Провозвестник Тьмы

Вот с тех пор ко мне народ валом повалил, только я больше отказывал, чем принимал. А когда меня народ совсем достанет, уходил на родник Святая Ручка. А народ разное сочинял, что, дескать, пошел я омываться в этот святой источник, чтобы те болезни и грехи, что я у людей увидел, с себя смыть и ко мне они не пристали. Помню, даже телевидение приехало из КраснодЫра. Почему КраснодЫра, а не Краснодара? А это есть такой околоновороссийский сепаратизм. Тех, кто не забыл, что был Новороссийск губернским городом, а не районным центром, выросшим из станицы по мере того как набрал нужный процент асфальтированных улиц.
Ну, приехали они ко мне, я как раз огород под картошку копал. Разговаривать с ними не стал, сказал, что нет у меня ни божьего, ни чертова дара. На том замолчал и копать продолжил. Не знаю, сняли они ту передачу или нет. Знаю только, что ходили они по многим дворам да про меня спрашивали – это мне потом рассказывали. Как и про то, что я в них всепроницающим взором выявил желание меня оклеветать и выгнал.
Люди…
А телевизионщики – ну чего мне говорить с ними? Что они сделали, чтобы помочь мне, когда я голодал? Или другим, которые тоже дома и хлеба лишились? Пусть снимают о выборах, о скандалах, о чем угодно. Но не обо мне. Да, можно было рассказать о необычных видениях, что меня посещали. Может быть, оттого бы слава моя еще больше расширилась? Может быть, но мне ее и так за глаза. Голодать перестал, и ладно. А после цыганского барона и еще пары людей, которым в падлу ходить к врачам, можно стало и обжираться. Но огород я сажать не прекратил. И что в саду росло – я тоже не игнорировал. То, что пришло, может завтра и уйти.
Однако наряду с ростом благосостояния стал я замечать одну странную особенность. Я как будто стал пропадать на несколько дней. Иду я по улице, а соседка мне говорит: «А где ты, Леша, был минувшие три дня? Я к тебе заходила, а тебя нет. И люди тебя искали». А я ничего не помню, куда я уходил и зачем. Пороешься в воспоминаниях, а там только странные образы явно не из этого времени и места. На сапогах какие-то следы засохшей грязи, когда вокруг все сухо. Ну ладно, не помню я, что залез в речку и сапоги запачкал. Но отчего у этой глины странно красный цвет? Это глина с кровью или просто такая красная глина? Руки изодраны в кровь, и костяшки сбиты, будто я с кем-то врукопашную бился, а не помню я такого. И участковый на пороге с планшеткой не стоит.
И эти видения… Я, конечно, пока болезнь не притихла, много чего видел. Бывало и страшное, бывало и не очень. Чаще всего мне чудилось, что я потерял дочку в каком-то бытовом эпизоде и ищу ее. Жену я тоже видел в видениях старого времени, но не в таком ракурсе. Как-то отстраненно. А вот от потери дочки бывал не в себе, и, увидев, что потерял ее на рынке в Краснодаре, бегал искать ее по новороссийским улицам. Болезнь, что же тут сделаешь. Когда она притихла, я научился смотреть на это уже без нервной реакции. Ага, видишь это? Правильно, уже обед, пора таблетку кушать. Да и редко уже такое было. Как говорили врачи – инкапсулировалось все это.
А теперь что – опять вернулось, и в новом антураже? Тема новая, причем сильно разнообразная – поля смерти. Поля битв, вырезанные города и села, города, вымершие явно от каких-то болезней.
География весьма широкая. Исландия, Шотландия, Польша, страны бывшей Югославии. Отчего я это узнавал – ну, читал я много. И телевизор не забывал смотреть. И что-то мне как бы подсказывало, что это не безымянное поле битвы, а именно Ведрошское побоище.
Что это за битва? Сейчас малоизвестная, на Митьковом поле около Дорогобужа. 1500 год. Легла там вся литовская армия, попав в кольцо. На Руси тогда правил Иван Васильевич, прозванный Грозным, а в Литве верховодил великий князь Александр. Это не тот Грозный, про которого вы подумали, это его дед. Он тоже Казань брал, Новгород брал и много чего другого, что и внук делал, только его не помнят. Больно внук его затмевает. А ведь этого внука могло и не быть. Там тоже интересная история вышла, но о ней потом…
Ну ладно, коль уж так просите, расскажу и об этой истории. После неизвестного Ивана Грозного правил его сын Василий Третий, который все же добился, чтобы хоть некоторые страны за рубежом его царем называть стали. Еще он отвоевал Смоленск – к крайней досаде соседей. Несколько раз он чуть не завоевал Казань, но его воеводы при этом так оскандалились, что я вполне понимаю его сына, который потом их детям головы рубил. Ну вот представьте себе – подошло войско к Казани, то есть к столице вражеской, стало по Казани бить из пушек. Казань испугалась и ворота открыла. Все. Не нужно будет воевать за нее!
Извините, в глотке пересохло. Передайте мне, пожалуйста, вот ту бутылку. Спасибо.
А воеводы устроили пьянку. Город стоял с открытыми воротами, стоял и ждал, пока воеводы протрезвеют. Потом казанцам надоело видеть такое невнимание к себе и долгое ожидание погрома и насилия, они ворота и закрыли. Все. Шанс упущен. Впереди еще двадцать лет борьбы, пяток походов, набеги казанцев на пограничье и сумасшедшие усилия по постройке Свияжска, копанию подкопов и подрыву стен, а затем кровавый штурм 1552 года. «А все, господа, делалось хмелем. Пропили город воеводы». Это сказано не про Казань, но очень подходит.
Но я отвлекся. У Василия детей долго не было. Совсем. Это и сейчас, при возможности детей из пробирки, чрезвычайное бедствие для семьи, которая хочет детей. То есть нормальная семья, а не для рекламы. А царю дети обязательны. У него ДОЛЖЕН быть наследник мужского пола. Подойдут и девочки, ибо их можно замуж выдать и получить союз с другим владетелем. А тут детей совершенно нет. Идут уже десятилетия, а никак. У Василия есть два младших брата, но как не хочется, чтобы их род продлился и в Москве сел. Вот он и запрещал, как старший в семье, братьям жениться. А время идет, и так можно вообще династию угробить – чтобы у всех троих детей не случилось. И ничто не помогает – ни молитвы, ни подношения монастырям. Нету детей.
И тут, после многих лет напрасных надежд, Василий видит племянницу одного литовского князя, Михаила Глинского. Тот в свое время перешел на московскую сторону, а дальше опять назад захотел и был пойман, когда бежал назад. По-моему, он тогда еще в тюрьме сидел. И вот Василий решил пойти на крайне сложный шаг. Развестись с женой, с которой двадцать лет прожил, жениться на другой (а ему уже сорок шесть), – а что скажут подданные? А что скажет церковь?
Жену Соломониду насильно отправили в монастырь, церковь также принудили дать согласие на развод и новый брак при живой прежней жене, народ тоже замолчал. Не знаю, пришлось ли отдельным болтунам языки укорачивать или нет. А детей и от второго брака нет! Вот и впору подумать о проклятии каком-то. Потому что у царя Василия совесть не совсем белого цвета была. Потому что был у него соперник с правами на престол, которого в тюрьме уморили. Братьев он утеснял в праве жениться, жену загнал в монастырь с применением физической силы. Назначенный на это боярин постарался с согласия Василия.
И вот три года детей нет опять! А из монастыря ползут слухи, что отправили туда царицу уже беременной, и родила она там мальчика, окрещенного Георгием. А по тем же слухам, умер он сразу. Но по другим – не умер, а отдан нужным людям на воспитание, и придет еще его время! Ведь для отвода глаз куклу сделали и похоронили. Вот представьте себя на месте Василия! С ума сойти можно, и не так, как я! Но потом попустило. Через четыре года родился сын Иван, которого вы на картине Репина видели. А еще через три года – второй сын, Юрий. Как бы можно умирать спокойно. И умер Василий. От какой-то незаживающей раны на бедре. Сочился из нее гной, сочился – с ним и вышла из тела жизнь царя. Впору увидеть здесь божий промысел, только я атеист.
И это был не конец. Царевич Юрий оказался больным и умер через тридцать лет. Иван же вступил на престол и процарствовал почти полвека. Про его деяния вы наслышаны. А с детьми ему тоже не везло. Жен у него было, по-моему, семь или шесть, что по тогдашним церковным правилам было явное беззаконие. Вроде как три раза только правила венчаться дозволяли. Но Иванову волю гнула лишь судьба, а не какие-то там правила. Сыновей у него было, кажется, четверо. Старший жил себе и жил, только помер от несчастного случая. Нужно было куда-то плыть на судне. По сходне взошла царица-мать с грудничком на руках, под руки ее по этикету две кормилицы держали. И под четырьмя людьми сломалась сходня. Все в воду упали, и всех вытащили, только царевича уже бездыханным. Иван умер уже в возрасте. Про это написана картина Репина, только про пробивание виска посохом – это слухи все и фантазии по поводу этих слухов. К моменту смерти Ивана на престол взошел Федор, увы, головой слабый. И жил еще самый младший, Дмитрий, увы, тоже больной. Эпилепсией. Этой болезнью страдали многие великие люди, например Юлий Цезарь, только никто не мог гарантировать, что при следующем припадке ребенок выживет. Может, он потом и станет равным Петру Первому или Цезарю, а может, завтра его не станет. И даже до брака не доживет, чтобы оставить потомство.