Школьный демон. Курс третий (СИ)
— Но… — мадам Розмерта была явно ошарашена такой трактовкой.
— Просто помни, что и ножом можно резать не только мясо на кухне, но и чужие глотки. Магия же многократно более полезна… но и многократно более опасна. Ваши предки возгордились и возжаждали власти над тем, что было даже вне их разумения, за что и были отторгнуты от света Церкви. Вы же вернулись к свету веры.
Произнеся это, я вышел из паба, оставив окаменевшую от изумления женщину осмыслять сказанное, и пошел по дороге к замку Хогвартс.
Возле самых ворот меня окатило холодом. Страх и отчаяние попытались ворваться в мою душу. Нечистый дух пикировал на меня сверху. Похоже, он ждал неосторожного путника среди зубцов стены.
Я схватился за нагрудный крест и начал читать псалом царя Давида.
— Если пойду я и долиною смертной тени… — дух отлетел чуть в сторону, и давление на меня уменьшилось. Я собрался с силами и продолжил.
— Не убоюсь я зла!
Тварь смело и с размаху ударило об стену, по которой разбежались выписанные зеленоватым свечением символы хранящих заклятий. Впервые с момента атаки дух издал хоть какой-то звук. И это был плачущий вой ужаса. Искаженный и оскверненный дух взлетел вертикально вверх, стараясь держаться подальше от губительного для него света Веры. Я проводил его взглядом, сожалея, что так и не научился летать, и не могу преследовать эту тварь и изгнать ее из мира живых окончательно, даровав возможность мертвым душам очиститься в пламени Чистилища.
Тяжело ступая, вошел я под своды замка, в котором слуг Церкви нашей не было вот уже почти половину тысячелетия. Но, все-таки, где-то там, в глубине замка, пылал и звал меня чистый свет освященной часовни. К сожалению, сейчас я не мог пойти прямо на зов. Меня ждал Большой зал.
— Отец Себастьян. Встречайте! — разумеется, директор не мог не почувствовать моего появления.
Двери открылись, и я вошел в зал. Дети притихли за своими столами. Да и на лицах взрослых, сидевших за отдельным столом, просматривалась печать страха. Я посмотрел на столы, за которыми ученики готовились к трапезе. Там, куда падал мой взор, дети либо съеживались в ужасе, либо, напротив, старались показать, что им все нипочем, демонстрируя тем самым страх как бы не более явно, чем те, кто и не пытался его скрыть.
За столом справа от меня я заметил знакомые лица. Гарри Поттер, он же Морион, Черный камень Иного мира, вскочил, держась за руки с Гермионой, и они подбежали ко мне, под испуганные шепотки зала.
— Отец Себастьян! Здравствуйте! — поздоровалась девочка.
— Благословите, святой отец, — склонил голову Гарри.
— Господь с вами, дети! — поднял я руку в жесте благословения. — Гарри, — зал вздрогнул, — много ли ты нагрешил с последней нашей встречи?
До первой нашей встречи в Литтл Уигинге я только чисто теоретически знал о том, что некоторые демоны могут спокойно принять благословение, и считал это знание — «теоретическими измышлениями, не имеющими отношения к действительности». Но вот он, демон, несущий на своей душе знаки Изменчивых ветров. Стоит, довольно щурится, как котенок, которого чешут за ухом, и отнюдь не торопится падать в жутких корчах. Значит ли это, что в этой душе нет зла? Но в записях братьев-экзорцистов о деяниях Ксеноса Мориона рассказано многое… От некоторых страниц упал бы в обморок и маньяк-расчленитель со стажем. И тем не менее…
Вообще говоря, задавая вопрос о грехах прямо в зале я несколько прошелся по грани тайны исповеди, и юный демон вполне имел право послать меня дальней дорогой… Но суть моего служения требовала этого, а дискуссии Реформации, исключительно чудом Господним не разорвавшие Церковь на враждующие секты, оставили большой след в доктринах… Так что я надеялся…
— Грешен я, святой отец. Слаб и грешен. И когда бьют меня по правой щеке, подставить левую — как-то никак не получается. Все больше скользящий блок и левый в челюсть выходят, — я улыбнулся. Отличный ответ, и повод для небольшой проповеди.
— Когда надо выпрямить изогнувшуюся ветвь, ее перегибают в обратную сторону. Так и Господь наш, Иисус, учил Добру Великому, чтобы стремясь к нему, познали люди хотя бы добро малое. Не кори себя за то, что не в силах поднять крест, что только Сыну Господнему по силам оказался — то гордыня, — но твори добро, где можешь — и благословен будешь.
Все-таки не могу я воспринимать этого парнишку как кошмарного древнего демона, но только как веселого, гордого, хотя временами и коварного подростка, возможно, чуть постарше девочки, что крепко держится за его руку. Дети поклонились мне и убежали обратно к своим местам. Я же продолжил путь к столу, где собрались преподаватели. Потому как если среди детей и взблескивали временами искры зла, то не большие, чем в любом другом детском коллективе. Среди же учителей сгущалась такая туча застарелой боли и отчаяния, что там явно было много работы для исцеляющего души пастырского слова.
Глава 36
Последствия. Отдаленные и не очень
Утро первого учебного дня в Хогвартсе началось с небольшой сенсации. В доставленном к завтраку совами «Ежедневном Пророке» заголовок через всю первую полосу гласил: «Бывший преподаватель Хогвартса устроил дебош!» Небольшое сонное болото, каким являлся мир Волшебной Британии эта новость всколыхнула не хуже брошенной в оное болото фраг-гранаты. [41] Оказалось, что уволенный из Хогвартса Локхарт отнюдь не успокоился, и решил предпринять собственные поиски бежавшего Блэка. Как видно, поиски эти ожидаемо не увенчались особыми успехами. Так что вчера, уже перед самым закрытием, Гилдерой ворвался в бар «Дырявый котел», и стал громить зал, обвиняя посетителей в том, что они «укрывают беглого Блэка». При этом Гилдерой проявил отнюдь не свойственные ему прежде ловкость и уверенное владение заклинаниями (правда — простейшими). Так что посетители так и не смогли утихомирить его своими силами, а прибывший по вызову наряд понёс потери. Двое авроров получили сотрясение мозга, нанесенное бутылками с огневиски, которые Гилдерой весьма ловко левитировал, а один — подвергся очень сильному проклятью «Обливиэйт», и сейчас врачи Святого Мунго отчаянно борются за его память. Впрочем, прогнозы на состояние пострадавшего были далеки от оптимизма: обливиэйт ему достался более чем качественный.
Когда я дочитывал статью и уже подбирался к описанию суда и наказания дебошира, в Большой зал вышла заплаканная Лиза Турпин. Любопытно. Уж не ее ли братишка налетел на Локхартовский «Обливиэйт»?
— … ничего не говорят… — запинаясь, рассказывала Лиза подругам. — Очень сильное поражение. Может, он там вообще навсегда. И из аврората его уволили. Сказали, что даже если ему вернут память… «для настолько невезучего человека быть аврором — это извращенная разновидность самоубийства».
Точно. Он. Похоже, врачи все-таки вытащили его после встречи с акромантулами, и парень вновь «вернулся к исполнению служебных обязанностей», на свою голову. Я прикинул: достаточно ли я удовлетворен, чтобы убрать Марку Неудачи из ауры не по делу плескающего языком парня, и пришел к выводу, что недостаточно, так что все останется, как было.
Вернувшись к статье, я узнал, что Локхарта приговорили к месяцу Азкабана «за нападение на аврора при исполнении». И это открывало некоторые перспективы. Я внимательно взглянул на Сейлину. Профессор Трогар под моим взглядом вздрогнула. Связываться с ней прямо сейчас я не стал, но, похоже, исполнение некоторых планов удастся несколько ускорить. Так что, как и всегда, когда в руки нежданно приходила нужная карта, я заподозрил, что являюсь объектом подтасовки со стороны сюзерена. Конечно, определить, что именно нужно Кукловоду Тысячи и одного заговора для меня не представлялось возможным. Но вот принять все возможные меры предосторожности — будет проявлением интеллекта и амбиций, которые, если повезет, приведут сюзерена в хорошее настроение, и он запустит относительно мягкий вариант планов.