Вторая жена (ЛП)
— Я приехала, как только смогла.
Я подняла голову:
— Ты знала, что собирается сделать Роджер, но не сказала мне?
— Ты ожидала, что я это сделаю? А ты сделала бы на моем месте? Но я хотела намекнуть тебе в обед. Ее пальцы скользнули на мое запястье, она проверила пульс. — Ты спала? И когда в последний раз ты ела?
Мои волосы казались тяжелыми и горячими, я откинула их назад.
— Чашку чая. Не знаю, Гизелла.
Она наклонились вперед и проговорила с настойчивостью, которой я от нее никогда не слышала:
— Тебе понадобятся все твои силы, Минти. Тебе придется думать о детях. Я сделаю тебе чай и какой-нибудь тост.
Она отвела меня в гостиную и усадила на диван.
— Ты посидишь здесь, пока я не вернусь.
Утренний свет, потоком лившийся в комнату, был настолько ярким, что у меня заболели глаза. Я выглянула во французское окно. Сирень разворачивала свои первые бутоны, а в соседнем садике на пригретом солнцем бугорке магнолия раскрывала фарфоровые чашечки цветов.
— Как жестока весна, — сказала я.
— Да. — Гизелла вернулась с подносом. Она поставила его на журнальный столик, достала из сумочки свой мобильный телефон и выключила его.
— Боже мой, — сказала я. — Неужели все так серьезно?
Солнечные квадраты лежали на ковре, который с годами приобрел более светлый оттенок. Я снова услышала голос Натана: «Нет, мы не можем позволить себе новый ковер».
— Минти, — Гизелла взяла тост с тающим маслом и мармеладом, — Поешь.
— Я никогда не ем масла, Гизелла. Талия.
— Не думай о ней сегодня.
Я взяла у нее тост и стала жевать. Вкус мармелада не был неприятным, и чай был горячим и крепким.
Гизелла пила из второй кружки:
— Ужасный чай. Что за марка?
— Обычный чай. Не знаю.
— Лапсанг лучше.
Вычеркнуть в списке еженедельных покупок «Обычный чай» и заменить его на «Лапсанг». С точки зрения Гизеллы, она была спокойна и мудра, как Будда. Она была полна жизни и устремлена к своим целям, в то время как мои за прошедшую ночь истаяли и сжались до размеров фигурок на обивке дивана.
— Минти. Насчет Роуз.
Эта информация была золотой жилой для любителей потрещать языками. «Вы знаете, где он умер? У первой жены». Маловероятно, что это осталось тайной.
— Роджер говорил с Роуз. Он позвонил ей после того, как поговорил с тобой. Он встретится с ней во второй половине дня.
— Он не приедет сюда?
— Я же здесь. — она потянулась и поставила чашку на поднос. — Ты знаешь, как бы Роджер ни хотел, он не сможет поднять Натана из мертвых.
— Нет. — это было лишним, потому что сейчас Натан не казался мне мертвым. Он был здесь в гостиной, я чувствовала это всем телом.
Гизелла продолжала:
— Позволь мне сказать. Не отказывайся от помощи Роджера. Она вам понадобится.
Второй тост лежал на тарелке криво. Я его поправила. Натан был надежным. Он был тем человеком, который никогда не покинет в беде. Но нас было слишком много для него одного. Оставил Роуз. Женился на мне. «Вистемакс». Он не мог идти по такой скользкой почве. Его тело протестовало. «Я смотрю в зеркало, и не знаю, кто оттуда смотрит на меня». Могла ли я понять смысл этих слов?
Гизелла была в одной из своих ослепительно белых блузок с рукавом три четверти, слегка натягивавшиеся на груди. Это был изысканный французский вырез. Нить крупного жемчуга обвивала его шею. Соответствующие серьги поблескивали в ушах. Она сидела, наклонившись вперед на стуле, воплощенное сочувствие и жалость.
— Я понимаю, что ты сейчас об этом не думаешь, — она вытащила из сумки записную книжку, что-то написала и вырвала листок. — Я мало что могу сделать для тебя, Минти, за исключением помощи в мелочах. Вот имя хорошего флориста. Просто скажи им, что ты хочешь для Натана, и они поймут.
Флорист?
— Спасибо, — мои губы дрожали. — Рассказал ли Роджер, каким Натан был вчера? — Гизелла убрала записную книжку в сумку. — Я хотела бы знать, что он говорил и как выглядел.
— Понимаю. — она, казалось, ожидала этого вопроса. — Роджер боялся этой встречи. Натан был ему другом, только не так, как ты думаешь, Минти. Ты не хуже меня знаешь его. Роджер сказал ему прямо. Сначала Натан почти ничего не говорил. — Гизелла остановилась и вздохнула. — Роджер сказал, что он подошел к окну и повернулся к нему спиной. Он сказал, что ему надо подумать одну или две минуты. Потом он пошел в атаку. Он сказал Роджеру, что это неправильное решение. Кроме того, «Вистемакс» не нужны дестабилизирующие факторы в данный момент.
Натан защищался. Те, кто его хорошо знал, легко читали признаки его состояния. Когда он сжимал губы, это было плохим признаком для оппонента. Если он засовывал руки глубоко в карманы брюк, значит, он разрабатывал стратегию.
— Я никогда не видела Роджера таким грустным и напуганным. В будущем… с ним может случиться тоже самое, — продолжала Гизелла. — Увольнение Натана тяжело ему далось.
— Гизелла, Натан потерял все.
— Не все. У нее была ты с мальчиками. Роджер считал, что он мог некоторое время побыть дома, чтобы посвятить больше времени детям.
Я смотрела на нее, пораженная:
— Роджер уволил Натана, потому что из Натана может получиться хорошая нянька?
Губы Гизеллы не дрогнули.
— Натан получил хорошее выходное пособие.
— Будем надеяться, что Роджер сохранит свое философское настроение, когда я выгоню его с похорон Натана.
С оттенком легкой паники Гизелла прошептала:
— Зачем? Не нужно этого делать, Минти.
— Роджер действительно считал, что Питер Шейкер будет лучше Натана?
Гизелла поправила манжету белоснежной рубашки.
— Стоит ли сейчас обсуждать это? Постарайся быть практичной.
— О, практичность… — сказала я. — Ее явно переоценивают.
Я встала и прошла к полукруглому столу. Я взяла часы и переставила их на каминную полку, как этого хотелось Натану.
Гизелла взяла сумку.
— Мне пора идти. Но помни, Роджер сделает все, что сможет. Я тоже сделаю все, что в моих силах. Если ты это примешь.
Я услышала крик:
— Почему Роджер это сделал?
Гизелла опустила сумку и посмотрела мне в глаза:
— Это было необходимо. Натан так же поступал с другими, вспомни об этом.
— Но это его убило.
— Нет, не это. Натан любил виски, он напряженно работал. Он был… очень занят жизнью семьи. Большой семьи. Все это вместе внесло свой вклад. Это сделало не увольнение. Натана убило его больное сердце.
В дверь продолжали звонить, но я отправила Еву встречать посетителей. Каждый раз она что-то приносила. Бутылка вина, с надписью «Соболезнуем» на этикетке. Брошюра «Последняя воля и завещание». Следы кофе на мягкой обложке, загнутые уголки страниц. В разделе 14.4.3 «Справедливый раздел между сторонами» кто-то яростно нацарапал на полях: «Это мне должно было так повезти».
— Кто ее принес, — спросила я у Евы, но она сказала, что не знает эту женщину.
«Последняя воля и завещание» лежали на кухонном столе передо мной. Я, как предполагал весь остальной мир, оплакивала Натана. Крис Шарп, вероятно, наслаждался хорошим днем. Вряд ли Питер Шейкер испытывал муки совести. Я почувствовала жалость к Кэролайн, которой придется делать выбор между лояльностью к мужу и ее собственными строгими понятиями о нравственности. Питер, вытолкнувших из кресла Натана, явно не вписывался в строгие рамки ее принципов.
Кто-то вошел в кухню.
— Мартин, — сказала я.
Он поставил закрытое фольгой блюдо на стол и наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку.
— Я приехал, как только смог. И привез макароны с сыром.
Я постаралась найти вежливый ответ. Любой ответ.
— Лукас любит макароны с сыром.
Он сел рядом со мной и взял обе моих руки в свои.
— Пейдж попросила Линду приготовить их. — последовала пауза. — Это ужасно, Минти, но ты выдержишь. Я пришел сказать тебе это. Может казаться, что ты не сможешь, но ты выдержишь.
Его пожатие было прохладным и крепким, и я была благодарна ему за это.