Два Генриха
Тому уж минуло много лет. Я стал стар, мне не до походов. Да и войны случаются уже крайне редко. Но если кто и вздумает устроить осаду нашего замка, обломает себе все зубы. Он неприступен, весь из камня, сам знаешь.
Такова история твоего рождения, мой мальчик. Дальше тебе все известно. А твоя мать… Чудес на свете не бывает, но если ей и удалось тогда каким-то чудом уцелеть, то до нынешнего времени она уже не дожила.
– И все же ты не уверен! Сомнения одолевают тебя, я вижу это.
– Ей уже семьдесят шесть лет. В наше время редко доживают даже до шестидесяти. Надежды, как видишь, нет никакой. Хотя…
– Ты нашел ниточку, за которую можно ухватиться? Скажи скорее, где она, и я помчусь искать конец этой нити, хотя бы для этого мне пришлось странствовать по дорогам Германии и Франции всю мою жизнь!
И отец сказал, подав надежду, точно окрылив сына этими словами:
– Если она и не сгорела тогда, то должна остаться в живых, несмотря на годы. Ведь она знахарка; знала множество трав и корней, дающих силы, не пила ничего, кроме родниковой воды, а по утрам купалась в холодном ручье. Так что если вопреки всякому здравому смыслу встретишь свою мать, то не скажешь, что ей уже столько много лет. Поверь, я знаю, что говорю. Когда она с тобой на руках пришла в замок, никто и не подумал, что она прожила уже полвека и видела последнего Каролинга, тем более, читала с ним деяния древних и Священное Писание. Она умывалась настоем из листьев и цветов, и ее лицо, без морщин, дышало свежестью, а пахло от нее всегда луговыми травами, лесным ландышем и земляникой.
– И это все приметы, по которым я смогу найти свою мать? – в отчаянии воскликнул Ноэль. – Но тысячи женщин делают такие настои и мажутся кремами, пахнущими ландышем!
– Однако не каждая при этом, имея от роду семьдесят шесть лет, выглядит на пятьдесят.
– Твоя правда, – подумав, согласился сын. – Отныне это и будет моей путеводной звездой. И если случится, что я найду мою мать…
– Все еще надеешься? – печально улыбнулся граф Эд.
– …тогда я непременно привезу ее в наш замок! Ты приставишь к ней монаха, и он будет писать то, что она расскажет ему о временах своей молодости.
– Согласен, но для этого ты должен ее встретить. Задача не из легких: объехать всю Германию или Францию – не Швабию пересечь. Но времени у тебя достаточно, и куда заведет тебя твой путь – лишь Богу ведомо. На твоем плече родимое пятно, а от него, внизу – шрам от ожога, который чуть не уложил тебя в могилу, когда ты был еще ребенком. И здесь же, на шраме, белые пятна – память о собачьих зубах. Знай: та, которая назовет тебе эту примету, и есть твоя мать. А пока я хочу одного: отыщи хоть одного из своих братьев или сестер и привези сюда, пусть погостит. Я хочу полюбоваться на вас, сравнить, отдохнуть душой, на вас глядя. Может быть, это мой последний в жизни каприз, ведь мне скоро шестьдесят. Жаль, что нам с матерью не удалось подарить тебе брата или сестру. Но я без конца воевал, ведь мой сеньор всю жизнь провел в походах. Не было конца войнам. Наш замок тоже подвергался осаде и не раз. Вассалы короны грабили друг друга кто как мог. Сейчас у короля сильная власть, он сумел привести к повиновению строптивую знать. А вот Генрих Французский слаб. Его власть незначительна. Феодалы не признают короля и продолжают заниматься разбоем на всех дорогах Франции.
– Оставим Францию, отец. Что же дальше? У тебя появилась другая женщина?
– Моя следующая жена оказалась бесплодной. Прошло три года – детей все нет. Тогда я выгнал ее и привел в дом другую. Спустя год она родила мертвого ребенка, при этом сама умерла. А годы шли, ты взрослел, и я отдал тебя в пажи франконскому герцогу. Потом ты стал его оруженосцем, а вскоре герцог торжественно посвятил тебя в рыцари, ты произнес клятву и стал обладателем золотых шпор. Теперь ты должен быть лишь мужественным.
– Так мне сказал и герцог, опоясав мечом и ударив ладонью по затылку. Таков обряд посвящения. Потом он добавил: «Защищай женщин, ибо мужская честь, после Бога, нисходит от них. Не роняй своей чести, борись против лжи и вероломства. Почитай и люби Бога, сражайся в защиту матери нашей Церкви». Так напутствовал меня сеньор.
– Новые времена, иные люди, – вздохнул отец, качая головой. – Когда я был молодым, рыцарем считался тот, кто сильнее. Бога не чтили, честью называли грабеж, убийство и вероломство, а женщин не уважали. Да и сами женщины были дикими и жестокими, метали копье, махали мечом. Ныне человек стал другим, редко кто нападает на соседа.
Знаю, поедешь во Францию, Германия тебя не удержит. Но будь рыцарем и там, где властвуют сила, злость, вражда, где женщины пускают стрелы и рубят мечом. У франков царит анархия, порядка нет. Каждый делает что хочет, на короля плюют. Полно безбожников, мошенников, лжецов, убийц, а рыцари кровожадны. Каждый живет для себя, сам себе хозяин и мечтает только об одном – ограбить соседа, взять его в плен и получить выкуп. Таковы франки, народ неуправляемый, дикий. По малейшему пустяку хватаются за мечи, а нет – пользуются ядом и кинжалом. Будь с ними осторожен и всегда рази первым, коли почуешь врага. Дерись смело, не думая об опасности; ты хорошо обучен бою, стрельбе из лука, метанию копья. Герцог хвалил тебя. И люби женщин, сын! Честное слово, они заслуживают этого. Разумеется, лучшие из них. Но много и скверных. Сумей выбрать. С теми, кого отверг, будь настороже: нет никого коварнее женщины, которую презрели, особенно в угоду сопернице. Это тайный враг, его меч не возьмет, поскольку он действует хитростью, прячась у тебя за спиной.
– Я буду таким, как мой дед Можер! Слышал я, о нем до сих пор говорят при дворе французского короля.
– Еще бы! Король Роберт послал его однажды в Рим к папе, а тот взял да и нагрубил сыну Ричарда. Недолго думая, Можер придушил Иоанна Семнадцатого и выбросил из окна.
– Черт возьми, настоящий дьявол! – восторженно воскликнул внук знаменитого нормандца. – Истинный пример для подражания.
– Мечтаешь швырнуть в окно нового папу Григория? Или всех четырех, одного за другим? Кажется, они там никак не найдут того, кто больше заплатит за престол святого Петра.
– Черт знает что происходит в папском государстве! Придет ли этому конец? Может быть, Генрих Черный наведет у них порядок? Ведь что ни папа – то руки по плечи в крови, на совести сплошь подлоги, подкупы и убийства, грабеж населения и бесчисленные оргии с откровенным развратом. Так, помнится, рассказывали паломники.
– Кажется, до короля еще не дошли жалобы. Но дай срок, он скоро перевалит через Альпы и нанесет визит Латерану. На его месте я прихватил бы с собой епископа, чтобы сделать его папой, а эту свору лживых и продажных пап и антипап, что шмелями кружат вокруг трона, передушил бы, как сделал это мой отец.
– Постараюсь быть достойным его внуком! Хотелось бы, как и ему, добраться до пап.
– Достойным, говоришь? – усмехнулся старый граф. – А известно ли тебе, что твой дед был безбожником?
– Как! Сын Герцога Ричарда не верил в Бога?
– Ни в Господа, ни в дьявола! Все, что связано с верой, церковью и попами, отвергал. Не признавал ни Христа, ни Девы Марии – никого! Но, как бы тебе сказать… подводил под это убедительную теоретическую основу. Он утверждал, например, что никакого Бога нет и быть не может, а религия выдумана церковниками для того, чтобы дурачить народ, держать его в невежестве и повиновении, убить в нем волю к сопротивлению, подавить способность мыслить, рассуждать, быть готовым к восстанию. А раз нет Бога, то не было ни потопа, ни Вавилонской башни, ни его мифического сына. Как же тогда появился Бог? Ответ прост: его породил страх. Бессилие человека в борьбе с природой, неумение истолковать ее законы – вот откуда взялась религия. Она была выдумана хитрецами, чтобы подчинить людей своей власти, внушив им страх перед преисподней, муками в котле грешников и прочей чепухой. Речи церковников основаны на баснях; христианская религия ничему не учит, лишь уводит разум в сторону, а душа, если она есть, умирает вместе с телом. Так рассуждал твой дед, пытаясь открыть глаза людям. Что скажешь на это? По-прежнему желаешь быть похожим на него?