Прекрасная голубая смерть
— Попытаюсь выяснить, сэр.
— Расспросите девушек в обоих домах — ну, да это была ваша идея, и вы сами знаете, как за нее взяться.
— Надеюсь, сэр.
— Отличная работа. Итак, возьмите завтра свободный день, чтобы заняться всем этим. Ах, да, — добавил он, — вот несколько фунтов на расходы.
— Благодарю вас, сэр.
— Доброй ночи, Грэхем.
— Доброй ночи, сэр.
Ленокс вздохнул.
— Биарриц, Грэхем!
— Да, сэр, — сказал дворецкий.
Он вышел из комнаты, но Ленокс знал, что он будет сидеть в прихожей, пока сам Ленокс не отправится спать. А это, подумал он, произойдет так упоительно скоро!
Огонь угасал, но излучал тепло, и Ленокс стянул сапоги, затем носки и погрел ступни, вновь мокрые и замерзшие, возле тлеющих углей. Он взял «Малый дом в Оллингтоне» и прочел главу, допивая теплое вино. Каким же долгим выдался этот день!
И — о! — как он предвкушал жизнь на морском берегу! Ну-ну, подумал он, все обернется к лучшему. Он уронил книгу на сиденье рядом с собой, положил руки на живот и уставился на язычки пламени. Бедняжка Джейн, подумал он. Bella indigo, чем бы это ни было. Надо будет самому навестить какого-нибудь аптекаря.
Его веки смыкались, и он понял, что пора побрести по лестнице вверх к себе в спальню и натянуть ночной колпак. Он поднялся из кресла и сказал, выйдя в прихожую:
— Кстати, Грэхем. Утром не забудьте предупредить мистера Керра об отмене поездки.
Грэхем, разумеется, сидел в прихожей. Читал свою газету и жевал овсяную лепешку.
— Да, сэр, — отозвался он.
— И лучше дайте ему пятьдесят фунтов как залог будущей поездки. — Ленокс зевнул. — Он будет страшно зол, знаете ли, что я их все время отменяю.
— Да, сэр.
— Ну, право, Грэхем, идите-ка спать. Я только приму ванну и усну.
Дворецкий встал, и Ленокс улыбнулся ему.
— Доброй ночи. И удачи вам на завтра.
Грэхем кивнул.
— Доброй ночи, сэр, — сказал он и снова сел в свое кресло, вытаскивая газету из кармана.
Глава 8
Почтовая бумага Ленокса была простой, белой, с напечатанным синим шрифтом его адресом вверху. Проснувшись на следующее утро, он взял такой лист с тумбочки у кровати и быстрым почерком написал: «Пруденс Смит не умела ни читать, ни писать» и без подписи вложил лист в конверт. На конверте он печатными буквами написал фамилию «Мак-Коннелл», а затем позвонил, призывая слугу, и поручил ему доставить письмо в дом доктора на Бонд-стрит.
Покончив с этим, он откинулся на подушки, протер глаза и посмотрел на часы. Половина восьмого. Придется поторопиться, чтобы успеть позавтракать с Барнардом.
Одеваясь, он вспоминал секунду потрясения, когда горничная леди Джейн мгновенно и безоговорочно перечеркнула предсмертную записку. Мысль об убийстве из вероятности стала неопровержимостью. В то же время, подумал он, предстоит заняться замкнутыми обитателями дома. Пятеро гостей и даже еще больше слуг. Хотя имеется открытое окно и ни разу не зажигавшаяся свеча, очень его смущавшая. Как часто свечи заменяются? Надо будет справиться у Грэхема. Или даже лучше: поручить Грэхему узнать это у кого-то из барнардовских слуг.
Странно, подумал он, его первое дело также включало свечу. Ему тогда было только двадцать два года, и он нанес визит соболезнования леди Деборе Марбери, доброй знакомой их семьи, после жестокого убийства ее единственного сына. Джон Марбери был найден застреленным у себя в клубе, упавшим грудью на стол, и леди Дебора не сомневалась, что к этому был причастен его друг Хокинс, который, по ее мнению, всегда дурно на него влиял.
Почерпнутые из газеты подробности, перемешанные с горем доброй знакомой его отца, мучили Ленокса. Мало-помалу он все глубже вгрызался в края этого дела, побывал в клубе, где убийство произошло (он тоже состоял там членом), наводил справки о Хокинсе. Чем больше он углублялся в расследование, тем более загадочным становилось случившееся. Хокинс выглядел непричастным. Так, Хокинс сидел за карточным столом напротив юного Джона Марбери, рана же указывала, что выстрел был произведен с крыши дома напротив.
Он разгадал тайну, осмотрев карточную комнату в клубе, где обнаружил укрытые за занавеской три полусгоревшие свечи и только чуть-чуть зажигавшуюся четвертую. Одна деталь, которая привела полицейских в недоумение: почему Хокинсу понадобились три свечи? Он объяснил, что иначе ему было бы трудно видеть свои карты, однако комната была прекрасно освещена и без них. Затем он поставил четвертую, и почти тут же пуля сразила Марбери. Четвертая свеча послужила сигналом. Одна-единственная свеча не подошла бы, так как ее слабое сияние невозможно было бы увидеть через улицу. Все свелось к карточным долгам. Если бы игра сложилась для него удачно, четвертая свеча так и осталась бы стоять под столом.
Ленокс анонимно отправил пачку листов со своими выводами в Скотланд-Ярд. Дело тут же завершилось, а Ленокс с той поры увлекся детективными расследованиями. Люди находили его только по устным рекомендациям. Он был дилетантом, а так как он работал бесплатно, не нуждаясь в гонорарах, то привлекал много бедных клиентов. С другой стороны, поскольку он принадлежал к одному из самых древних и почитаемых родов Англии, он также привлекал богатых и знатных, полагавшихся на его тактичность как человека их круга.
Что, собственно, навело его на эти мысли? Свеча…
Без десяти минут восемь он сел в свой экипаж. Грэхем выбежал из дома, чтобы перехватить его, и вручил ему только что доставленную записку. Она была от Мак-Коннелла.
Только один аптекарь в Лондоне продает bella indigo. На Ричард-стрит. Субъект по имени Джеремия Джонс.
Ленокс обдумал это известие, положил записку в карман и велел кучеру трогаться.
Утро было ясным, солнечным, но холодным, и снег все еще хрустел под ногами прохожих. Он подъехал к дому Барнарда в самом начале девятого и приветливо поздоровался с экономкой, хотя приветливость эта ничего ему не принесла.
В вестибюле оказался молодой человек, видимо, только-только окончивший университет — или еще не окончивший. На нем были очки, а волосы он носил чуть длиннее, чем большинство его ровесников. Но одет он был элегантно, в голубой утренний костюм с гвоздикой в петлице, и, несомненно, чувствовал себя здесь как дома.
— Как поживаете? — сказал молодой человек.
— Прекрасно, благодарю вас.
— Я Клод, гощу здесь у моего дяди, знаете ли.
— Счастлив познакомиться с вами, Клод. Я Чарльз Ленокс.
Они обменялись рукопожатием.
— Для меня это немыслимо ранний час, — сказал Клод.
— Уже больше восьми, — заметил Ленокс.
— Мне нравится это ваше «уже», будто восемь — час очень поздний.
— Для меня, должен признаться, он не ранний.
— А для меня чертовски ранний.
— Вы моложе.
— И пусть так остается навсегда. Однако мне надо повидать кое-кого по делу. Рад был познакомиться! — И юноша сбежал по ступенькам крыльца на улицу.
— Как и я, — сказал Ленокс и последовал за нетерпеливой экономкой в утреннюю столовую, примыкавшую к обеденному залу. Это была небольшая восьмиугольная, выходившая на задний сад комната, с круглым столом посередине, за которым сидел Джордж Барнард с почти пустой чашкой чая у локтя и разглядывал бледно-голубую орхидею.
— Садитесь, Чарльз, — сказал он, не взглянув на Ленокса.
— Благодарю вас, — сказал Ленокс.
— Красивый цветок, как вы думаете?
— Прекрасный.
— Я намерен подарить его супруге лорда Рассела нынче вечером.
— Вы обедаете у премьер-министра?
— Да, — сказал Барнард, посмотрел на него и улыбнулся. — Однако завтракаю со столь же дорогим другом.
Странные слова! Барнард вернулся к созерцанию своего цветка. На столе стоял заварочный чайник, и Ленокс, не дождавшись приглашения, сам налил себе чашку.
Окно, у которого они сидели, выходило в небольшой сад на клумбы и рабатки с цветами, не столь фантастически необычными, как барнардовские орхидеи, но тем не менее чудесными, и Ленокс созерцал их, ожидая, пока хозяин дома сочтет нужным заговорить. Момент этот наконец настал после того, как подали яичницу с беконом и Ленокс съел значительную ее часть.