Волшебный вкус любви (СИ)

— А где ты научился обрабатывать опунцию? — полюбопытствовала я.
— Раньше стажировался в ресторане «Дикари», — рассказал он, — там ее часто готовили. Богосавец меня там увидел. И переманил. Да я сам рад был сюда уйти. Молекулярная кухня — это все-таки не мое. Заумь какая-то, — он взял еще ломоть хлеба и положил на него щедрый кусок сыра. — А тут — классика. Но в «Дикарях» я посмотрел, как работать с разными ингредиентами. Даже туну смогу приготовить.
Я промолчала, не зная, что такое туна.
— А ты где стажировалась? — спросил он.
— Я не стажировалась, работала в кафе, поваром.
— В каком кафе?
— В «Пышке», которая на юго-западном.
— А-а, — протянул Матвей с таким разочарованием, что я почувствовала себя дилетантом на кухне.
К восьми вечера посетители начали усиленно заказывать палтуса. Пуассонье Йован чуть не довел Дюймовочку до слез, требуя рыбное филе — и немедленно. Милан велел мне бросить мытье тарелок и перейти к Дюймовочке, помогать резать стейки.
— Каждое филе режешь на четыре части, — показала мне Дюймовочка, потому что я никогда не работала с такой рыбой. — Стараешься, чтобы куски были одинаковой величины, ножом ведешь плавно, не измочаль рыбу. Поняла?
— Да, — ответила я, вооружаясь ножом.
Резать рыбу — это уже повышение! И я собиралась показать, что у меня есть определенные навыки. Правда, раньше мне приходилось разделывать на филе минтая и ледяную рыбу…
Филе палтуса обваливалось в пряностях и жарилось на раскаленной сковороде по три минуты с каждой стороны. Я сверяла время и могла только восхититься, как он безошибочно пуассонье отмерял по три минуты, даже не глядя на часы.
Покончив с палтусом, я была переставлена на чистку креветок.
Полупрозрачные рачки, пересыпанные льдом, так и норовили выскользнуть из рук. Пальцы скоро окоченели, но я дышала на них и не смела остановиться ни на секунду. Дюймовочка работала, как конвейр — методично отрубала креветкам головы, взрезала спинки, вынимая кишечную вену, бросала тушки в таз со льдом. Креветки вылетали из ее рук, как пули из пулемета.
Богосавец влетел в кухню, словно смерч, но никто не оторвался от работы, хотя все сразу подобрались. Я выпрямилась, расправляя плечи, чтобы шеф не заметил, что я устала, и занялась креветками с удвоенным усердием.
— Йован! — крикнул Богосавец, заглушая шум миксеров, шипение масла и стук ножей.
— Да, шеф! — Йован тут же бросил палтуса, которого обваливал в пряностях, и с готовностью подбежал к шефу, вытирая руки полотенцем, заправленным за пояс фартука.
— Рыба порезана слишком тонко! — Богосавец был вне себя и тыкал пальцем Йовану в грудь. — Кто резал эту ё<…>ю рыбу?!
Дюймовочка испуганно уронила нож и посмотрела на меня, а я посмотрела на Богосавеца, пискнув:
— Номер Семь… я резала…
Я уже собиралась начать оправдываться, но Богосавец не дал мне этого сделать, напустившись на Йована.
— Рыба порезана неправильно! — от звука его голоса у меня заложило уши, хотя кричал он сейчас не на меня. — Ты видел это?
— Да, шеф, — коротко ответил повар.
— Тогда ты должен был швырнуть ей эту рыбу в лицо! Второй раз она бы резала, как надо! Вырви ей руки и к заднице приставь! Иначе я их тебе вырву и в задницу запихну!..
Я задохнулась от возмущения, и Богосавец обратил свое драгоценное внимание на меня:
— Хотите что-то сказать?! — он посмотрел на меня в упор.
Глаза были холодные, полные неприязни. Да какая там неприязнь! Я чувствовала, что сейчас он ненавидит меня. Но за что…
— Не слышу ответа! — взорвался Богосавец.
Я отрицательно покачала головой.
— Йован! — Богосавец немного остыл и повернулся к рыбному мастеру, машинально поправляя ворот рубашки.
— Да, шеф?
— Еще что-то подобное — и я тебя вышвырну вместе с ней! — он ткнул пальцем в мою сторону, а потом широким шагом вышел вон.
Я ждала взбучки от Йована, но тот вернулся к плите, даже не посмотрев в мою сторону.
— Не останавливайся! — недовольно поторопила меня Дюймовочка. Она уже подняла нож и готова была продолжать рубить головы креветкам, но я замешкалась.
Всего-то пара минут, но вот уже Йован орет, что нужны креветки, су-шеф требует поторопиться, официанты отпускают язвительные шутки по поводу медлительных поваров, а заказы все валятся и валятся! И все требуют рыбу, рыбу, рыбу!..
А какая рыба, если меня только что обругали ни за что, да еще чуть не уволили!
Руки дрожали, и я никак не могла схватить креветку.
— Быстрее! — взвизгнула Дюймовочка.
Надо успокоиться, Даша! Успокоиться!
Креветка схвачена, панцирь снят… вторая… третья… десятая…
Теперь ясно, что кумир домохозяек — не сладкий круассанчик. Он орет и матерится. Во время готовки!.. Я еле слышно фыркнула — вот тебе и душевная кухня — с матерками!
До конца смены мы доработали без происшествий.
— Последний заказ! — объявил су-шеф, и все восторженно замычали, в предвкушении окончания рабочего дня.
Рубашки у всех были мокрыми, стажеры вычистили ножи, убрали разделочные доски и вымыли столы, а я, закончив, наконец, с бесконечными креветками, отправилась домывать посуду, которая лежала в раковине, дожидаясь меня.
Вероника уже вытирала свою раковину насухо, потом сняла перчатки и пошла в сторону раздевалки, постанывая и разминая шею. Стажеры потянулись следом — молча, разговаривать никому не хотелось.
Повара тоже чистили ножи, протирали столы и тихо переговаривались.
Я старалась мыть посуду быстро и не слишком греметь тарелками. Чтобы никто не заметил, что я здесь. Не хватало еще снова нарваться на шефа, чтобы он отчитал меня за нерасторопность.
Словно в ответ на мои страхи дверь в кухню со стороны ресторанного зала распахнулась, и вошел Богосавец. Повара замолчали, уставившись на него. Лицо у шефа было усталым, но он улыбался. Верхняя пуговица рубашки была расстегнута, рукава подвернуты, а в руках он держал бутылку из зеленоватого стекла.
— Милан! — скомандовал он. — Штопор! И бокалы!
Сразу же зазвучали смех, шутки, зазвенел хрусталь, и Богосавец самолично открыл бутылку и разлил белое вино.
Я смотрела, как он пожимает руки поварам, целует в щеку Елену, а она вся красная, смущена и улыбается.
— По какому поводу вино? — спросил Йован, делая глоток из бокала и довольно прижмуривая глаза.
— Сегодня здесь был Боровиков, — ответил Богосавец, отпивая из своего бокала.
Все дружно ахнули, а я даже не знала — кто такой Боровиков. Елена испуганно схватилась за лицо, и су-шеф Милан мягко перехватил ее руки. Она совсем смутилась, и не стала пить вино — отставила свой бокал в сторону, едва пригубив.
— Ему все понравилось, — продолжал шеф. — Особенно рыба! — он хлопнул Йована по спине, и тот довольно захохотал.
— А ведь Боровик рыбу терпеть не может! — объявил он. — В прошлой статье он написал, что палтус — самая мерзкая рыба, которую только можно вообразить! Кошмар для повара!
— Съел все, — заверил его Богосавец, — до последнего кусочка.
— Почему не сказали, шеф? — спросил Серчо, возбужденно тараща глаза.
— Зачем? — весело ответил Богосавец и улыбнулся знакомой мне теплой и добродушной улыбкой — так он улыбался телезрителям с экрана. — Чтобы вы занервничали? Критик — такой же посетитель, как и остальные.
Критик… я забыла про посуду, опустив тарелку. Значит, сегодня в зал приходил критик… Надо будет погуглить про этого Боровикова, что за личность. Судя по всему — хам еще почище шефа, если позволяет себе назвать палтуса «мерзкой рыбой».
— Такой же посетитель? — недовольно хмыкнул Петар. — С этим можно и поспорить.
— Все хорошо, не ворчи, — Богосавец обнялся с ним, и они выпили, звонко чокнувшись бокалами.
— И все-таки лучше бы вы предупредили, шеф, — заметил Милан. — Это серьезное дело.
— Лучше не будем спорить, — перебил его Богосавец, обвел всех взглядом и сказал: — Спасибо ребята. Отличная работа. Вместе мы — сила!