Из джунглей (СИ)

   Чонгра обнимает его, как человеческая девушка. Аши горько-сладко, восторг приглушает боль. 
   - Доверься мне, - говорит она. - Доверься Тадзиду. Ты можешь очень много, ты можешь победить самые поганые чары, если не лгал мотылёк. Доверься мне. 
   Аши чуть касается губами кожи у Чонгры на виске. Её кожа - как тёплый атлас. Хочется целовать ещё. Некогда. 
   - А кто такой мотылёк? - спрашивает Аши. - Это чьё-то новое воплощение? 
   - Да, - говорит Чонгра. - Санрата, несчастного парня, чью душу погубил его отец, принёс в жертву, сделал его рабом Хагимы, чтобы самому наслаждаться человеческим существованием дольше, чем отпущено судьбой. Санрата, вампира, которого ты освободил. Он вернётся в человеческую плоть после того, как проживёт столько мотыльковых жизней, сколько людей убил, выполняя приказы Хозяйки Смерти. Но ему могло быть и хуже, гораздо хуже. Не говоря уж о том, как нестерпимо ужасно ему уже было. 
   Аши смотрит на мотылька, порхающего у его лица. Протягивает руку - и мотылёк касается её лапками. 
   - Благодати тебе, Санрат, - говорит Аши. 
   Мотылёк спархивает с руки. Мгновение Аши видит его трепещущую тень на фоне луны - потом мотылёк исчезает во тьме. 
   Аши, хромая, идёт через дорогу, по колено в тумане. Джунгли стоят перед ним тёмной стеной. Их бессонная жизнь дышит, шелестит, стонет, хихикает... Безумие - идти в джунгли ночью. 
   Аши смотрит на Чонгру. Её золотые глаза сияют в лунном свете. Она улыбается и кивает, протягивает Аши тесак. Аши чувствует тепло её пальцев на отполированной прикосновениями рукояти. И входит в джунгли, полные мрака. 
   Заросли сразу скрывают луну. Влажное душное дыхание джунглей поднимается от земли, плывёт между стволами, оседает на лице Аши, на ладонях, моментально пропитывает его грязную окровавленную одежду. Аши очень тяжело идти - заросли путаются в ногах, в темноте не видно, куда ступить. Колено разламывает тянущая горячая боль. 
   - Чонгра, - говорит Аши, пытаясь отдышаться, - я ничего не вижу. 
   Зато Чонгра, судя по всему, видит в темноте, как кошка. Её змеиные глаза сияют бледным лунным светом. Она смеётся. 
   - Человек из мира людей... Ты оставил дома тот зелёный камень, что я дала тебе? Его отобрали рабы Смерти? 
   - Я оставил, - говорит Аши. - Но чем бы он помог? 
   Чонгра снова смеётся и поднимает к лицу Аши свою хрупкую птичью руку. Изумруды на тонких пальцах вдруг наливаются бледным туманным мерцанием. Оно становится всё ярче, разгорается, как факел, как пламя костра. Аши уже видит замершие ветви, переплетение лиан, заросли под ногами - и сонм ночных бабочек слетается к руке Чонгры с шёлковым шелестом крыльев. 
   - Так тебе виднее? - спрашивает Чонгра. 
   - Бабочки застят свет, - улыбается Аши. Ему виднее. Ему легче. - Санрат - среди них? 
   - Нет, - говорит Чонгра. - Но все они - человечьи души. Пойдём, Аши. Нам надо торопиться. 
   Аши идёт. Рубит заросли и пробирается вперёд за Чонгрой, которая скользит между стволов легко, будто её держит туман. Нетопыри взлетают из кустарника; Аши останавливается. 
   - Они не тронут того, кто в пути, - говорит Чонгра. - Иди, Тадзид хранит тебя. 
   Светляки чертят мрак, как крохотные горящие угольки, несомые кем-то по чёрному воздуху. Гнилые останки то здесь, то там, мерцают своим, незаёмным светом - мертвенно-зеленоватым. Кто-то сонно стонет из переплетения ветвей над головой, шарахается потревоженная обезьяна. 
   Два пристальных глаза с зелёной светящейся мглой в зрачках вдруг загораются в непроглядной чаще, шагах в десяти от Аши. Он видит в этих глазах ту же расчётливую холодную злобу, как и в глазах жреца. 
   Аши замирает на месте. 
   - Чонгра, - шепчет он, - это - чёрный тигр-людоед. Он следит за нами. 
   Чонгра смеётся. Срывает с кустарника бутон - шарик стиснутых лепестков. Бросает его прямо в горящие глаза: 
   - Брысь, уходи, кот! 
   Шарик легко стукается в глыбу мрака. Глаза моргают и бесшумно пропадают в темноте. 
   Аши свистит. 
   - Он ушёл... ничего себе! 
   - Тадзид не позволит жителям джунглей причинить тебе вред, - говорит Чонгра. - Он надеется на тебя всем сердцем. 
   - Послушай, - говорит Аши, - кто такой Тадзид, всё же? 
   - Дхангу, - говорит Чонгра. - Был богом дхангу и ещё будет богом дхангу. Отец дхангу. Разум джунглей. Вот кто такой Тадзид. 
   Заслушавшись, Аши забывает про ногу и спотыкается. Боль снова протыкает его ногу длинным кинжалом. Аши трёт колено, а туман поднимается от сырой подстилки джунглей, как холодная мутная вода. 
   - Тебе очень больно? - спрашивает Чонгра. - Аши, как жаль, что в этих местах, рядом с дворцом Хозяйки Смерти, рядом с большим болотом, не растут листья жизни дхангу. 
   - Мне больно, - сознаётся Аши. - Мне очень тяжело идти. Позволь мне присесть хоть на несколько мгновений. 
   Чонгра кивает. Аши оглядывается вокруг и видит лежащий на мху ствол дерева. Оно упало недавно, но плесень, лишайники и вьюнок уже заползли на него. 
   - Садись сюда, - говорит Чонгра. - Можешь сидеть, пока луна не сдвинется на два пальца. 
   Аши тяжело садится и тут же проваливается в полусон. В его голове мелькает каземат башни, отмеченный жрец, ослепительный солнечный день в деревне... "Эй, Аши!" - окликает его кто-то из солнечных пятен. Аши оборачивается, медленно, как будто воздух загустел. Перед ним - громадный краснолицый мужчина, в чёрном и зелёном, бородатый. На его голове - старая соломенная шляпа. 
   В руках краснолицый мнёт сочные листья с пурпурными жилками. Зелёный и тёмно-красный сок течёт по толстым красным пальцам. 
   "Аши, - говорит краснолицый, - я пришёл сказать тебе спасибо за шляпу. Ни людей, ни богов не назовёшь милосердными, но некоторые из них бывают благодарны. Покажи мне колено". 
   Второй Аши, Аши из сна, задирает штанину. Краснолицый усмехается, накладывает измятые листья, истекающие соком на распухшую ногу Аши. 
   "Мне не напекло голову, - говорит он, и Аши из сна не может взять в толк, о чём идёт речь. - Это была отличная жертва. Я её принял". 
   И тут Чонгра трясёт Аши за плечо. Он просыпается. Трёт глаза. 
   - Я задремал... 
   - Нам надо идти, - говорит Чонгра. - Скоро слуги Хозяйки Смерти очнутся от сна. Вставай. 
   Аши готовится ощутить, как боль проткнёт ногу ржавым гвоздём - и рывком встаёт. Но нога не откликается резкой болью, колено словно онемело, скорее, ноет, чем режет. Аши задирает штанину наяву. Опухоль начала спадать. 
   Чонгра удивлённо смотрит на него. 
   - Это милость Лалая, - говорит Аши потрясённо. - Он приснился мне и во сне приложил к моему колену те самые листья, которыми ты исцеляла себя. Он, благодати ему, одарил меня за такую малость... люди жертвуют ему целых буйволов и золотые монеты, а меня он одарил исцелением за старую шляпу... Лалай - такой странный бог... 
   Чонгра улыбается. 
   - Боги выбирают, кого награждать. И за что. Ты можешь идти за мной? 
   Аши может. Он глубоко вздыхает - и запах джунглей вливается в него, запах фруктов, падали, ночных цветов, зверья, зелени, сырой земли, мокрого дерева, плесени - запах живого мира. Аши чувствует себя живым. Он улыбается. 
   Аши прорубает тесаком дорогу сквозь заросли. Чонгра просачивается между ветвями, скользит, как змея - и Аши видит в сиянии зелёных камней на её руке, как джунгли расступаются перед ними. Луна выскальзывает из-за полога листвы, и её свет масляно блестит на мокрой ряске. 
   Болото. 
   Оно лежит среди зарослей, уходит вдаль, как река, неподвижное, бледно-зелёное. Мёртвые скрюченные деревья торчат из него, как почерневшие и иссохшие руки утонувших демонов. Внутри болота что-то бурлит, постанывает, хрюкает. 
   Чонгра ведёт Аши по берегу. Потом берег становится вязким. Тогда Чонгра говорит: