Три поцелуя

— Заткнись, — буркнула Кло, направляясь в ванную.
Открыв дверь, она уставилась на маленькие элегантные красные шлепанцы, стоявшие рядом с черными мужскими. В резком контрасте между ними было что-то очень интимное. «Моя мать спала с Уэйдом Бирклоу…» — пронеслось в голове Кло.
— Между прочим, шлепанцы мои. Я отдал все вещи отца в церковь. Они были старыми, но удобными и аккуратно заштопаны твоей матерью. Думаю, ему больше нравилось носить то, к чему прикасались ее руки, чем покупать что-то новое. Она предлагала и мне недавно чинить мою одежду…
— Не вздумай приносить свои вещи в наш дом! Не сомневаюсь, у тебя хватает женщин, чтобы пришивать тебе пуговицы и ставить на задницу заплаты! — зло крикнула Кло. Она схватила шлепанцы матери и прижала их к себе.
Майкл усмехнулся, явно довольный.
— Я прикидываю, которая из них наиболее достойна этой чести.
— Уверена, ты выберешь самую лучшую, — мрачно буркнула Кло, разозлившись еще больше. Его самоуверенность просто бесила ее.
— Ты же не ожидала, что все эти годы я буду ждать тебя? — хмыкнул он.
Майкл шагнул к ней, и Кло невольно отступила. Его темные, вновь вспыхнувшие золотым огнем глаза и близость мужского горячего тела испугали ее. Она почувствовала, как между ними пробежал электрический разряд, и быстро отвернулась, ужаснувшись тому, что вдруг почувствовала дикое желание крепко прижаться к нему. Ей захотелось изгнать из памяти все полные самообмана, напрасные годы без него, сжечь дотла всю накопившуюся боль в том огне, который вспыхнул в глубине его глаз.
Кло обхватила себя руками за плечи, словно защищаясь. Буря чувств, поднявшаяся в душе, и жар, охвативший тело, поразили ее. Была ли в ее браке хоть одна десятая того огня, который вспыхнул в ней, который полыхал за ресницами Майкла?
Настоящее исчезло, горькие воспоминания сжали сердце.
— Мне так жаль твоего отца… — выдохнула она, чтобы снять напряжение.
Майкл осторожно перевел дыхание, как будто до этого долго не дышал.
— Он был хорошим человеком. А Стелла — потрясающая женщина. Они с отцом очень подходили друг другу.
Кло внимательно посмотрела на Майкла. Его лицо стало резче, как будто все линии вдруг кто-то глубже прорезал.
— Ты действительно так считаешь?
Майкл расхохотался, откинув голову назад.
— Кло, ты просто ханжа! Моя мать, умирая, боялась, что отец будет страдать от одиночества; она хотела, чтобы он нашел себе жену. И ему страшно повезло. Посмотри на эту кровать. Он сделал ее для Стеллы, это наша семейная традиция. Взгляни, там есть их инициалы, вырезанные на спинке в изголовье.
Кло подошла к кровати и провела пальцами по вырезанному вензелю, где красиво сплетались первые буквы имен. Романтический знак любви был весомее, чем брачное свидетельство, и это потрясло ее. Только очень влюбленный человек мог сделать эту кровать для женщины в знак любви и уважения к ней. Уэйд был порядочным человеком из рода Бирклоу, который бы не смог оскорбить ее мать легкомысленной связью. Она знала, что мужчины этого рода по традиции делали брачное ложе для своих невест собственными руками. Для этого они шли в лес с топором и пилой, валили подходящее дерево, очищали его, выдерживали положенное время, а затем сами, в одиночку, делали кровать, Уэйд относился к Стелле как к своей жене. И эта кровать была свидетельством отношений куда более глубоких, чем Кло испытала в своем браке.
Ей стало больно и обидно до слез. Она вспомнила тихий шепоток отца за закрытой дверью родительской спальни, тишину, в которой слышался скрип кровати, и счастливое лицо матери по утрам. Это была настоящая, теплая, живая любовь, которой озарялся весь дом…
Кло затуманившимися глазами осмотрела солнечную спальню еще раз. Интимное, романтическое место, хранившее память о страстных ночах и счастливых утренних пробуждениях влюбленных. Как она могла не видеть, каким непорядочным был Росс?! Она должна была это понимать, имея таких родителей!..
Майкл некоторое время наблюдал за игрой чувств на ее лице, потом взялся за ручку двери.
— Мне пора идти.
Кло быстро отвернулась к окну, избегая его взгляда. Ее сердце громко колотилось.
— А где Нимо, овчарка твоего отца? Мама сказала, что пыталась оставить его у себя в городе, но у нее ничего не получилось.
Хорошие собаки-пастухи были на всех ранчо на вес золота, а, по словам Стеллы, Нимо — прямой потомок того Нимо, которого хорошо помнила с детства Кло, — был лучшим в Лоло пастухом и преданным другом, готовым яростно защищать своих хозяев от непрошеных гостей.
Майкл нахмурился и посмотрел вдаль на пастбище, где паслись остатки некогда огромного табуна породистых лошадей.
— Нимо сейчас здесь нет.
— А почему ты не уезжаешь? — спросила Кло.
— Не знаю, но я еще останусь на какое-то время, — ответил Майкл, и резкость его тона убедила ее, что он прекрасно знает, почему не уезжает из Лоло.
  
7
 
Куинн Лайтфезер дышал дымом через старое орлиное перо, которое подарила ему Мэгги. Он вдыхал запах шалфея глубоко, медленно и ритмично. Очищение помогало прояснить мысли, а возникающие перед ним видения позволяли интуитивно определить свой путь. Вместе с холодным ветром через открытое окно в его комнатку над баром врывалось знакомое уханье совы, давая ему необходимый настрой. Теперь оставалось только расслабиться и ощутить ритм вселенной.
Он осторожно подул через перо на угли в глиняном горшке перед собой. Когда над горшком поднялось тонкое пламя, Куинн кинул туда катышек конопли и задышал глубже, наполняя сладковатым дымом легкие и силясь изгнать из головы все мрачные мысли о боли и мести.
Где-то на краю сознания он вдруг услышал плач ребенка, и это удивило его. Когда Ломази умирала, она не была беременной. Она вообще была бесплодна и страшно переживала, что оказалась для него плохой женой.
Куинн почувствовал, как вокруг него завихрился ледяной ветер, и, наконец, появились видения. Какое счастье, что они всякий раз посещают его, хотя он не учился этому искусству у предков! Видения соединяли душу и тело, в тюрьме они просто спасли его.
Куинн отогнал мрачные воспоминания и еще раз глубоко вдохнул сладковатый дым. Перед ним возникла Огненная Женщина, а в ушах настойчиво звучал плач ребенка, который сжимал ему сердце. Он уже полюбил этого ребенка, его переполняла нежность, хотелось бережно прижать к себе маленькое тельце…
Еще две женские фигуры появились рядом с Огненной Женщиной. Одна воинственная — холодная, суровая, много пережившая. Другая помягче — женщина, у которой сердце болело за всех.
Куинн медленно добавил в горшок шалфея и конопли. Женщины обнялись и втроем вступили в огонь, а затем из дыма появились два волка. Молодой сильный волк терзал клыками старого, матерого. Он рвал на части окровавленное тело, пока все не исчезло.
Но почему плачет женщина?..
Ритм ее рыданий сотрясал Куинна, и, наконец, боль пронзила его сердце. Он понял, что эта женщина потеряла ребенка. Но она плакала слишком тихо для такой боли — сдерживая и контролируя себя, страдая очень глубоко внутри.
Женский и детский плач слились воедино, загремел гром, и молния прорезала черные тучи. Затем появилось солнце, и радуга взметнулась над речными ивами, ветви которых клонились под порывистым ветром до самой воды. Перед Куинном вдруг возникла горная примула, расцветающая на глазах. Она душила старую траву, увеличиваясь в размерах. Сухие стебли травы превращались в скелеты, которые тут же рассыпались на ветру…
Куинн очнулся от холода. Он дрожал, ледяной пот проступил на лбу. Кто этот ребенок, которого ему так хотелось взять на руки? И почему женщина плакала так тихо, пряча свою боль?
Он откинул назад длинные черные волосы, а затем, улыбаясь, добавил конопли в горшок. Он понял значение своих видений: Кло Мэттьюз была Огненной Женщиной, а вместе с ней Дикие Ивы выходили на тропу войны.
Клубу не поздоровится.
Анжелика Гилкрист не была приятной. Образ холодной, суровой женщины опять появился перед ним. Она так стыдилась, что провела с ним одну ночь, когда он приехал в отпуск из армии, что вскоре сбежала в Европу. Стыдилась, что именно индеец лишил ее девственности и насладился ее белым телом.