Заказное влюбийство

«А сахар к чему?» – поинтересовалась я, собирая руками белый порошок.
«Влипнешь!» – сообщило внутреннее кладбище народной мудрости. Я попыталась закрыть входную дверь, потянув ее на себя изо всех сил. Ну… Уже лучше… Сытая крыса не пролезет, но голодная – вполне. Подул ветер, и задребезжали мутные стекла в маленьких оконцах, дверь на втором этаже захлопнулась, и послышался … дзень!
Скрип! Ох! Скрип! Скрип! Ах! – я взбиралась по ступенькам через одну, пытаясь понять, что могло упасть наверху. На полу лежало разбитое зеркало, рассыпавшись на сотню мелких осколков! Осталось найти черную кошку и насмерть забить ее пустым ведром. Ничего-ничего, я что-нибудь придумаю.
Ладонь с меткой зачесалась со страшной силой! В дверь раздался стук…
 
Глава пятая. Призрачная угроза
 
Кто ты? Король или Отшельник?
Пора бы вынести урок!
Чем красивее был ошейник,
тем был короче поводок!
Убогий курятник, в который меня поселили, был именно тем местом, где нужно принимать возлияния в одиночестве от горя, а не гостей со словами: «Проходите, не стесняйтесь! Уклоняйтесь, нагибайтесь!». Стук стал настойчивей. Ладно, плавали, видели, выгребали! Подо мной даже вздрагивал пол! Старый стул подпрыгнул и стал пританцовывать на месте, радуясь визиту несчастного и скрюченного мужика, который тут же протянул мне единственную руку.
– Милости прошу! – произнес гость. Сквозь лохмотья были видны фрагменты немытого тела. Мое настроение слегка приподнялось от того, что у меня такие добрые, приветливые, отзывчивые и нищие соседи… Как приятно думать, что у них точно не хватит денег на новые колонки и перфоратор! А вдруг он – ипотечник? Я сразу посмотрела на него с уважением и сочувствием, обводя взглядом окрестное жилье. Какие запущенные у него трудовые… эм… язвы!
– Спасибо! Мне тоже очень приятно познакомиться… – расцвела я, демонстрируя самую милую улыбку. Мне тут же захотелось сказать гостю что-то хорошее, ободряющее!
– Знаете, – начала я, с уважением глядя на мужика, который трудится до кровавых мозолей, – В наше время трудно встретить человека, особенно мужчину, который, несмотря на инвалидность, работает… Вы, главное, не сдавайтесь. Что бы вам ни говорили! Как говорят, если чего-то в жизни не хватает…
– Одну деву на жизнь! – попросил моногамный соседушка. Я не высматриваю мужа в первом встречном, выпучив глаза, поэтому вежливо попрощалась с простым работягой, прикрыв дверь и выглядывая в щель. Сосед развернулся и поковылял к развалюхе рядом, громко забарабанив в дверь. О, теперь будем знать, где жи…
– Милости прошу! – страдалец протянул единственную руку и упал на колени, как только дверь открылась. – Деву на пропитание!
– Пошел вон! – заорал толстый хозяин, замахиваясь на него топором. – Иди, работай!
Как удобно, когда рядом живет настоящий доктор-чудотворец, способный чудодейственным словом вернуть умирающему пациенту не только способность ходить и быстро бегать, а даже утраченную конечность, которой он отбивался от доброго доктора – толстяка.
Я посмотрела на свою руку с черной печатью, и настроение резко испортилось… Ой! А вдруг это навсегда? Вдруг мне удастся выбраться, а печать останется? Почему на руке? Есть же столько укромных местечек для татуировок! Меня вполне устроит, если через пару десятков лет черепок с короной и надписью «Не влезай, убьет!» или «Осторожно! Высокое напряжение!», превратится в сморщенную изюминку на целлюлитном холодце.
На мою ладонь скатилась слеза. Только правда и ничего кроме правды! Я никогда не смогу работать в отделе статистики…. Не смогу баллотироваться… Меня не возьмут в торговлю: «Это не фирма так шьет! Это кто-то много жрет!», «Берите яйца, мужчина. У них сегодня годовщина!». В рекламный бизнес мне тоже дорога заказана! Кому понравятся такие лозунги: «Ешьте вкусное печенье, ночью будет развлеченье!» или «Наш сочок из ягод спелых, плесневелых, перезрелых!». «Загуститель, осветлитель, масло пальмы и краситель, соя, жилы, жмых пшеницы – колбаса из мяса птицы!». Не-е-ет! Я даже не смогу стать врачом! «Доктор, что мне делать? Я читал, что болезнь неизлечима!» – жалобно спрашивает пациент. «Да здравствует мыло душистое, веревка с петелькой пушистая, стульчик со сломанной ножкой и рюмка бухла на дорожку!» – отвечает честный доктор в моем лице, вместо того, чтобы обнадежить пациента, придать ему сил для борьбы, вселить необоснованную веру в чудеса, которые иногда происходят! «Как вы считаете, мне идет новый галстук? Мне кажется, он меня стройнит!» – мурлыкает мой очередной начальник. «Нет!– отважно отвечаю я, и навсегда забываю код от зарплатной карточки, – Галстук из трусов клоуна – не физкультура, а ремень – не диета!»
А что насчет личной жизни? «Милая, ты ведь любишь мою маму, которая учит тебя, как правильно варить борщ и мыть тарелки до противного скрипа?» Я сглотнула. «Пять минут, пять минут! Без прелюдий, между прочим! Пять минут, пять минут! Я успел, а ты как хочешь!» – пропело что-то внутри и заглохло, повергая меня в ужас от суровой семейной романтики. «Тебе разве не понравилось, любимая?» А дальше передо мной стояло маленькое воображаемое последствие «пятиминутки» со своими каракулями на листочке: «Красиво, мамочка?». А потом в качестве контрольного выстрела из детского кармана извлекается слипшийся ком зеленого пластилина с воткнутыми спичками и после восторженного детского сопения раздается: «Мама! Угадай, кто это? Это – папа! Правда, похоже?».
Мне что? Придется искать папу по детским рисункам и детской лепнине? Очень правдивой маме, разведенке с маленьким прицепом, не желающей расстраивать своего ребенка и убивать честностью маленького гения, срочно требуется муж! Страшный, как ядерная зима! И когда учительница поставит двойку за «папу из пластилина», объясняя расстроенному малышу что скульптором ему не быть, в дверях появится натурщик, заставив обделаться весь собравшийся педсовет…
В дверь постучали так, что у меня чуть опять не завалился шкаф! На пороге стоял плюгавый мужичок с посохом, в потрепанной хламиде. Голова его была украшена блестящей лысиной – тонзурой на макушке, но в отличие от братца Тука – последнего, у кого я видела похожую прическу, волосы на волосатом нимбе были седыми, длинными и спутанными. Один глаз гостя смотрел куда-то вверх и вправо, второй – вниз и влево, при этом они были круглые, как плошки, и слегка навыкате. Слепой?
– Милости не… – начала я, пытаясь закрыть дверь.
– Мне нужно пророчество! – громко произнес слепой, постукивая палкой по дверному косяку. – На будущее государства! Я приходил во дворец, а меня направили к вам!
Мне протянули три монеты. Ух, ты! Монеты были не золотые, а серебряные, с изображением женщины. Та-а-ак! Одну минуту! Мы тут деньгами не разбрасываемся!
– Подождите, пожалуйста …за дверью… Сейчас войду в … эм… астрал… – пролепетала я, складывая монеты в стопку и не веря своему счастью!
Ну же, шарик, давай! «Я знаю точно наперед, когда доволен был народ? И если будет благодать, не прекратит народ роптать!» Отлично! Начинающая поэтесса вытащила уголек из камина и оторвала кусок обоев…
«И скажут люди: «Стало хуже!
Затянем пояса потуже!
Налоги снова стали выше!
Запасы снова съели мыши!
А поколенье? Стыд и срам!
Позор всем дочкам и сынам!
И власть не царствует, а мучит!
При предыдущих было лучше!
За хлеб и вовсе не расплатишься!
Страна-страна! Куда ты катишься?»
На этой драматической ноте я тяжело вздохнула, посмотрела на всякий случай на свою метку, впервые надеясь, что до светлого будущего не доживу, а потом вручила листок слепому, но очень сознательному патриоту.
– Я вам прочитаю, чтобы вы… – спохватилась я, глядя, как глаза клиента возвращаются в нормальное состояние и сходятся на бумажке под задумчивое мычание.
– Если к вам придет Кривой с Большой рыночной, вы ему пророчеств не давайте! Скажите, что работаете со Слепым Буревестником! – проскрипел «прозревший», снова возвращая глаза в ужасное состояние. Он двинулся из моего переулка в сторону площади, тыкая палкой впереди себя. Через полчаса с площади донеслись знакомые стихи. На каменном возвышении стоял мой клиент, покровительственно простирая грязную руку над взволнованной толпой: