И тогда она исчезла
Что в прихожей порвались обои.
Что на подбородке достигшего половой зрелости Джейка жутко противный пушок.
Что корм залежался в кошачьей мисочке и начал попахивать, а мусор, кажется, никто и не думает выносить – до чего же все ленивы, просто утрамбовывают отходы в ведре!
И ведь никто не хочет убирать квартиру, сваливая работы по дому на Лорел, – домочадцы знай себе утыкаются носами в плоский телевизор, не обращая внимания ни на что другое.
Именно так Лорел воспринимала свою идеальную жизнь: как вереницу неприятных запахов и невыполненных обязанностей, пустячных забот и просроченных счетов.
И вот однажды утром ее дочка, ее Золотая девочка, ее младшенькая, ее кровиночка, ее вторая половинка, ее гордость и радость покинула дом и не вернулась.
И что Лорел чувствовала в те первые мучительно текущие часы? Что наполняло ее мозг, ее сердце, заменяя все мелкие проблемы? Ужас. Отчаяние. Мука. Смятение. Горе. Страх. Разбитое сердце. Все, что можно выразить этими самыми драматичными словами, но даже их было недостаточно, чтобы описать ее жуткое состояние.
– Она у Тео, – сказал Пол. – Почему бы тебе не позвонить его маме?
Но Лорел уже поняла, что дочь не заходила к Тео – ведь ее последний разговор с мамой был таким:
– Я вернусь как раз к ланчу. Лазанья осталась?
– Ровно одна порция.
– Не дай Ханне добраться до нее! Или Джейку! Обещай!
– Обещаю.
Потом раздался щелчок входной двери, означающий, что в доме стало на одного человека меньше. На того, кто мог бы зарядить посудомоечную машину, или позвонить по телефону, или отнести Лемсип – лекарство от простуды – наверх, простуженному Полу. Все эти вещи раньше казались Лорел самыми надоедливыми в жизни.
– Пол простудился.
Скольким людям Лорел сказала это вчера и позавчера? Устало вздыхала, закатывала глаза: «Пол простудился».
Такова моя ноша. Моя жизнь. Пожалейте меня.
Но маме Тео Лорел все же позвонила.
– Нет, – сказала Бекки Гудмен, – ее у нас нет. Очень жаль. Тео толчется здесь целый день, и мы вообще ничего не слышали об Элли. Дайте мне знать, если я могу что-то для вас сделать…
К тому времени, когда день начал клониться к вечеру, Лорел успела обзвонить всех друзей Элли и зайти в библиотеку. Там дали просмотреть видеозаписи камер наблюдения – Лорел убедилась, что Элли сегодня не заходила. Когда солнце село и дом погрузился в прохладную темноту, разрываемую каждые несколько минут беззвучными голубыми вспышками далекой грозы, Лорел, наконец, уступила изводящему страху, который рос внутри нее весь день, и вызвала полицию.
Тогда-то Лорел в первый раз возненавидела Пола. В халате, босой, пахнущий простынями и соплями, он без конца фыркал и сморкался. Из его ноздрей вырывалось ужасное бульканье, изо рта – тяжелое дыхание, похожее на предсмертные муки страшного чудища. Все это ударяло по сверхчувствительным ушам Лорел.
– Оденься, – велела она. – Прошу тебя.
Он согласился, словно запуганный ребенок, и через несколько минут спустился, одетый в светлую футболку и шорты защитного цвета. Неправильно. Неправильно. Неправильно. Неправильно.
– И высморкайся, – приказала она. – Как следует. Чтобы в носу совсем ничего не осталось.
Пол последовал ее инструкциям. Она с презрением смотрела, как он комкает бумажные носовые платки и с побитым видом плетется в кухню, чтобы бросить их в мусорное ведро.
Вскоре приехала полиция.
И началось.
Началось то, что так никогда и не закончилось.
Лорел иногда спрашивала себя: было бы все иначе, если бы в тот день Пол не был простужен, по первому же ее звонку примчался с работы в своем элегантном костюме, полный сил и энергии, если бы он сидел рядом с ней, а его руки обвивали ее плечи, крепко прижимая к себе, если бы он не пыхтел, не хлюпал носом и не испугался? Смогли бы они пройти через это? Или было бы что-то еще, что заставило ее ненавидеть его?
Полиция уехала в восемь тридцать. Вскоре у кухонной двери появилась Ханна.
– Мама, – сказала она извиняющимся тоном. – Я проголодалась.
– Прости, – откликнулась Лорел и взглянула через кухню на часы. – Господи, да ты, верно, умираешь с голоду. – Она с трудом поднялась и, будто слепая, вместе с дочерью на ощупь исследовала содержимое холодильника.
– Это можно? – спросила Ханна, вытаскивая пластиковый контейнер с остатками лазаньи.
– Нет. – Лорел с силой задвинула его обратно. Ханна с удивлением заморгала.
– Почему нет?
– Просто нет, – уже мягче произнесла Лорел.
Потом приготовила тост с бобами, села и стала смотреть, как Ханна ест. Ханна. Средний ребенок. Дочь. Трудная. Утомляющая. С такой не хотелось бы застрять на необитаемом острове. И ужасная мысль пронзила Лорел так быстро, что она едва осознала ее.
Это ты должна была пропасть без вести, а Элли сидеть здесь и есть эти бобы на тосте.
Лорел мягко коснулась щеки Ханны ладонью и вышла из кухни.
3
В прошлом
Плохую оценку по математике Элли ни в коем случае не должна была получить. Если бы она работала усерднее, была умнее, если бы не устала так сильно в день теста, не чувствовала бы себя такой рассеянной, не зевала бы бо́льшую часть времени вместо того, чтобы сосредоточиться на работе, если бы вместо B+ она получила бы А, – то ничего бы не произошло. И если бы еще раньше, задолго до того плохого теста, она бы влюбилась не в Тео, а в обычного мальчика, не особо сильного в математике, кого бы не заботили результаты теста, у кого бы не было амбиций – а еще лучше, если бы вообще ни в кого не влюбилась! – то она бы не чувствовала, что ей нужно стать столь же хорошей, как Тео, или даже лучше. Она была бы рада получить B+, и вечером не стала бы умолять маму нанять репетитора по математике.
Вот и первая петелька на нити времени. С нее-то все и началось. Давно, в январе, в среду днем, в четыре тридцать или около того.
Элли пришла домой не в настроении. Такое случалось часто. Она никогда не планировала этого. Просто само так выходило. В ту же минуту, когда она видела маму или слышала ее голос, Элли начинала раздражаться, а затем из нее вылетало все, чего она не могла сказать или сделать за весь учебный день – потому что в школе Элли считалась хорошей девочкой, и если у тебя такая репутация, с ней шутить нельзя.
Бросая сумку на скамью в прихожей, Элли объявила:
– Мой учитель математики дерьмо. Сущее дерьмо. Ненавижу!
На самом деле это было неправдой. Она ненавидела не учителя, а себя за свою неудачу. Но разве такое можно сказать?
Мама, не отходя от раковины, спросила:
– Что случилось, милая?
– Я только что тебе сказала! – Элли толком ничего не сказала, но это не имело никакого значения. – Мой учитель математики просто идиот. Я провалю экзамены GCSE [1]. Мне и вправду нужен репетитор. Без него никак.
Она вошла в кухню и с наигранной обреченностью плюхнулась на стул.
– Мы не можем позволить себе репетитора, – возразила мама. – Почему бы тебе не вступить в математической кружок и заниматься там после уроков?
Вот и еще одна петелька. Если бы Элли не была таким избалованным ребенком, если бы не ожидала, что мама взмахнет волшебной палочкой и решит все проблемы дочери, если бы у Элли было хоть малейшее понятие о финансовом положении родителей, если бы она беспокоилась о ком-нибудь, кроме себя, то на этом разговор бы и закончился. Элли сказала бы: «Хорошо. Я все понимаю. Так я и сделаю».
Но она так не сказала. Она напирала, напирала и напирала. Давила, давила и давила. Даже предложила платить за репетитора из своих карманных денег. Упомянула куда более бедных ребят из ее класса, бравших частные уроки.
– Как насчет того, чтобы попросить кого-то из школьников помочь тебе? – предложила мама. – Кого-нибудь из шестого класса? Того, кто будет заниматься с тобой за пару фунтов и, скажем, кусочек торта?