Я - нет
— Не плачь, Принцесса, никому не дано знать, куда улетают утки, потому что у уток есть крылья, и они вольны лететь, куда захотят, в этом их счастье, — говорит он.
Но я плачу.
Это случилось накануне Рождества пятнадцать лет назад.
Мне было три года.
В тот же день мы сели в самолет, чтобы вернуться в Италию.
Мы попадаем в пробку. Надо было пойти пешком, как я и хотела вначале. А теперь поздно. Чертовски поздно. Лаура ждала меня в гостинице к семи, а уже восемь. И я не могу позвонить ей, чтобы предупредить, потому что забыла мобильник в номере. Таксист чувствует себя вполне комфортно, что-то напевает, выстукивая пальцами мотив на руле, иногда поглядывает на меня в зеркало заднего обзора.
— Слушай, — говорю я. — Я опаздываю, постарайся сделать что-нибудь.
Он разводит руками: пробка. Я думаю о Лауре, которая наверняка беспокоится.
Он напевает.
— А ты не мог бы не петь? На нервы действует! — говорю я.
— Плохой день? — спрашивает он.
Я отворачиваюсь к окну, делая вид, что не слышала.
— Скоро Рождество, надо радоваться, а у тебя такое лицо… Ты видела, какое сегодня классное солнце? Как будто весна.
Я не отвечаю, смотрю в окно.
— Ты не здешняя?.. Итальянка?
— Нет.
— Тогда француженка?
Я не отвечаю, смотрю в окно.
— Испанка! Только не говори мне, что ты испанка.
— Да, я испанка, — вру я, чтобы он заткнулся.
Но он продолжает болтать. Больше того, он возбуждается, спрашивает, из какого я города, я цежу сквозь зубы: из Мадрида. Он говорит, что один из его приятелей как-то раз был в Испании, и он тоже хотел бы поехать туда, что он чувствует кровную связь с древней родиной… вся эта ахинея, которую я с трудом переношу.
Я думаю о сегодняшнем вечере. Я думаю о том, что скажу Лауре по поводу папиного письма. Ничего — если она меня не спросит. Или же что оно меня сильно поразило — если она спросит, и таким образом подслащу ей пилюлю, прежде чем сообщить то, чего она не ждет.
Я смотрю в окно. По ушам бьет треп таксиста, который никак не может остановиться, хотя бы на миг, мысль опять возвращается к той сцене, и опять мне кажется, что я проживаю ее. Я снова вижу отца, который несет меня на руках и говорит мне: не плачь, Принцесса, никому не дано знать, куда улетают утки… не плачь, Принцесса… не плачь, Принцесса… не плачь, Принцесса-
Парень внезапно замолкает. Я поднимаю глаза и встречаюсь с его глазами в зеркале. Я догадываюсь, что он только что о чем-то спросил меня.
— Я спросил, почему ты плачешь, — говорит он, прочтя в моем взгляде немой вопрос: «Тебе чего?»
— Я не плачу, — отвечаю я, вытирая слезы. — Я просто простужена.
Он ухмыляется иронически.
— Даже если я и плачу, — продолжаю я, — тебе что до этого? Занимайся своим делом, веди машину. Ты меня уже достал! И прекрати пялиться на меня в зеркало, понял? Или мне выйти?
Он становится серьезным, прекращает выбивать дробь пальцами и говорит:
— Успокойся. Я просто не могу видеть, как кто-нибудь плачет.
Я фыркаю и опять смотрю в окно.
— Извини, — говорю я. — Я не хотела тебя обидеть.
— Ничего, — отвечает он. — Это я виноват, болтаю без умолку.
Но я вижу, что он обиделся. Мне правда неудобно за мою грубость. Теперь уже я испытываю желание поговорить но не знаю, о чем.
Внезапно мне в голову приходит мысль.
— Послушай, — говорю я, — ты в курсе, что на пруду в Центральном парке полно уток? Случайно не можешь мне сказать, куда они деваются, когда озеро замерзает? Может, знаешь?
Мне кажется, он принимает меня за сумасшедшую или думает, что я надсмехаюсь над ним. Но нет. Наоборот, он разглядывает меня в зеркале несколько секунд с широкой улыбкой и отвечает: да, он знает это.
Он знал это, папа. А ты нет. Ты сказал, что этого никто не знает и что в этом их счастье. Может, ты и прав, может, это был самый красивый ответ, но я нуждалась в правильном ответе, мне позарез нужно было знать, куда они улетают.
Теперь наконец я это знаю. Теперь я знаю, куда улетают утки, когда пруд замерзает. А ты хочешь знать — куда?
Они возвращаются домой.
Примечание автора
«Интимный» бар, на который случайно набрели Франческо и Кэтлин, — это тот самый бар, куда осенью 1946 года да зашли выпить Франсуа и Кей из романа Жоржа Сименона «Три комнаты на Манхэттене». Они и есть та самая пара вне времени, что произвела столь большое впечатление на моих героев.
Скамейка в Центральном парке, где Франческо часто сидел с Лаурой, — та самая, на которой сиживал юный Холден у Джерома Дэвида Сэлинджера, и это именно он, сидя в такси, спрашивал водителя: куда улетают утки, когда озеро замерзает?
Отзывы
«Это роман о том, что у каждого есть право на свою Одиссею.
Быть может, всем нам необходимо потеряться в этом мире, чтоб понять, что нужно просто вернуться домой… Читается на одном дыхании».
«Книга невероятно захватывает, заставляет смеяться и плакать, удивляет неожиданными поворотами сюжета…»
«Роман о любви и о том, что ей противоположно, о безумствах и расчете, о путешествиях и о доме».
«Франческо — удивительный персонаж, который ищет себя в благоустроенном Милане, в шумном Нью-Йорке и даже в йеменской пустыне… Ему предстоит узнать, что самое главное путешествие, которое нужно совершить, — в глубины собственной души…»
«У каждого из четырех героев этой книги есть секрет от остальных. Читателя ждут невероятные повороты сюжета».
«Книга для тех, кто хочет вырасти, но не стать взрослым».
КНИГА ДЛЯ ТЕХ, КТО ИЩЕТ СВОЙ ПУТЬ, СВОЙ ДОМ, СВОЮ ЛЮБОВЬ
Лоренцо Ликальци — итальянский психолог и писатель, родился в 1956 году в Италии. Основав и возглавив местный дом престарелых, в 2000-е годы он успешно дебютировал в качестве романиста, выпустив к настоящему моменту семь романов. «Я — нет» (2001) — первый из них.
Ликальци получил за него премии «Festival del Primo Romanzo» и «Premio del Giovedi», а сам роман стал бестселлером в Италии.
В 2003 году по нему был снят одноименный фильм.