Принуждение (СИ)
Внимательно гляжу в объектив, приподняв бровь. Можно еще рожицы покорчить. Или нет? Вдруг штрафные санкции последуют? Нет, лучше не рисковать.
— Выгнись. Покрутись передо мной. Представь, что я смотрю на тебя.
Если это представить, то мне стоит немедленно одеться и сбежать подальше от пронизывающих глаз мужчины. Интересно, какого они цвета? Разреза? Большие или маленькие? Хотя какое мне до этого дело?
— Опусти камеру и покажи свою грудь, — следует еще один приказ. Да, именно он, судя по низким ноткам, нарушающим тишину студии. — Умничка. Теперь сожми сосок. Давай.
Двумя пальцами сжимаю чувствительную плоть. Кручу ими. Чувствую, как кровь медленно приливает к соску, заставляет его затвердеть, а по телу разливается легкое тепло. Покалывающее. Странно. Немного неловко. Но я стараюсь отбросить это гадкое чувство, пока мое время не закончилось.
Все это напоминает странную игру, где я играю роль куклы, исполняющей указы своего кукловода. Безэмоциональная, бесчувственная. Только этого ему не нужно. Ему необходимо удостовериться в моем наслаждении. Физическом. Но не в моральном.
— Смотри в камеру.
Смотрю, резко распахнув глаза. Я и не заметила, когда успела прикрыть глаза и поддаться сладкой неге.
Он прав — женщины любят ушами. Слушают каждое слово, воспринимают в голове по-своему, интерпретируют или наоборот — искажают реальность.
И сходят с ума, даже не осознавая этого.
А я? Я схожу с ума?
— Сожми грудь ладонью. Хорошая девочка. Теперь медленно гладь свое тело ладонью. Вот так. Проведи по талии. Ниже. Молодец.
Выполняю приказы на автомате, не замечая, как включаюсь в жту игру. Порочную. Горячую. И дико возбуждающую.
— Теперь расставь ноги шире. Да, вот так. Направь туда камеру и поласкай себя.
И я слушаюсь его, чувствуя, как меня окутывает горячая волна. Должна отказаться, должна сказать четкое «нет». Не могу. Не имею права.
— Вспомни, как тебе было хорошо, когда я вылизывал твои складочки. Помнишь?
Помню. И противречия в голове, и наслаждение, и опустошение после этого. Но тело все же бросает в дрожь ри упоминании его языка у меня между ног.
— Ты дрожала. Подавалась навстречу. А я сильно сжимал твою попку, чтобы не брыкалась. У тебя остались синяки?
Остались. Еще как. Сначала долго думала, откуда они, но потом вспомнила ту ночь в клубе. Ту ночь, которая до сих пор не укладывается в голове. Но сейчас я не в состоянии об этом думать. Я слушаю его. Вслушиваюсь в хриплые нотки в динамике, порочно смотрю в объектив, зная, что мое лицо сейчас не видно. И ласкаю себя. Сковано. Неуверенно.
— Смелее, девочка. Ты вся мокрая. Погрузи внутрь свой пальчик. Высунь. Попробуй себя на вкус. Ты очень сладкая, чувствуешь? Тебе же нравится. Теперь еще. Давай, малышка. По кругу. Представь, что это мой язык.
Что он делает со мной? Почему внизу так мокро, а я готова по собственной воле поддаться ему? Его словам, его действиям, приказам, даже незначительным просьбам.
Но мне так хорошо… так хорошо…
— А теперь кончи для меня. Не сдерживайся.
И я не сдерживаюсь. Чувствую, как огромная волна приближает меня к пику наслаждения, как она готова снести все на свете. Все воспоминания, предрассудки, сомнения. Готова накрыть меня с головой, одаривая гормонами счастья на считанные секунды.
— Ты хорошо поработала. Молодец. Выключи камеру и иди домой. Завтра у тебя трудный день.
Отключается. Тишина разносится по студии, дает передышку и позволяет задуматься над его последними словами. Откуда он знает, что завтра у меня два экзамена подряд? Следил или догадался? И вместо того, чтобы готовиться к ним, я лежу в центре города в дорогущей студии на двадцатом этаже и восстанавливаю дыхание после мастурбации на камеру.
Это деньги для брата, я не могла поступить иначе. Ну вот, снова оправдания пошли.
И снова пустота, которая преследовала меня весь вечер после прошлой встречи с незнакомцем. Даже не знаю, как его зовут. А нужно, если через месяц мы расстанемся?
Нужно отвлечься. Пусть этот человек управляет мной, следит, вмешивается в личную жизнь, но ему не пробраться дальше плоти. Это лишнее для нас обоих. Наверное.
— Эндрю, ты дома? — спрашиваю после нескольких гудков. На фоне не слышно клубной музыки и звона стекла. Зря только спрашивала.
— Да, а что?
— Давай вместе к экзаменам подготовимся, мне совсем не спится.
— Хм… ну приезжай.
Хоть кто-то в этом мире не оставит меня наедине с пустотой и чувством брезгливости к себе. Лучше ему не говорить, где я была. Не Эндрю.
Глава 13
Снова перед глазами пустота, снова на лице чувствуется прохладный шелк, на губах — мятный холодок, а на теле… ничего. Голая. Замерзла бы, если бы не близость мужского тела. Его тела. Незнакомца. Только от него исходит такой аромат, только он может сначала приласкать, а затем резко шлепнуть. Неожиданно. Заставляя меня вздрогнуть.
— Нагнись, — звучит хриплый приказ. — Доставь нам обоим удовольствие.
Действую по его велению. Нагибаюсь, упираясь ладонями о шершавую стенку. Попа сама выпячивается. Автоматом. Подается навстречу сильной ладони, которая оглаживает ее. Медленно огибает ее и скрывается у меня между ног. Там, где все очень чувствительно.
И влажно…
— А теперь кричи.
И я не могу не подчиниться.
На заднем плане раздается громкий стук в дверь. Или стук двери о стену? Не знаю. Не могу различить, когда его ладонь ласкает меня в самом запретном месте. Только когда она исчезает, а прохладный ветер окутывает меня пеленой и вызывает мурашки по коже, концентрируюсь на происходящем.
— Шлюха! — звучит как гром среди ясного неба голос…
— Папа?
Разворачиваюсь в сторону шума, пытаюсь вслушаться в строгие нотки. В повязку впитывается соленая жидкость, внутри все словно переворачивается. В голове не укладывается, что он здесь. Что стоит совсем рядом, ругается с моим незнакомцем на непонятном языке.
И что видит меня в таком состоянии и называет шлюхой…
— До чего ты опустилась? Занимаешься такими вещами, да еще и с ним! Тебе не стыдно?
— Папочка!
Плевать, что он говорит, какие гадости произносит в мой адрес. Я хочу снять черный шелк, ставший привычным за эти дни, и увидеть все собственными глазами. Не получается. Пальцы не слушаются. Ткань будто прилипла к коже.
— Дрянь!
— Папа…
— Конченая шлюха!
— Папа! Папа!
— Ло, просыпайся!
Все голоса вокруг пропадают, и в голове возникает уже третий голос. Мужской. Эндрю. Именно он заставляет меня вернуться в реальность и встретиться с ослепляющим солнцем за окном.
Вашу ж мать! Что это было?
— Вставай, говорю. Мы на экзамен опаздываем!
Парень мечется туда-сюда, я не сразу догадываюсь посмотреть на время в телефоне. Ровно девять. Вот черт!
Присоединяюсь к Эндрю и судорожно пытаюсь найти свои конспекты, материалы, да и вообще свои вещи. Тетради лежат в одном месте, сумка в другом, одежда в третьем. Быстро натягиваю джинсы, пуловер, огромный теплый шарф, который купила в черную пятницу и бегу вместе с другом наперегонки к метро. Даже в знакомую палатку с кофе не забегаю, не сегодня.
— Две минуты до звонка, — пыхтит парень. — МакНаггетс нас не пустит.
— Пустит еще как! — иду напролом в аудиторию. — У нас сначала лекция, потом экзамен. Проскользнем через заднюю дверь, этот старпер ничего не заметит.
Но мы успеваем раньше. Точнее я одна успеваю, пока Эндрю останавливается на середине пути и кричит, что догонит позже. Профессора в аудитории еще нет, одногруппники пялятся на меня во все глаза, словно приведение увидели. Но мне плевать. Даже если у меня на голове гнездо и из него внезапно вылезет кукушка, я забью на смешки. Главное я успеваю прийти на пару и занять нам с Эндрю место почти в самом конце.
— Держи! — ко мне подлетает друг и кладет на раздвижной столик стакан с латте. — Твой любимый без сахара, с двойной порцией сливок.