Действуй, жена! (СИ)
— Нет, — мотает башкой Воскобойников. — Симона — девочка спокойная.
— Трусливая и истеричная дура, — морщусь я и уже хочу добавить, чтоб разбирался сам, когда Симона подскакивает с лавки и во всю прыть несется в нашу сторону.
На автомате я успеваю остановить ее, прежде чем эта идиотка врежется в больную руку Алексея. Шиплю раздраженно:
— Какого на людей прыгаешь, Нефертити?
— Лешенька, — театрально заламывает руки царица Египта, — мне передали, что ты женишься… На этой старой кошелке! Я не стала верить сплетням и приехала сама. Скажи мне, что это неправда, — в надежде смотрит на него Симона.
— Правда, — кивает Леха, как ни в чем не бывало продолжая продвигаться к подъезду. — Это моя любимая женщина, Симона. Боюсь, нам с тобой теперь не по пути…
— Но как же, — лопочет она непонимающе и бежит, словно собачка, следом. — Вы же только вчера познакомились… И то случайно…
— Мы давно знаем друг друга, — бросает на ходу Леха.
— С детского сада, — сварливо встреваю я в разговор.
— Да нет же, — отмахивается от меня Воскобойников. — Я ходил в «Василек», а ты — в «Солнышко».
— А потом «Василек» закрылся, и всех детей к нам перевели!
— А-а, точно, — кивает Леха. — В последний год перед школой…
— Лешенька, — пищит рядом Симона, о которой мы в одночасье забыли, — зачем тебе эта пожилая и неухоженная женщина? Я же лучше и красивее!
«Истинная правда, — хочется заорать мне. — Молодая девка, в самом соку. Сиськи, попа, все на месте. Она моложе меня и явно опытнее. И спортивное платьишко от Армани выигрывает сто очков вперед против моего серого офисного платья. Балетки, пусть и от Гуччи, не идут ни в какое сравнение с летними узорчатыми сапожками в тон платья. Как и сама старая ведьма Шакира Мансурова проигрывает Нефертити».
— Все кончено, Симона, — привычно бросает Воскобойников. И девочка разом поникает. Плечики опускаются вниз, а из груди вырывается всхлип.
— Ты еще пожалеешь, — шипит она ядовитой змеей.
«Тебе хоть официально дали отставку», — думаю я, бросая на девчонку жалостливый взгляд. И заходя в подъезд вслед за опытным сердцеедом, шепчу раздраженно:
— Мог бы как-то цивилизованно отказать. Объяснить ей, что наша помолвка временная.
— Обойдется, — фыркает Леха, поднимаясь по лестнице. — С такими людьми делиться секретами — себя не уважать…
— Тогда зачем связываешься? — огрызаюсь я. — Еще вон кольцо купил…
— Но его носишь ты, — отрезает он жестко и, поднявшись на площадку, с ужасом смотрит на входную дверь.
— Етить-колотить, — рычит он, а я рефреном повторяю привязавшееся «Твою мать!».
Все стены около квартиры и сама дверь расписаны фломастерами. И смысл наскальной живописи сводится к пяти словам «Лешенька, я тебя очень люблю!».
И если с двери удается сразу стереть весь этот ужас, то стены вообще не подлежат восстановлению. Только перекрашивать.
Войдя в квартиру, я стремительно несусь в кухню и, выпив стакан воды для успокоения, звоню своему прорабу.
— Виталя, — прошу слезно. — Мне нужно срочно перекрасить две малюсеньких стеночки. Пришли человека, пожалуйста!
— Кира Михайловна, милая, — пыхтит в трубку Виталий. — Конец рабочего дня… я даже не знаю…
— Двойной тариф, — пресекаю я его стоны. Волшебная фраза творит с прорабом чудеса. Голос мгновенно меняется, и тон становится деловым.
— Да при чем тут тариф, — будто нехотя, отмахивается он. — Сейчас постараюсь прислать к тебе человечка. Если никого не найду, приеду сам.
— Спасибо тебе, друг, — воркую я, прекрасно зная, что Виталя, жадный до денег, заявится лично.
И точно, не успеваю нацепить джинсы и белую рубашку, как в дверь звонят.
Толстый мордатый Виталя по-свойски заходит в дом и сразу же натыкается на сидящего на диване Воскобойникова.
— Здрасьте, — бормочет благоговейно. — А я ваш поклонник. Все фильмы смотрел, — замечает добродушно-дурашливо.
— Я очень рад, — вздыхает звезда экрана и, поднявшись с дивана, демонстративно удаляется в мою спальню. В мою спальню, мать вашу!
— А это правда Воскобойников? — все еще не веря, что по моей квартире босиком разгуливает знаменитость, шепчет Виталя. — Я даже не знал, что вы знакомы…
— Дружим, — многозначительно сообщаю я. — Давно, — добавляю веско.
— То-то я смотрю, все стены расписаны, а внизу какие-то девки толкутся. И баннер напротив дома повесили. Я вот подъезжал, его монтировали.
— Какие девки? Какой баннер? — будто попугай Кеша, повторяю я. — Где?
— Так я ж и говорю, — бурчит прораб. — Девчата внизу. Баннер на рекламном щите напротив дома.
— А что там написано? — не отстаю я, наблюдая, как Виталя достает из пакета валик и краску.
— В этом доме живет Алексей Воскобойников, и дальше какие-то ругательства. Ну и стрелочка к вам во двор.
— Леша! — ору я, устремляясь в спальню. — Ты слышал? Нам теперь из дома не вырваться! Все твоя Симона…
— Прекрати кричать, — спокойно останавливает меня Воскобойников. Этот наглый тип лежит посредине моей кровати и качает больную руку. — Лучше принеси мне обезболивающее. Там классный состав. Моча единорога и белладонна.
— Что делать будем? — шиплю я, не двигаясь с места.
— Да ничего, — отмахивается мой жених. — Переночуем здесь. А завтра с утра моя охрана подтянется.
— И она расстреляет всех твоих поклонниц?
— Нет, — бурчит он и смотрит на меня с раздражением. — Взрослая баба, а такая непонятливая. Просто выведут нас из дома и увезут. В фильмах наверняка видела…
— Я никогда не смогу вернуться сюда, — вдруг осеняет меня. — Не смогу спокойно жить, когда ты отчалишь в дальние дали…
— Ты пока живешь со мной, — рыкает он, вставая с кровати и подходя ко мне. — И мы не договаривались, что поселимся тут. Собери чемодан. Делов-то! — шепчет Леха, обнимая меня. Чуть касается губами лба, откидывает в сторону непокорные кудряшки. — Зачем думать, что будет потом? Мы вместе, Кира.
— Как долго? — требовательно спрашиваю я, поднимая лицо и тыкая пальцем ему в грудь.
— Ну откуда я знаю, Кирюшенька? — бубнит звезда экрана, ласково убирая мой палец и нежно целуя его. — Пока рано строить прогнозы, дорогая.
Глава 8
Леха сильно ошибался, говоря, что поздним вечером или ночью охрана нас сможет вывести. Фиг вам, называется! Национальная индейская изба, как говаривал незабвенный Шарик. Хочется, чуть переделав, привести еще одну простоквашинскую цитату — «Поздравляю, Леша, ты — балбес!». Но мне удается сдержать порыв ярости. Еще со всех сторон сыплются вопросы и советы.
— А правда, Кира, у тебя роман с Воскобойниковым? — интересуются люди, недавно знающие меня и совершенно ничего не ведающие о моем бурном прошлом.
— Ты, мать, там с дуба рухнула? — осведомляется Марфа Елецкая, моя самая близкая подружка. Уж она-то точно в теме нашего с Лешкой романа. И, слава богу, ей ничего рассказывать не надо. Все знает и помнит моя Марфушка! Но сейчас я мастерски ухожу от ответа. Не сказать правду и не соврать — высокое искусство, не правда ли?
В обоих случаях я блею что-то нечленораздельное, вот только с родителями и Маликой приходится говорить серьезно.
— Да, мама, — вздыхаю я в трубку. — Мы с Лешей снова вместе, — заверяю я родную под настороженным взглядом Воскобойникова. — Придем в гости обязательно… как только эта дурка закончится, — добавляю раздраженно и неожиданно понимаю, что уже боюсь выглядывать в окно или выходить на балкон. Народу во дворе прибавляется. Да и по шуму, несущемуся из-за входной двери, несложно догадаться, что и подъезд оккупирован самыми прыткими.
— Бедлам какой-то, — бессильно хнычу я, бросая зверские взгляды на Леху. Вот прибила бы, честное слово! Спас от Пирогова, молодец! Только мне теперь эту славу до конца жизни терпеть. Неее, я на такое не подписывалась.
— Леш, — бубню я в который раз, — может, как-то избавиться от этого ужаса? Ну, полицию вызвать, например!