Поздний ужин
— Колбаски? Сыра? — предложила Маша.
Она уже оделась и теперь делала макияж. Накрасившись, поинтересовалась:
— Сегодня придешь пораньше? Или у тебя спектакль?
— Угу, — с набитым ртом ответил он. — Сегодня премьера. Придет заведующий департаментом строительства Глушков с женой. Помнишь эту толстую тетеху? А я даже выйти к ним не смогу, — он потрогал свой лоб, — выгляжу, как уголовник.
Маша положила косметичку в сумочку и потянулась за плащом.
— Может, узнаешь у Глушкова, наконец, как обстоят дела с нашей квартирой?
Он поморщился:
— Человек придет вечером в театр отдохнуть, а я к нему с делами?! Как ты себе это представляешь?
Маша погладила его по голове:
— Не волнуйся, не получится, значит, не получится. Но Красильников, я узнала, уже переговорил с кем надо. И ему обещали помочь — найдут квартиру в центре и продадут по стоимости БТИ. А Красильников, между прочим, меньше сделал для города, чем ты. Надо пользоваться тем, что тебя все знают.
— А кто Красильникову обещал? — спросил он.
— Твой Глушков, который регулярно ходит к тебе в театр, — ответила Маша и выскользнула за дверь. — Пока, милый, до вечера.
Он рассеянно кивнул и запер за женой дверь.
Внизу афиши, объявлявшей о премьере, значилось имя директора — Д. П. Селезнев. Полюбовавшись афишей, Дима вошел в театр и немного придержал дверь: проверил, мягко ли она закрывается. Здесь он вел себя иначе, чем дома, — уверенно, по-хозяйски. Сняв пальто, отдал его гардеробщице, которая почтительно приветствовала его:
— Здравствуйте, Дмитрий Павлович! Поздравляю с премьерой. Я для внука контрамарку просила. В кассе говорят, все билеты проданы.
Он довольно улыбнулся:
— Зайдешь ко мне попозже, дам билетик.
Подойдя к зеркалу, стал прихорашиваться. Потрогав пластырь, опять досадливо поморщился.
На лестнице к нему подскочил буфетчик:
— Дмитрий Павлович, беда! Из санэпидемстанции пришли, сейчас буфет закроют и опечатают. Они уже акт пишут. А вечером премьера! Что делать?
— Неужели не мог сам договориться?
— Да новенькие какие-то пришли! — Буфетчик был в отчаянии. — Я им сразу коньяка, закусочку. А они сказали, что непьющие и вообще уже пообедали.
Буфетчик угодливо распахнул дверь в приемную. Когда Дима вошел, секретарша немедленно поднялась и затараторила:
— Добрый день, Дмитрий Павлович! Вам звонили из департамента культуры, Кузнецов из музея, Елигулашвили из китайского ресторана, Возчиков из стоматологической клиники и новый директор бюро ритуальных услуг. С кем соединять?
— Подожди, — скомандовал Дима. — Найди заведующую санэпидемстанцией.
Он скинул пиджак, повесил его на плечики и уселся за стол. Едва перевернул листок календаря, заглянула секретарша:
— Дмитрий Павлович, по городскому — заведующая городской санэпидемстанцией Юлия Харитоновна.
— Юлечка, — проворковал в трубку Дима. — Понимаю, что я, конечно, уже не в том возрасте, когда можно рассчитывать на внимание красивой женщины. Но чтобы так пренебрегать давно и безнадежно влюбленным в вас мужчиной — этого я себе даже представить не мог… Как почему? Сегодня весь город приходит к нам на премьеру. Я оставил вам два билета во втором ряду. Между прочим, рядом с министром здравоохранения области, а вы даже… А, вот то-то же, Юлечка… Конечно, жду вас… Да, кстати, пришли две очень странные дамы, уверяют, что от вас, и хотят закрыть наш буфет… Да, спасибо, Юлечка, а то где же мы вечером будем выпивать после премьеры… Целую вас.
Он повесил трубку. Буфетчик развел руками:
— Снимаю шляпу, Дмитрий Павлович. Со многими директорами работал — настоящего хозяина вижу в первый раз.
Дима развернул газету, заметил:
— Она объяснила, что это новенькие, наших городских дел не знают. Сейчас она их отзовет.
Кланяясь, буфетчик вышел. Уже в дверях робко сказал:
— Мне севрюгу ребята прислали, пальчики оближешь. Я распоряжусь, чтобы вам на обед приготовили. Со свежими овощами, как вы любите…
Не обращая на буфетчика внимания, Дима нажал кнопку переговорного устройства:
— Галочка, скажи, чтобы оставили два билета Прохоровой на сегодня. Кроме того, понадобятся три или четыре места в четвертом ряду. Это для москвичей. Но я не знаю, сколько их будет, и сам встретить не смогу. Организуй достойную встречу — договорились?
— Не беспокойтесь, Дмитрий Павлович, сделаем в лучшем виде, — донеслось из переговорного устройства.
— Я у себя, — сказал Дима и отключился.
Он вышел в приемную, секретарша взяла блокнот.
— Машина мне нужна на четыре, — распорядился Дима. — А пока собери мне администраторов.
Он спустился в гримерную.
— Танечка, можно как-нибудь это загримировать? — Он отклеил пластырь и показал свою царапину.
— Садитесь, Дмитрий Павлович.
— Сами понимаете, Танечка, — сказал он, — сегодня в театр придут такие люди… Мне обязательно нужно быть в форме.
Ранка немного поджила.
Она понимающе кивнула и ловко загримировала царапину.
Жена встретила его, как всегда, крахмальной скатертью и обильным ужином. Дима одолел свою порцию.
— Подложить еще? — Маша держала в руках сковородку.
Он покачал головой.
— Устал, милый? Болит? — заботливо спросила она, кивнув на его лоб.
— Да, что-то притомился. День был хлопотный. Пойду-ка я лягу. Что-то спать хочется.
— И телевизор смотреть не станешь? — удивилась Маша. — Новое кино сейчас будет. Для полуночников — то, что ты любишь, с голыми девочками.
— Нет-нет. Пойду спать. — Он поцеловал жену. — Спокойной ночи.
Постель уже была расстелена. На тумбочке горел ночник, рядом стоял высокий стакан с водой и лежал толстый роман, который Дима читал на ночь. Он с удовольствием улегся в постель и потянулся. Взял в руки книгу, раскрыл ее и… зевнул. Положил книгу назад и выключил свет. Завернулся в пуховое одеяло и закрыл глаза. Через мгновение он уже спал. И видел сон.
Он был как-то странно одет — в черный спортивный костюм, а на голове — вязаная лыжная шапочка.
Он вошел в подъезд какого-то чужого дома и встал возле лифта. Подъезд был грязный и темный, но это его совершенно не смущало.
Вдруг стукнула входная дверь, и он насторожился. Вошли двое парней с большими сумками. Он бесшумно сдвинулся в сторону, чтобы его не заметили. Он пропустил какого-то подвыпившего мужчину — раз где-то выпил, значит, вернулся без денег. Еще одна припозднившаяся дама внушала определенные надежды, но тут как назло спустился на лифте мужик с собакой. Пришлось отступить.
Еще через полчаса вновь хлопнула дверь. На сей раз в подъезд вошла женщина средних лет. Он надвинул шапочку на лоб и затаился. Когда женщина, поднимаясь по ступенькам, поравнялась с ним, он схватил ее за горло и поднес к ее глазам нож.
Откуда у него взялся нож?
Он продолжал с изумлением наблюдать за собой как бы со стороны. Как он может все это делать — пусть даже и во сне?
В глазах женщины плеснулся ужас. Она хотела закричать, но он сжал ей горло и прошептал:
— Молчи, дура, а то убью!
Дима вырвал у нее из рук сумку, быстро проверил ее содержимое, нашел кошелек и сунул в карман. Схватил женщину за руки и стащил с пальцев кольца. Потребовал:
— Снимай серьги, быстро!
Она дрожащими руками дотронулась до ушей, но у нее ничего не получалось. Он сам вырвал серьги, ей было больно, она закричала.
Он поднес нож к ее горлу, так что женщина ощутила остроту лезвия. Она замолчала. Дима поставил ее лицом к стене и зловещим шепотом сказал:
— Ни слова, если хочешь живой остаться. Пикнешь — и тебе конец. Брюхо вспорю.
Она вздрогнула.
Дима на цыпочках вышел из подъезда. И она закричала, уже когда он выскочил на улицу и исчез в темноте.
Он бежал, удивляясь, откуда он знает, куда ведут эти старые переулки. Он стащил с себя лыжную шапочку и спрятал нож. Вынул из кошелька деньги, а кошелек бросил в урну.