Влюбленная пленница
Единственное, чем она могла отблагодарить, – это полностью войти в их жизнь.
Джеймс удалился в свой кабинет, а Беатрис и Листак проводили Эми в просторную, наполненную воздухом спальню, французские двери которой вели на широкое крыльцо, выходящее в лес. Пока служанка распаковывала вещи, Эми внимательно изучила туалетный столик красного дерева, фарфоровый умывальник, медную кровать с кружевным покрывалом, обои с узором из роз и листьев. По обе стороны кровати на стене красовались газовые рожки – Пера стала первым местом в империи, где в дома провели газ. В большинстве своем жители все еще пользовались масляными лампами и даже свечами. На комоде в высоких вазах стояли свежие цветы, столик у кровати был устелен многочисленными кружевными салфеточками.
– Как прелестно, тетушка Беатрис! Я так Вам благодарна!
– Я рада, что тебе нравится, милая, – ответила Беатрис. – Эта комната ожидает тебя с самого первого дня – как только ты приехала в Турцию, и Листак меняет цветы каждые несколько дней.
– Я уверена, что мне здесь будет замечательно! – воскликнула Эми.
Беатрис поправила сбившуюся прическу:
– Я немного устала с дороги, пойду прилягу. Ты не заскучаешь одна до обеда?
– Конечно, нет!
– Ну, тогда мы с Джеймсом будем ждать тебя в шесть, – проговорила Беатрис и исчезла, бесшумно спустившись по устеленной ковром лестнице.
– Не желаете ли Вы еще чего-нибудь, мисс? – услужливо поинтересовалась Листак на своем свистящем английском. Она стояла у туалетного столика, сложив руки.
– Нет-нет, Листак. Спасибо. Можешь идти.
– Наверное, я буду нужна позже, чтобы помочь распаковать Ваши чемоданы? Миссис Сполдинг привезла их в почтовой карете. Сейчас они вон там, в шкафу.
– Не беспокойся, я справлюсь с этим сама. Разборка вещей поможет мне почувствовать себя как дома, правда?
Служанка поклонилась и вышла.
Эми выглянула в окно, думая о разительном контрасте между этим изысканным и удобным домом и лагерем повстанцев, где она провела так много времени. Она должна быть счастлива снова оказаться в роскоши, но почему-то вовсе не испытывала подобных чувств.
Эми нахмурилась – она сама не одобряла своего настроения – и решила немедленно заняться чемоданами. Это, во всяком случае, займет ее на какое-то время.
* * *Эми жила у Вулкотов уже месяц, и за это время Беатрис успела убедиться, что скучать ее гостье не приходится. Британское и американское посольства – эти центры родной культуры для выходцев с Запада – устраивали каждое по несколько светских раутов в неделю, и Эми не пропускала ни одного из них. Она сиживала за ленчем с посольскими дамами, посещала благотворительные собрания, наряжалась на танцы, одевалась торжественно к официальным приемам. Как только местные жители узнали о ее приключении в горах – а девушка сама помогла им в этом, делая вид, будто ничего серьезного не произошло, – к Эми стали относиться как к богатой наследнице, какой она и была на самом деле. И скоро она поняла, что тот образ жизни, который Беатрис организовала ей якобы для того, чтобы она не скучала, на самом деле имел целью поскорее выдать ее замуж.
Эми никогда бы не подумала, что в Турции так много и европейцев, и американцев; да и вообще она не представляла, что на свете существует так много мужчин. Джеймс слыл богатым и преуспевающим бизнесменом, поэтому его хорошенькая племянница неудержимо манила их. Эми познакомилась с несколькими офицерами в небольших чинах – сыновьями коллег Джеймса, с отпрысками промышленников, совершающими путешествие по свету, и даже с племянником одного итальянского графа. Никто из наблюдавших за ее общением с ними не заподозрил бы ничего странного, поскольку они не замечали ни темных кругов под глазами – Эми скрывала их слоем пудры, ни все сужающейся талии. Она сама ушивала свои платья, чтобы не обращать на это внимания Беатрис. Однако труднее оказалось скрыть ввалившиеся щеки и потерю аппетита. Беатрис старательно разнообразила меню, заказывала все новые десерты, но, введенная в заблуждение видимой веселостью Эми, приписывала причину отсутствия интереса к еде жаре, от которой и сама очень страдала.
Знай она свою племянницу получше, она заметила бы, что Эми несчастна. А Эми, приговоренная к роли беззаботной и жизнерадостной пташки, изливала душу в письмах к Саре, которая превосходно понимала ее. Ее ответы немного успокаивали девушку, но в самые мрачные минуты она уже была готова выйти замуж за кого-нибудь из своих поклонников: ведь все равно. Малик потерян для нее безвозвратно. Она забудет его, – пыталась обмануть Эми саму себя; она приспособится и будет делать то же самое, что делали и делают все, кто потерял надежду на любовь, но продолжает жить на этом Свете.
Но, несмотря на решимость, она не могла совершить решающий шаг. Лето сменилось осенью, дни перестали быть такими адски жаркими, ночи похолодали, пришли дожди, а Эми все хранила в душе заветный огонь, не давая ему погаснуть, ожидая, надеясь – на что? – она и сама толком не знала. И все, таки она ждала.
* * *Малик закинул в повозку тяжелый мешок с пшеницей и оглянулся, пытаясь определить, сколько времени займет погрузка всех восьми повозок, стоящих в ожидании зерна. Он специально дождался безлунной ночи, чтобы сохранить операцию в тайне, но это означало, что люди должны работать при свете масляных ламп и при этом спешить. Солдаты, охраняющие склад, были мертвы – они пали жертвами вероломной атаки, – а два часовых внутри здания лежали связанные, с заткнутыми кляпами ртами.
Малик еще раз оглядел повозки, уже нагруженные зерном, которое султан приготовил вывезти из страны – несмотря на то, что его подданные голодали. Сколько же времени понадобится, чтобы закончить дело и уехать отсюда? Пшеница предназначалась для засушливых районов страны. Там она будет распределена между жителями. Малик улыбнулся про себя, представив реакцию султана на это воровство; придется тому обойтись без доходов от экспорта.
Последний мешок оказался в повозке, когда над холмами за сирийской границей уже вставала заря. Караван тронулся по переулку за хранилищем. Какая-то старуха, возившаяся по хозяйству возле своего дома, остановилась, внимательно наблюдая за необычной в такой ранний час процессией. Сосредоточенное выражение на ее лице сменилось любопытством, когда она заметила молодого человека, прижимающего палец к губам жестом, зовущим к молчанию. Она улыбнулась и ответила таким же жестом, помахав при этом другой рукой.
Султан явно не был ее другом. Какое ей дело, если какие-то бандиты грабят его склад?
Бог с ними!
Молодой человек сделал несколько быстрых движений, и два мешка пшеницы, описав в воздухе дугу, приземлились у ее ног. Старуха послала проезжающим воздушный поцелуй и потащила мешки к дому.
«Сегодня к обеду будет свежий хлеб!» – с радостью думала она.
– А ты добряк! – заметил Анвар, пытаясь перекричать стук и дребезжание повозки.
– Почему бы и ей не получить муку? – ответил на это Малик. – Таких, как она, султан мучил годами.
– Но это равносильно визитной карточке!
– Она не проболтается, – успокоил друга Малик, поворачивая караван с дороги в сторону, в узкий проулок, ведущий к пещерам, где он надеялся припрятать зерно до лучших времен.
– Ты слишком доверчив, – не унимался Анвар, – одна беда – это вовсе не значит, что она ангел или твой союзник.
– Выходит, что богатство не делает женщину моим врагом, так?
Анвар схватил мешок, едва не свалившийся от толчка.
– Ты все еще не можешь забыть ее? – спросил он.
– Не могу.
– Что же ты собираешься делать?
– Ничего.
– Будешь продолжать в том же духе, что и сейчас?
– В каком духе?
– Каждую минуту запрещать себе думать о ней. Все равно это не поможет, друг мой.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю, – отрезал Анвар тоном, не терпящим возражений.
– А что ты предлагаешь? – спросил Малик.
– Абсолютно ничего. Это твое дело, твой выбор. Я просто уверен, что бессонницу и прогулки в одиночестве по ночам ни от кого не утаишь.