Больше ни слова лжи

– Мне сказали, что это неосуществимо.
Элеанор покачала головой, осознав, что Лукас уже втянул ее в свой проект.
– Почему мне кажется, что мной манипулируют?
Он одарил ее улыбкой кинозвезды.
– Как насчет зоны ресепшн? Я чувствую, здесь что-то не так, но не могу понять, что именно.
Элеанор понимала, что разговор следует завершить, однако не удержалась от совета.
– Она должна быть больше, к тому же сейчас стойка расположена слишком близко к входу.
Лукас мысленно представил, как это должно выглядеть, затем удовлетворенно кивнул:
– Согласен. Кажется, я начинаю верить в то, что вы самый обыкновенный гений.
Он не скрывал своего восхищения.
Элеанор уже собралась сказать, что комплименты на нее не действуют, но зазвонил его телефон. Лукас вытащил его из кармана и взглянул на экран.
– Прошу меня извинить.
Она вздохнула, провожая взглядом его крепкую, стройную фигуру. Лукас остановился у окна и, глядя на улицу, продолжил разговор. С высоко поднятой головой и широко расставленными ногами он был похож на генерала, который оглядывает поле битвы.
На нее вдруг накатила дикая усталость. Элеанор зевнула и откинула голову на мягкую диванную спинку. Она уйдет, как только Лукас закончит разговор. Все-таки надо было сначала посоветоваться с Изабелл.
Наверное, стоит выяснить название компании, которая обставляла номер мебелью, потому что этот диван – самый удобный из всех, на каких она когда-либо сидела.
✽ ✽ ✽
Закончив разговор, Лукас повернулся и обнаружил, что Элеанор Харрингтон уснула. Он стоял, глядя, как медленно опускается и поднимается ее грудь в такт дыханию. Его взгляд опустился ниже. Подол платья задрался, обнажая бедро. У Элеанор изумительные ноги. Не такие длинные, как у тех женщин, с которыми он обычно встречался, но очень красивые. И на ней по-прежнему оранжевые ботинки, которые почему-то совсем не полнят ее лодыжки.
Лукас ощутил себя немного виноватым, поскольку разглядывал ее, когда она об этом не подозревала. Во сне лицо Элеанор казалось невинным. Чистым.
Его грудь сдавило странное чувство. Чистое? Лукас удивился, что это слово вообще пришло ему в голову. Понятия чистоты и невинности исчезли из его жизни так давно, что он забыл, когда это случилось. Почему о них напомнила женщина, которая относится к нему с неприязнью?
Лукас хотел было разбудить ее, но Элеанор выглядела такой умиротворенной, что у него не хватило духу.
Вместо этого он продолжал любоваться ее стройной фигуркой. Его взгляд задержался на ее грудях, скрытых платьем, потом поднялся к карамельно-каштановым волосам, из которых торчали оранжевые палочки. Наверное, ей не очень удобно. У Лукаса возникло импульсивное желание вытащить их из прически и увидеть, какие длинные у нее волосы.
Он отмахнулся от этой мысли и нахмурился, осознав, что его руки уже потянулись к голове Элеанор. Лукас опустил их, расстегнул оранжевые ботинки, снял их и осторожно положил ее ноги на диван. Она тут же свернулась клубком.
Лукас почувствовал, как откликается его тело, и подавил желание. Он не собирался отрицать, что Элеанор его интриговала и что сегодня он получил столько удовольствия, сколько не получал уже давно. Но успех проекта означал для него слишком много, и ни одна женщина не сможет оказаться важнее.
Лукас снова вспомнил, как она отреагировала на его критику ее отеля. Возможно, в чем-то Элеанор была права, но он не мог согласиться с ней сразу, потому что привык считать себя во всем правым.
Лукас грустно усмехнулся. Когда это он успел стать самовлюбленным болваном?
Отнюдь не радуясь внезапной атаке совести, он сходил в спальню, принес покрывало и укутал Элеанор. К палочкам в ее прическе он не притронулся.
Элеанор проснулась и заморгала. Уж не смазал ли кто-нибудь ее веки клеем? Подняв руки, чтобы потереть их, она обнаружила, что ресницы слиплись. Значит, она легла спать, не смыв макияж. Чего раньше не случалось.
Все еще ощущая усталость, молодая женщина зевнула, перекатилась на бок и почувствовала, как натянулось платье. Элеанор окончательно проснулась и нахмурилась, осознав, что заснула в платье. И лежит на диване.
– Что за…
– Доброе утро, спящая красавица.
Вздрогнув, Элеанор прижала руку к груди. Ее взгляд метнулся к мужчине, который стоял, небрежно прислонившись к дверному косяку. На нем были брюки и белоснежная рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами. Элеанор видела достаточно мужчин в такой одежде, но почему-то только у Лукаса она отметила и ширину плеч, и узкие бедра. От него исходило нечто, притягивающее ее взгляд, – так же, как пламя свечи обладает некой притягательной силой для мотылька.
В мозгу Элеанор промелькнули события прошлой ночи. Ей снился сон о его ледяном отеле… И о нем…
Лукас отлепился от косяка и зашел в гостиную. Только тогда Элеанор заметила, что в руке у него стакан с водой, а в горле у нее сухо, как в пустыне. И, кажется, побаливает голова.
Он протянул ей стакан, и она жадно его осушила.
– Спасибо. – Элеанор огляделась. Она была готова смотреть куда угодно, только не на него. – Вам следовало разбудить меня прошлой ночью.
– Диван мне был не нужен.
Она поставила пустой стакан на столик.
– Это не оправдание.
– Я снял с вас ботинки, но вы, похоже, так сильно устали, что вряд ли проснулись бы, случись даже землетрясение.
Элеанор скорчила гримаску.
– Это, должно быть, от алкоголя. Я пью не часто.
– В Санкт-Петербурге вам представится не один шанс привыкнуть к нему, если вы будете на меня работать.
Она сузила глаза.
– Вы рады, что я осталась, верно?
– Я бы не сказал, что рад. Но если вы намекаете, что это дает мне шанс получить то, что я хочу, тогда, полагаю, да, я рад.
– И вы хотите меня?
Когда молчание затянулось, Элеанор сообразила, что именно она ляпнула.
– То есть, вы хотите, чтобы я на вас работала, само собой разумеется, – торопливо поправилась она.
Лукас улыбнулся:
– Да.
Элеанор покачала головой:
– Я никогда не оставлю свою работу. Мое сердце принадлежит Харрингтонам.
– А вы всегда следуете зову сердца?
– Да, как правило. Семья много для меня значит. И я им нужна.
По крайней мере она надеялась на это.
– Оставаясь в семейной компании, вы ограничиваете свои творческие возможности.
Элеанор почувствовала правоту в его словах и ощетинилась.
– Это циничное замечание.
Лукас пожал плечами.
– Томасо считает, что вы обладаете огромным потенциалом, развитие которого сдерживает ваша же работа. Я готов с ним согласиться. Какой кофе предпочитаете?
– Я выпью кофе в своем отеле, – едва справляясь с раздражением, вызванным его нападками, ответила Элеанор. Нельзя допустить, чтобы Лукас вывел ее из себя. Тем более что она еще не поговорила с Изабелл. Желательно сделать это до того, как он свяжется со Спенсером Чатсфилдом. Она не станет работать на Кузнецова напрямую, но это не значит, что Харрингтоны не могут для него что-нибудь сделать. Если Изабелл согласится. – Куда, кстати, мне пора вернуться, – добавила Элеанор. – Что касается вашего предложения, я свяжусь с вами позже.
Лукас покачал головой:
– Я восхищен вашей преданностью семье и уверен, что они это ценят, но я не могу ждать, потому что отель должен открыться через месяц.
– Через месяц?! – Ее брови взметнулись вверх. – А что уже сделано?
Лукас принялся загибать пальцы.
– Ледяные блоки находятся на складе. Металлические опоры стен готовы, команда строителей и резчиков по льду тоже.
– Не густо. – Элеанор прикинула в уме. – Я бы сказала, что месяц – это слишком оптимистично.
– Но вы справитесь?
– Я этого пока не говорила.
– Почему бы вам не освежиться и не подумать над этим? Мне нужно получить ответ сегодня утром.
– Это невозможно.
Лукас пожал плечами:
– Для меня нет ничего невозможного, мисс Харрингтон, к лучшему это или к худшему.