Холодный как лед (ЛП)

Его лицо не дрогнуло.
– Видимо, вы не очень хороший адвокат, мисс Спенсер? Хороший юрист знает, когда нужно держать рот на замке.
Она ничего не сказала, и через мгновение напряжение в каюте слегка ослабло.
– На самом деле, к моему несчастью, я точно знаю, кто мой отец. Вам бы он не понравился… у него был весьма дурной нрав. Не хотите ли чаю?
– Что? – моргнула она.
– Не хотите ли чаю? Тот наркотик, который я вам дал, имеет свойство превращать язык в вату, а от кляпа дело только хуже. Раз уж мы на пороге вступления в переговоры, то хочу удостовериться, что ваш рот в рабочем состоянии.
Тут она совершенно точно почувствовала его взгляд на своих губах и нервно их облизала, от чего ее чувства только еще больше бросились в глаза. Он ведь поцеловал ее?
– Не очень хорошая идея. Вдобавок к наркотикам, которые я вам дал, и вашим желтеньким таблеточкам, вы могли бы понять, что слишком восприимчивы к алкоголю. Вы же знаете, что все эти средства плохо на вас действуют.
Не стоит ей удивляться, что он знает о ее транквилизаторах – просто еще одно проявление насилия.
– Жизнь полна стрессов, – заметила она. – А ведь это было до того, как меня похитили и стали приставать.
– Ну, не все так безнадежно. К вам никто не пристает. Пока.
– Это не смешно, – резко сказала Женевьева. – Если когда тебя похищают и накачивают наркотиками, не означает приставание, то я уж не знаю, что тогда это такое.
– О, я думал, вы имеете в виду нечто чуточку более сексуальное.
Она покрылась румянцем.
Очень странное ощущение. Обычно она не краснела, и произнесенный им с нарочитой медлительностью комментарий был брошен случайно, без всякого непристойного намека, однако она почувствовала, как тепло разлилось по щекам. У нее бледная кожа, и ее просто накачали бог знает каким количеством наркотиков, должно быть, у нее какая–то реакция, нервно подумала Женевьева, и он вряд ли заметит…
– Мисс Спенсер, вы что, краснеете?
– Адвокаты не краснеют, мистер Йенсен, – строго напомнила она. – А теперь, почему бы вам не рассказать мне, что вы хотите, и я определю, как мы можем прийти к соглашению.
Он ничего не сказал. Встал, пересек каюту, рывком открыл встроенный шкаф, оказавшийся небольшим холодильником. Когда Йенсен вернулся, то вложил ей в руку ледяную банку «Таба», и она чуть не расцеловала запотевшие бока цвета фуксии. Он уже открыл для нее банку, очень предусмотрительно, поскольку руки Женевьевы тряслись, когда она подносила ее ко рту.
– Вас не беспокоит, что я могу снова подсунуть вам наркотики? – спросил он, садясь на место.
– Плевать, – ответила она, выпив полбанки одним залпом, чувствуя, как холодная жидкость скользит по горлу. Женевьева закрыла глаза и издала блаженный вздох. Она так обрадовалась чему–то холодному и утоляющему жажду, что этого почти хватило, чтобы Женевьева расхотела убивать Йенсена. Почти.
Когда она снова открыла глаза, то увидела, что он наблюдает за ней.
– Так что вы хотите? – повторила она вопрос.
Он заколебался, а ведь он не казался мужчиной, которому свойственны колебания.
– Боюсь, вам нечего мне предложить, мисс Спенсер. Мне нужно сделать некую работу.
– И что она из себя представляет?
 – У меня приказ убить Гарри Ван Дорна, – произнес он скучным тоном. – И кое–кого еще по ходу дела.
Она устояла, надо отдать ей должное, отметил он. Лишь быстро мигнула, чем выдала свою реакцию на его неприкрашенное заявление. Однако поверила ему. Она была слишком умной, чтобы не поверить.
– Зачем?
– Частности мне неизвестны, да я предпочитаю их и не знать. Я отлично делаю свою работу и отчасти потому хороший специалист, что никогда не спрашиваю «зачем». Я так понимаю, если меня послали позаботиться о ком–нибудь, то, должно быть, он совершил нечто, чтобы это заслужить.
– Кто вас посылает? Кто отдает такие приказы? – потребовала она ответ.
– Неважно, даже если я вам скажу. Верите вы или нет, но мы хорошие парни.
– Хорошие парни? – издевательски усмехнулась она. – И вы собираетесь хладнокровно убить безвредного дилетанта вроде Гарри Ван Дорна?
– Уверяю вас, он совсем не такой безвредный, каким кажется, – возразил Питер.
– А что насчет меня?
– А что насчет вас?
– Вы утверждали, что вам приказано убить Гарри Ван Дорна и всякого, кто попадется на пути. Включая меня?
Ему следовало бы солгать. Людям спокойней живется, если они пребывают в неведении, что их ожидает смерть. В ином случае они впадают в панику, ведут себя неадекватно и оттого сильно затрудняют его работу.
– Вы бы поверили, если бы я ответил вам «нет»?
Она помотала головой:
– Тогда уж, поверьте мне, вы не из хороших парней. Я никогда не совершала ничего, хоть отдаленно стоящего того, чтобы за это убивали. И я не особенно хочу умирать.
– Редко кто хочет.
– Так как вас заставить передумать?
Он на секунду задумался, будто не размышлял об этом последние несколько часов:
– Не думаю, что вы сможете. Не знаю, стоит ли это чего–то, но обещаю: будет не больно. Вы даже не поймете, что происходит.
– Я так не считаю. – Она поставила пустую банку рядом и совершенно спокойно встретила его взгляд: – Если вы все–таки собираетесь убить меня, то вам придется основательно потрудиться, я так легко не сдамся. Буду драться, пинаться и кричать всю дорогу.
– Заранее проигранная битва, мисс Спенсер.
И сам изумился, как невозмутимо это прозвучало. Словно затыкание рта несчастным свидетелям и соучастникам являлось неотъемлемой частью его обязанностей как одного из лучших оперативников, подготовленных в Комитете. Он был лучшим стрелком, блестяще владел ножом и приемами рукопашного боя и никогда не выказывал эмоций или не предавался им. Вечный Айсберг, как по своему характеру, так и по специальности предназначенный обуздывать неизбежное зло.
Но мисс Спенсер – не зло. Впервые он допустил ошибку, позволив кому–то нечаянно угодить в тщательно расставленную им ловушку, и ему придется жить с этими последствиями. Они пребывали в разгаре одной из самых сложных операций на его памяти: Гарри Ван Дорн что–то затеял, и все ресурсы и рабочие силы Комитета не оказались способны ничего разоблачить, кроме нескольких деталей. Гарри держал под контролем все – без его непосредственного надзора задуманное миллиардером развалится. Им требуется держать Гарри в тисках, намертво, не давать вмешаться, так они смогли бы найти, что представляет из себя чертово «Правило Семерки» и как можно его остановить.
Питер не мог дать ей уйти… Она уже слишком много видела и знала. К тому же была весьма смышленой женщиной: дайте ей срок, и она сможет сложить вместе слишком много информации о Комитете. Мисс Спенсер подвергнет опасности жизни мужчин и женщин, которые рискуют всем. У этого уравнения лишь одно решение, нравится ему это или нет.
– Я специализируюсь на проигранных битвах, – заметила Женевьева. – Умирать я не собираюсь, и Гарри тоже. Что касается вас, тут я не уверена. – Она встала, потянулась изо всех сил, как ленивая кошка, и с совершенной сладостью улыбнулась ему. – Между тем, думаю, я приму душ и переоденусь во что–нибудь более удобное, а потом мы сможем продолжить наши переговоры.
Он не шелохнулся. Дверь каюты была закрыта, и пленница бы не смогла очень далеко уйти.
– Нам не о чем вести переговоры, мисс Спенсер, – напомнил он ей.
– Не соглашусь с вами. Здесь на кону огромная куча денег, и если вас ввели в заблуждение и внушили мысль, что Гарри какой–то злой монстр, то ваши сведения неверны. У меня отличные инстинкты, когда дело касается людей, и Гарри Ван Дорн, может, и сексуально озабоченный, суеверный, испорченный ребенок, но он на мили отстоит от какого–либо зла. Ну убьете вы одного свидетеля, ну убьете двух, и я не думаю, что вы этого хотите. Только не когда альтернативой служит такое неимоверное количество денег, что ваши таинственные работодатели никогда не смогут вас найти.