Убийца из прошлого
– Получается, ты зашел в номер, достал револьвер… – Выговский привстал и вытащил из шинели дуэльный пистолет, одолженный у Тарусова. – Этот?
– Он самый.
Значит, Шалин врет. Перепутать дуэльный пистолет с револьвером, из которого застрелили господина Войцеховского – так по документам значился убитый, – не способен даже деревенский дурачок.
– Опиши-ка мне номер люкс.
– Чего?
– Номер, в котором ты совершил убийство. Что там из мебели?
– Как обычно… Кровать.
– Еще что?
– Стул.
– Один или несколько? Чьей работы? Ты столяр, в мебелях обязан разбираться.
– Не помню.
– Бюро? Трюмо? Прикроватное зеркало? Ширма? Портьеры какого цвета? Обои?
– Не помню, не помню. – Шалин будто от нестерпимой боли схватился за голову.
– Ах, не помнишь… А может, тебя вообще там не было?
Шалин ответил молчанием.
– Я твой защитник. Мне можно и нужно довериться, – советовал Антон Семенович. – Клянусь, о твоих словах никто не узнает.
– Отстань. Не нужен мне аблокат. На каторгу хочу. Понял?
Из Съезжего дома Выговский вышел довольным. Хоть Шалин и не исповедался, все одно выдал себя с головой. Никаких сомнений нет – он себя оговорил, взял чужую вину. Чью? Зачем? Антон Семенович свистнул извозчика и велел отвезти сперва в лавку купцов Елисеевых, а оттуда в Окружной суд.
На самом деле огромный дом на Литейном проспекте, занимавший целый квартал между Шпалерной и Захарьевской улицами, официально именовался Зданием судебных присутственных мест.
На Литейном такое есть здание,Где виновного ждет наказание.А невинен – отпустят домой,Окативши ушатом помой [18].Кроме Окружного суда, здесь размещались судебная палата, архив и камеры [19] прокуроров, судебных приставов и судебных следователей.
Поднявшись по широкой лестнице на третий этаж, Антон Семенович нашел нужную дверь и постучал.
– А-а, Выговский! – обрадовался ему довольно молодой, однако успевший обзавестись брюшком коротконогий брюнет. – Сколько лет, сколько зим.
С судебным следователем Петром Никаноровичем Бражниковым Антон Семенович подружился, когда служил в сыскной полиции. Сблизило их многое: оба приехали из провинции, оба были молоды и холосты, любили выпить и покутить.
– Никак бургундское? – Бражников разгружал пакеты, которые принес приятель. – Ба, и сардинки любимые, и паштетик фуа-гра. «Каким ветром тебя сдуло, какой водой принесло?», друг Тохес. Только не ври, что соскучился.
Выговский поморщился. Ну сколько можно? И где только Бражников подцепил сие словцо – тохес? И ладно бы меж собой. Но Петр Никанорович и в компании его употреблял. Сидят, скажем, с разбитными девицами, и вдруг:
– Тохес, закажи-ка игристого.
И одна из сильфид непременно заинтригуется:
– Какое имя шикарное, верно, иностранное.
А Бражников тут же объяснит:
– Точно. Еврейское. Означает то место, на котором сидят.
И все смеются. И Выговский с ними. А что поделать? Не бить же морду лучшему другу?
Но сегодня обижаться было не с руки, Выговский и вправду заявился по делу.
Но рассказал Бражников до обидного мало:
– Убийцу мне готового привели, Добыгин его задержал, – признался приятель после стаканов за встречу, за дружбу и за баб-с.
– Пристав четвертого участка? Терпеть его не могу.
– Зато на его территории всегда ажур-абажур, преступлений вообще не бывает. И за это ему от меня огромное грандмерси. Иначе здесь бы и ночевал. – Захмелевший Бражников обвел пальцем стол, устланный бумагами, шкафы, заставленные папками, пол, где валялись груды дел. – Тохес, я понимаю, ты адвокат, обязан защитить клиента. Но этот… как его?..
– Шалин, – напомнил Выговский.
– …точно, Шалин – редкостный негодяй. Спокойно так про убийство рассказывал, будто не человека, кабана завалил.
– Убил он ради денег?
Судебный следователь кивнул.
– И сколько взял?
Бражников пожал плечами:
– Мое любопытство так высоко не прыгает. Сознался, да и ладно.
– И куда он их дел?
– Куда-куда? Пропил, куда еще?
– Когда бы успел? Его уже через час задержали.
– При определенном навыке с хорошими друзьями, с красивыми… Вот мы с тобой – всего только двадцать минут сидим, а двух бутылок как не бывало.
– Место преступления осматривал?
– Не-а. Думаешь, надо было?
Выговский кивнул с укоризной.
– Тогда завтра, с самого утра. Клянусь. – Бражников, словно на Писание, положил руку на папку с делом о растрате. – Только ради тебя.
– Не мели ерунды. Что теперь там найдешь? Полтора месяца прошло. Сколько постояльцев перебывало.
– Ни одного.
– Как ни одного?
– Дверь с тех пор так и опечатана, а ключик тут, в моем ящике.
– С чего вдруг?
– Потому что жадных не люблю. По швам трещу, когда их вижу. Ты вот сколько у Тарусова получаешь?
– Две тысячи в год.
– Да-а-а?! – присвистнул Бражников. – А второй помощничек ему не нужен?
– Не отвлекайся.
– Нет-нет, держу нить за хобот. Значит, так. Ты мне друг… Да или нет?
– Да, Петруша, да.
– Вот! Друг! А все одно явился с подношениями. Потому что интерес ко мне имеешь. А этот жадина… Дерет с приезжих по четыре рубля за номер, а пришел с пустыми руками.
– Ты сейчас про кого?
– Про Малышева, хозяина гостиницы. Ввалился без стука и как завел шарманку: «Моему заведению полвека. С двадцать седьмого года от нашей гостиницы отправляются омнибусы в Великий Новгород. Однажды у нас ночевал писатель Достоевский». И все в таком духе.
И что, скажи на милость, из этой белиберды причина вернуть ему ключ? Принес бы пару «Клико»… Да хоть пару пива. Потому я насупил брови, придал козлетончику металл и огласил приговор: «Ключ верну только после суда».
– А мне его дашь?
Бражников, несмотря на выпитое, мотнул головой:
– Еще чего? Держи карман шире. Знаю я тебя, все дело мне развалишь.
– В награду – малышка Жаклин за мой счет.
– И дюжина бургундского.
Среда, 2 декабря 1870 года,
Санкт-Петербург
Забежав утром к Тарусову, Выговский уведомил патрона, что снова вынужден отлучиться по порученному делу, и отправился на Обуховский проспект в Серапинскую гостиницу. «Сорок покойных и удобных номеров вблизи Технологического института» – так рекламировал ее путеводитель.
Еще совсем-совсем недавно Антон Семенович служил чиновником для поручений в сыскной полиции. Однако нынешним летом обер-полицмейстер выказал ему недовольство, а Тарусов нежданно-негаданно предложил место.
Но на всякий случай запаянное в стекло удостоверение сотрудника полиции Антон Семенович сохранил. Каким способом? Бургундское любил не только Бражников, его поклонники нашлись и в канцелярии обер-полицмейстера.
Предъявив портье сие удостоверение, Антон Семенович поднялся на второй этаж, отыскал нумер под цифрой «семь», оборвал печати и повернул ключ в замке. Толстый слой пыли на полу и мебели неопровержимо свидетельствовал о том, что после Добыгина никто сюда не заходил. На паркете чернели пятна (вероятно, от крови), а огромная двуспальная кровать так и была расстелена.
Почему? Войцеховский, по показаниям портье, заехал в десять утра, его труп нашли около двенадцати. С какой стати улегся в такую рань? Притомился с дороги? Или…
Выговский, повинуясь чутью, сдернул простыню, скинул подушки. Опа! Женские шелковые панталоны с кружевами. Желтые, с драконами, не иначе из Китая. Теперь понятно, зачем постель разбирали…