Яблоневый цвет (СИ)
Что ни день - покоя Северину не давала ворожея: всё заставляла тяжести с пола поднимать, ногами перебирать по стене будто по земле. Не забывал гость ей при каждом случае слово резкое сказать, за что немедленно получал замечания едкие, с которыми не мог поспорить. Зато полюбил он вечера уютные да теплые. Баюн под руку примащивался, мурчал да засыпал от поглаживаний, а Радмила садилась у огня, брала в руки дощечки - плела что-то замысловатое, с узорами угловатыми из красно-черных нитей, - да напевала, будто бы колыбельную, тихую песню. Как Северин задремывал, тут же свет гасила. Сон в хату забирался ленивым увальнем.
Часто деревенские к ворожее приходили - после долгих холодов тяжело Белокрай к жизни возвращался. Не впуская никого в хату, девица сама к гостям выходила, сама сельчан навещала.
Как земля согрелась под солнышком ярким, зазеленели березовые веточки и народ в поля ушел работать, приходящих меньше стало. И как-то утром Радмила окно и двери распахнула, первое робкое тепло весеннее в дом приглашая.
- На вот, - положила на стол перед Северином, уж на ноги вставшим, нож и ножницы заточенные, ушат с чистой водой и зеркало. - Негоже миру в таком виде показываться.
Промолчал парень - и сам знал, что совсем на медведя стал похож. На колкости Радмилы только и мог ответить взглядом злым с высоты своего роста - девица ему лишь до плеча макушкой доставала. Она же колючих взглядов не заметила. Вынесла на солнце перед избой пустую кадку, рукава закатала и что-то зашептала.
Дед Беримир уж тут. Все время чужестранца небылицами да поверьями о лесах и полях Белокрая развлекал, так что Северин не знал, от чего устал больше - от болтуна-сказочника или от дерзостей девицы. В этот раз старик тихонечко в избу вошел, чтоб ворожею от дел не отвлекать, присел на краешек кровати - и Северина видать, и за Радмилой пригляд.
- Утречка доброго, - прошептал Беримир, кивнув парню.
- И тебе, старче.
Зеркало ровнее поставив, свое отражение Северин рассматривал придирчиво. «Раньше всё над братом смеялся - скоро веки бородищей зарастут, а теперь сам ничем не хуже. То-то она надо мной потешается...»
Яркие блики кольнули глаза больно, зажмурился, ладонью заслонился. Чуть переждав, размежил веки да на «рукоделие» ворожеи загляделся вместе с Беримиром.
Не нити золотые да серебряные - лучи солнечные да лунные собирала в кадку кудельница. Не тесто месила - благоденствие ткала, радужным сиянием беззаботность Белокрая под ее ловкими руками танцевала.
Отвернулся Северин, нахмурившись. Глубоко въелись в мысли наветы сенельцев о вреде магии. Хоть и верил он до сих пор, что от колдовства одни беды, но все оправдание Радмиле искал - ведь жизнь спасла ему ворожея, лекарь бывалый не смог бы.
Снова на себя в зеркало посмотрел. Вроде как уж глаза к свету привыкли, а все одно мерещится, будто белые пятнышки мелькают. Пригляделся - неужто колдовской пепел с битвы на голове и в бороде остался? Взъерошил волосы - не стряхивается. Вздохнул парень - видать, так и останется с ним великая ценность, какую только на поле брани получить можно.
- Никак седина? - удивился дед, головой покачав. - В твои-то годы... Эх, многим молодым, что в Белокрай вернулись, война головы мукой побелила. У тех, кто постарше, и вовсе уж затылки серебряные. Пусть хоть так - лишь бы живые да целехонькие.
Воспоминания слух прервали. Перед глазами воина вновь обозы с калеками по размешанной грязи тащатся, с лат и кольчуг дождь моросящий кровь смывает...
- Много вашего брата в бою полегло. Еще больше в Поганой Пуще померло.
- Отчего же ты меня спас, а им не помог?
Давно Северина вопрос этот мучил. Впервые к слову его произнести довелось.
Исподлобья старик сверкнул темными очами, будто стрелой насквозь пронзил.
- Ты жить хотел, а они - жизнь отнять.
Отвел глаза парень, устыдился. «На войну не за жизнью идут, старче». На девицу покосился, в проходе видно было, как она все еще полотно сияющее в кадке укладывает. «Вот она точно догадывается, о чем я молчу».
Только за ножницы взялся - дед дальше речь повел, вполголоса, чтоб не услышала хозяйка.
- Ладно тебе на Радмилу зыркать волком. Она, может, виду не подает или вовсе не замечает, а нам с Баюном все ясно. По нраву она тебе.
Северин растерялся, дар речи пропал.
- Она девица ладная, - продолжал старик, - только слепой не заметит. Нрав хоть и строгий, но чуткий. Не смотри, что словом задеть пытается - не со зла, с добрым умыслом - чтоб сердце тверже стало да разум со злом боролся. Только с людьми она мало говорит, да и не с кем, кроме как со мной. Иной раз как девки к пруду пойдут, она им вслед долго глядит, на платья любуется да песни и смех слушает. А так никогда к ней никто не подойдет о житейских мелочах поболтать, подарков дорогих да красивых никто не сделает - думают, без надобности это колдунье.
Не отвлекаясь от стрижки, Северин старика внимательно слушал, не перебивал.
- Старка, наставница ее, в Белокрае злыдней слыла. Люд помощи у ней в последнюю очередь просил да только через старосту. Всё больше к ней девчоночек местных в ученицы предлагали, да старка всех прочь гнала. Радмилу ей Леший подарил. Из соседских деревень кто-то от лишнего рта избавиться хотел - привел ребятёнка в Погань, да Хозяин Леса малую пожалел, сам себе в дочери взял, да потом к ворожее как ученицу привел. Старка к кончине совсем разум потеряла - долг древний перед Белокраем ее давно в могилу вел, все силы выжимал. Дожди тогда месяц целый не утихали, деревенские роптать начали на ворожею. Собрались мужики да в хату ее вломились. Старка уж померла, Радмила у ее ложа заговоры творила - дух покойной убаюкивала. Разума гости незваные лишились, надругались над девицей...
Голос Беримира надломился да совсем стих.
Северин отложил ножницы, на старика взглянув. Тот с тоской за ворожеей наблюдал.
- Откуда ж ты знаешь это всё, старче?
- Я после пришел, Радмилушку проведать да помочь. Только чем старость молодости невинной помочь может...
Чувствовал Северин горе и слабость в словах этих, но и злоба в них была, хоть и далекая, как туча грозовая на горизонте.
Обернулся дед к парню да с внезапной суровостью молвил:
- Тогда она заступилась за обидчиков перед Хозяином Леса, с рук им это сошло. Но знай: коль ты ее обидишь - перед Лешим ответ держать будешь.
Не ожидав от кроткого старика такое услышать, Северин остолбенел. И в мыслях не было ничего дурного, и дед это понял по виду чужестранца. С места поднялся, больше на слушателя не глядя, да из избы вышел.
- Пойду я, силки проверю. Бывайте.
Взглядом деда Беримира проводив, Радмила закрыла кадку, в дом ее занесла, и вдруг снаружи шаги послышались. Откуда ни возьмись к дверям немедленно Баюн прыгнул, три раза вдоль порога прошел и сел в сенях, на гостью новую глядя.
По тропинке из деревни к избе ворожеи статная женщина вышла, наряд синий издали видать. Кружева да вышивка, бусы янтарные, браслеты бронзовые - только старостиха такую роскошь себе позволить могла. В руках какой-то сверток и корзинку женщина несла.
- Ясного денечка, Радмила, - чуть поклонившись, молвила она в пустоту избы. Ни жив ни мертв чужестранец - прямо на него беда смотрит-улыбается.
Прикосновением легким успокоив Северина, ворожея вышла из дома.
- И тебе ни пылинки, ни тучки, Пламена.
Старостиха и не видит ничего. Глянул северянин на кота - тот глаз от сельчанки не отрывает, хвостом себя по бокам бьет: морок наводит.
«Так вот что доброхожий делает!..»
Пламена сверток Радмиле вручила.
- Вот. Мой Вышемир и Военег с торжища наконец-то вернулись, много чего привезли. Вот и тебе в благодарность - отрез большой, на два платья хватит. Без тебя всю свадебку бы по домам сидели из-за мороза-то. А так - хоть и зимой, а все ж на воздухе погуляли.
- Спасибо.
- Вот еще тебе яблок лукошко. Хорошо в подполе сохранились - как ты и говорила. Это я заранее. Голуба-то понесла. Как время ей рожать настанет, за тобой пошлю - огради ребеночка от болезней.