Яблоневый цвет (СИ)
Тропы безопасные от Белокрая к лесу знали только двое - дед Беримир и Радмила. Все дорожки, что вели прочь от селений - в лес ли, к пруду ли, - шли мимо хижины ворожеи. Знали люди, что без ведома Радмилы никому за границу было не пройти, да и не ходил никто - уж больно много всякой нечисти водилось кругом, и только колдовство да заговоры спасали крестьян от напастей. Без магии ни одна беда не обходилась, отчего ворожею и сторонились, внемля пересудам, а все ж за советом к ней ходили.
Вьется тропинка меж кустов дикой вишни, ведет старика к одинокой избе у березовой рощи. Золотом блестят белые стволы в рассветных лучах.
Из дома вышел большой белый кот - первым почувствовал приближение гостя. Собиравшая неподалеку полевые цветы Радмила обернулась на мяуканье.
- Зори ясной, Радмилушка, - улыбнулся дед Беримир. - Сытной трапезы хозяину дома, - кивнул он коту, на что Баюн благодушно прищурился.
- И тебе здоровья, дедушка. Смотрю, Хозяин Леса нынче благосклонен.
Залюбовался старик девицей, пока та к нему навстречу шла с букетом. Прежняя ведунья, что все старкой величали, никогда как простой человек ни одну травинку бы зазря не сорвала - только все с позволения Хозяина, самого Лешего. К смерти своей старуха совсем нелюдимой стала, вот-вот бы в ягу обернулась или в жальницу, что детей по ночам крадет, в ученицы никого себе не брала, пока не появилась у ведуньи в избе молчаливая девчоночка. Откуда взялась - до сих пор в Белокрае никто не знает. Слухи ходили, будто Радмила родом из чуди; кто-то судачит, что Леший ей отец приемный - все блажат на кровь нечистую. А по девице и не скажешь - краса-яблонька. Вот только не улыбается совсем.
- Это да, уж скоро бока отъем!
Девица оглядела старика пристально, склонила чуть голову набок:
- Как твоя нога, дедушка?
- Да ничего, не обижает. Давеча ветрило сильный был, так хворь мимо прошла - помогает твоя мазь.
Радмила вздохнула, недовольно покачала головой.
- Дед Беримир, чай не первый день говорим с тобой. Зачем же ты мне врешь?
Смутился добрый старичок, глаза в сторону отвел. Не проведешь знахарку, опытом умудренную.
- Да ведь это... Не серчай, Радмилушка.
- Давно мазь закончилась? Завтра утром еще принесу, а сейчас - пока так.
Ворожея подула на лоб деду, что-то шепнула неразборчиво.
- Приходи заранее, не терпи боль.
Блеснули слезинки в стариковских морщинках, бежавших от уголков глаз. Никто так не заботился об одиноком Беримире в Белокрае, как Радмила. А ведь у нее вся деревня под крылышком, все равно не уследить за всеми - кто-нибудь да попадет впросак.
Вдруг замерла ворожея, будто услышала что-то. Баюн тоже почуял неладное - повернулся к деревне, изогнул спину дугой, ощетинился.
- Что такое?
- Грядет что-то, дедушка. Близко уже...
Лес, до сей поры тихий и безмятежный, будоражила одна из самых суматошных людских забав. Олень могучий, преследуемый всадниками свистящими и орущими что есть мочи, бежал сквозь бурелом, раздирая грудь и ноги в кровь. Силы лесного князя были на исходе - охота не отставала от него, выгнав из горной чащи. Среди охотников было не различить, кто из рода знатного, а кто - простолюдин. Азарт захватил людей, позабывших об отдыхе и голоде. Облава началась еще затемно. На зверя вывел следопыт, который был в привилегиях у самого графа, возглавлявшего ватагу. Места эти пограничные мужичок знал хорошо. Скрепя сердце он на охоту сюда вел. Ведь еще прадед наказывал в эти места не соваться, да что поделать - господин семь шкур содрать может, от страха все полузабытые наказы в конец забудешь.
Сам следопыт в охоте не участвовал - всегда выслеживал зверя один, коли охотился, да и больше по душе ему была мелкая дичь, которую быстро освежевать можно. Пока погоня петляла по редеющей осиновой роще, мужичок дремал в седле, отпустив повод и дав волю уставшей кобыле плестись куда глаза глядят.
Оленя этого граф давно выискивал, у всех дворовых и крестьян выспрашивал байки про среброшкурого красавца, у которого рога - что королевская корона. Верили люди, что зверь колдовской, поверил в это и сам граф. Покоя молодому дворянину не давало это чудо - такого дивного трофея нет ни у кого из знати, охотой увлекающейся, потому как боялись все очернить себя магией. Граф тоже страшился, иначе бы не взял с собой сенельцев, тех, что покрепче и долгий поход в силах вынести. Чурался их следопыт, и не зря - скоры были на расправу ненавистники магов да ведунов, а ведь след зверя волшебного, когда тот уж совсем затерялся средь камней, показала ему девица, неизвестно откуда взявшаяся. Морок ли или древесный дух то был, завлекла мужичка уводна в свои объятия, околдовала. Не помнил он, как ночь провел после того, как к нагому телу женскому прикоснулся, только сил едва оставалось на то, чтоб господину дорогу показать. Уводна хоть и демоница бесстыжая, а запали ее слова в душу, не давали покоя даже в дреме.
«Отдай своего брата судьбе-реке, покорись мне на ночку одну - помогу тебе найти твою упущенную добычу».
Любил младшего брата следопыт, не было у него больше никого из близких. Семье его помогал, пока несчастья да напасти жизни их не забрали. Совсем духом пал младший брат, да старший не давал со смертью встречу приблизить. Замаялся с ним, вот и задумался над предложением суккуба, иной раз даже не послушал бы. Совесть мучила мужичка, да назад уж все не воротишь.
Случай или провидение сюда неизбежно облаву вели, все равно волшебства уж давно не водилось на родной земле охотников, только в соседнем королевстве и можно было поймать диковинного оленя. Этим себя и тешил следопыт: двум смертям не бывать, а одной не миновать.
Свистит и щелкает семихвостая плеть - хлещет нещадно граф коней, дотянулись хвосты и до серебристой оленьей шкуры. Вымотался неукротимый зверь, ринулся помощи искать в месте колдовском, куда ни одно живое существо не ступает. До Поганой Пущи, где Леший убережет от погибели да накажет остервенелых охотников, было далеко. Только и остается от людей там скрываться, куда тем соваться запрещено. Да только люди об этом не знают...
Средь осинок трепещущих показались просветы утреннего бледного неба и алая полоса, уходящая к горизонту, кустарником заслоненному. Мчатся кони, подстегиваемые всадниками, не разбирая дороги, сбивая копыта до боли невыносимой. Вороной жеребец, погоняемый графом, чуть не налетел на дремлющую на ходу клячу следопыта, отчего та в сторону шарахнулась и мужичок едва не свалился на землю.
- А! Чтоб тебя, паскуда!
Осадил коня молодой граф, наблюдая за тем, как олень выбегает к полю, рогами ветки низкие ломая. Рядом остановились еще четыре всадника. Лошади в мыле, с удил пена капает. Что у людей, что у скакунов - глаза горят, точно бешеные.
- Догоним, господин! - через дыхание тяжелое один из челяди говорит. - Как пить дать - догоним! Куда ему на лугу-то деться?
Следопыт, заспанные глаза пряча, тихо молвит:
- Нельзя нам туда, господин. Уж граница недалече. Коль животину застрелим на чужой земле, несдобровать...
Перебирает в руках граф костяную рукоять плети. Статен да суров; хоть и молод еще, а смекалист матерый охотник. У короля он и так не в почете, повернуть к дому - такой путь понапрасну проделать. Спутники молчат, усталость их одолевает, глядят на графа, готовые любой приказ выполнить. Только магоборцы безухие, сенельцы бывалые, на поле зыркают - словно псы чуют магию, высматривают жертву соколами-тетеревятниками.
Решился. Прицепил плеть к седлу молодец, взял в руки арбалет и заложил болт. В утреннем ярком свете заблестел четырехгранный наконечник.
- Родился с зубами - живи хищником.
Эти слова в душу запали простолюдинам. Не зря молодой граф имя рода своего носил.
Сенельцы переглянулись - самим хотелось чудо-оленя поймать, чтоб в руки к магам такая сила не попала, иначе не согласились бы в такой далекий путь идти. Да и долг велит остерегаться ведьмовских мест.
- Осторожней, граф Семишкур, - сказал один из них. - Колдовская это сторона. Охота охотой, а как бы местных ведьм да колдунов не растревожить.