-то образом им удалось совершить невозможное: идти на компромиссы, мириться со многим и — это самое важное — оставаться счастливыми целых тридцать четыре года.
Возможно, сейчас планка у молодых людей слишком высока, да и приоритеты изменились. Родителям больше не нужно беспокоиться о том, как прокормить детей или где заработать еще один пенни. Или, к примеру, о том, выживет ли их малыш, подхвативший тяжелую детскую инфекцию. А еще проблема не в том, чтобы не замерзнуть долгой зимой, а в получении информации, одежда какого дизайнера самая модная. В наши дни немногие женщины западного мира целуют на прощание мужа так, словно он отправляется в бой и она не знает, когда они снова увидятся и вернется ли он вообще. Сейчас уже нет необходимости заботиться о том, чтобы просто выжить.
— В наши дни мы требуем счастья. И верим, что заслуживаем его. — Грания произнесла это вслух, скорее завидуя смирению и стойкости родителей, чем сочувствуя им. Они практически не имели материальных ценностей, и в их жизни не было захватывающих перспектив. Незначительные проблемы вызывали у них улыбку, они прекрасно понимали друг друга. Их мир был мал, но, по крайней мере, в его границах они были вместе и в безопасности. А Грания с Мэттом жили в огромном мегаполисе, где ограничить их могло только небо, и практически не было запретов.
— Привет, Грания!
Услышав за спиной голос Авроры, Грания обернулась и увидела девочку, которая напомнила ей эльфа, беззвучно появляющегося на своей территории.
— Привет, Аврора. Как дела?
— Отлично, спасибо. Пойдем?
— Да, я взяла с собой все, что нам понадобится.
— Знаю, я уже заметила твою сумку.
Грания послушно поднялась, и они направились в сторону дома, где жила Аврора.
— Возможно, тебе удастся познакомиться с папой, — заметила девочка. — Он у себя в кабинете. Только у него, похоже, болит голова. С ним часто такое бывает.
— В самом деле?
— Да. И все из-за того, что он не носит очки и напрягает глаза, когда читает газеты о бизнесе.
— Но это ведь неразумно, как ты считаешь?
— Ну... Теперь, когда мамы с нами нет, о нем некому позаботиться. За исключением меня.
— Я уверена, ты очень хорошо с этим справляешься, — заверила девочку Грания, когда они приблизились к воротам особняка, за которыми простирался сад.
— Делаю все возможное, — сказала Аврора, толкая створку ворот. — Это Дануорли-Хаус, и я здесь живу. Дом принадлежит семье Лайл уже два столетия. Ты когда-нибудь бывала здесь раньше?
— Нет, — ответила Грания, заходя в ворота следом за Авророй.
Ветер, едва не сбивший их с ног, пока они поднимались вверх, внезапно стих. Окружавшая дом широкая изгородь из кустов ежевики и дикой фуксии, которыми был знаменит Западный Корк, надежно защищала сам особняк и его обитателей.
Грания удивленно смотрела на красивый, ухоженный сад в английском стиле — безупречную авансцену, в центре которой возвышалось строгое серое здание. Дорожка, ведущая к дому, была с двух сторон обсажена невысокими лавровыми деревьями, сформировавшими изгородь. Следуя за Авророй к дому, Грания заметила клумбы с розовыми кустами — голые и бесцветные сейчас, в разгар лета они, несомненно, украшали унылый окрестный пейзаж.
— Мы никогда не пользуемся парадным входом, — заметила Аврора, сворачивая направо, к дорожке вдоль дома. Потом она завернула за угол и вышла на задний двор. — Папа говорит, что его заперли еще во времена волнений в Ольстере, а ключ потеряли. Так что мы входим в дом здесь.
Грания оказалась в огромном внутреннем дворе, куда можно было попасть с основной дороги. Здесь же был припаркован новый «рейнджровер».
— Заходи, — пригласила Аврора, распахнув дверь.
Грания прошла за девочкой через холл и оказалась в большой кухне. У одной из стен стоял огромный сосновый буфет с выдвижными ящиками под рядами открытых верхних молок. Казалось, они прогибались под грузом сине-белых грелок и огромного количества разнообразной кухонной утвари. Другую стену занимала плита, а третью — древняя прямоугольная раковина, зажатая с двух сторон старыми меламиновыми столешницами. В центре кухни располагался длинный дубовый стол, заваленный газетами.