Дневник. Начало (СИ)

Следующие два часа я провел у профессора Слагхорна. Мы детально обсудили состав и свойства полученного зелья. Еще целый час я слушал дифирамбы в свою честь. Как же это все-таки приятно. Темные так падки на лесть. Полученные 20 баллов тоже добавляли радости. А через неделю я получил ключ от сейфа в банке Гринготс. Зелье Слагхорн, конечно, запатентовал на свое имя, но 25% честно отписал мне. Это были первые заработанные мною деньги.
Но что творилось в кабинете крестного... ”
В зале стояла звенящая тишина. Никто не мог поверить, что одиннадцатилетний мальчик был способен изобрести зелье, на которое до сих пор молились все домохозяйки магической Британии.
Перси, не прерываясь, читал дальше.
====== Глава 8 ” В темно-синем лесу, где трепещут осины” ======
«В кабинете директор метал гром и молнии, причем в прямом смысле.
За время нашего так называемого разговора несчастный феникс успел сгореть два раза.
Передавать дословный монолог крестного, тебе, мой дорогой дневник, я не буду, так как значения половины слов ввиду моего юного возраста мне знать не положено. Итогом нашей весьма поучительной беседы стало то, что теперь отработки я буду проходить с Хагридом в запретном лесу. Мое мнение мало того, что не учитывалось, так оно и не было услышано. Добродушный старик позаботился о том, чтобы с порога заткнуть мой рот волшебным кляпом. Освободиться от него я не мог, так как сразу же оказался намертво прикрученным к креслу для посетителей невидимыми веревками. Наверно, впервые в жизни крестный получил столь внимательного слушателя.
На отработку к Хагриду я пошел следующим вечером.
Весь вид лесника выражал сочувствие и понимание.
— За что тебя так, малец? — спросил он у меня вместо приветствия.
— Для профилактики, — зло буркнул я.
Следующий час мы пили вкусный чай с ужасными кексами. Я сначала честно пытался откусить хоть кусочек от твердокаменного нечто, гордо обозванного “кекс”. Но поняв тщетность своих попыток, просто незаметно кинул его под стол. Или у меня слуховые галлюцинации, или под столом действительно кто-то сидел, и этот кто-то с удовольствием схрумкал кексик. На всякий случай я поджал ноги.
Хагрид рассказывал мне веселые байки про свою жизнь. Он был темным (слабеньким правда, но темным), но настолько наивным, что даже для светлых перебор. Этот добродушный великан был готов поверить в любую фигню, мне даже стыдно было ему врать. Поэтому я весь вечер сидел и молчал. Затем он встал, снял со стены внушительный арбалет и сказал, что этим вечером он хотел навестить своего лучшего друга, который был с ним всегда со времен его собственной учебы здесь, почему–то сделал поправку, что это милейшее создание и зовется оно Арагогом. Мне даже в голову не могло придти, что он потащит меня к чему-то действительному опасному. Его наивность даже заглушала тот факт, что он тоже темный. А зря.
Наш путь я описывать не буду. Было темно, немножко жутковато, деревья в лесу были невероятных размеров, с них местами свисала огромная паутина. В общем, было миленько.
Мы вошли в какую-то пещеру, в которой Хагрид позвал своего друга. Почему во время часового блуждания по этому лесу у меня не возникло ни разу вопроса, а что его друг здесь забыл?
Мать моя, волшебница! Это был взрослый огромный акромантул! Судорожно вспоминая все, что я знаю об этих тварях, я с содроганием понял, что ничего. Поэтому взяв себя в руки (относительно), я решил проявить несвойственную для темных вежливость и проблеял: «Здрааавствуйте». Какой же это был позор.
Оказывается, это существо еще и говорило.
— Здравствуй, мой маленький лорд, подойди ко мне поближе, не бойся, — его голос звучал на редкость тихо.
— Гы-гы-гы, — все, что вырвалось у меня в ответ. НЕ БОЙСЯ??? Да я впервые в жизни узнал, что такое страх!
Решив не испытывать судьбу, я на негнущихся ногах пошлепал к нему.
Какая же я скотина, даже письмо ни разу матери не написал! Если я выберусь отсюда живым, клянусь бородой Мерлина, сразу же, то есть завтра, я накарябаю пару строк.
По мере приближения я отметил странную вещь: мне становилось, нет, не спокойнее, но как-то хорошо. Судя по всему, паучок испытывал нечто похожее.
— Я, это, хотел еще кормушки для единорогов проверить, — прозвучал голос Хагрида, как раскат грома в этой звенящей для меня тишине.
— Иди, Хагрид, маленькому лорду здесь нечего опасаться. Когда закончишь свои дела, возвращайся за ним, — может быть я что-то не так понял, но мне кажется, что меня здесь хотят бросить. От возмущения я даже перестал бояться. И вообще, или у меня слуховые галлюцинации, или меня второй раз назвали лордом.
— Ну, это, значится, пойду я. — Эй! Куда? Стоять! Ну, крестный, ты за это ответишь! Ведь, наверняка же, паскуда, знал!
— Я вижу, у тебя накопились вопросы, можешь смело их задавать, — пока это «милейшее» создание заговаривало мне зубы, Хагрид умудрился смыться. Значит так, насчет вопросов, у меня их куча и я с пеленок мечтал задать их именно акромантулу. Один из самых животрепещущих: куда мой папаша зарыл мое наследство? Наверняка же он это знает. Но я задал совершенно другой вопрос:
— Почему вы называете меня лордом? — если это глюки, то я труп.
— Очень давно, в те времена о которых люди уже не помнят, — задумчиво начал Арагог,— на титул Лорда имели права только темные, к тому же, обладающие магическим потенциалом, примерно как у тебя. Причин на это было много, но главной являлась способность защитить своих поданных. Светлые никогда не могли грамотно руководить кем-то: они не могут ни повести за собой армию, ни элементарно обеспечить потребности маленькой деревушки. Худо–бедно они могут справляться с потребностями своей семьи. И к тому же, тогда темных было в десятки, если не в сотни раз больше, чем сейчас. Они существовали целыми Родами. Именно от этого пошла некая помешанность на чистокровности некоторых существующих ныне семей. В основе же было сохранение именно темных корней. Уже во времена Слизерина рождение темного мага оценивалось как величайшая удача. Все те семьи, которые ныне кричат о своей чистокровности, называют себя также темными, по сути таковыми не являются. Я не буду объяснять тебе, что разница между светлыми и темными магами не в поведенческих реакциях, а в окраске той силы, к которой взывает маг, совершая то или иное магическое действие... ты это и сам знаешь. Сколько ты встречал в своей жизни темных магов?
— Нуу, — я задумался, — четверых. Отец, крестный, я и Хагрид. Хотя Хагрида назвать темным язык не повернется.
— Это точно, давай отца мы считать не будем, как покинувшего этого мир, Хагрида по обоюдному согласию мы тоже вычеркиваем, самого себя считать глупо, если, конечно, ты не страдаешь манией величия. Итого получаем одного Дамблдора, из ныне живущих в магической Британии. А в те времена, о которых я сейчас говорю, существовало, по меньшей мере, два десятка так называемых Великих Родов. Родов, заметь, не человек. И ни один из представителей данных семей не позволил бы властвовать над собой светлому.
— Но меня ведь воспитали светлые.
— Да, тем самым в тебе с очень молодого возраста развилась ответственность. Вспомни, с каких времен ты чувствовал себя даже не равным, а гораздо более взрослым и опытным, чем твои родные? — Сказать ему о том, что отчима я вообще не воспринимал как главу семьи? Хотя он наверняка об этом догадывается, Арагог, в смысле. А маму стоит уважать, но она все-таки женщина. Арагог, тем временем продолжал:
— Будучи еще ребенком, ты уже пытаешься взвалить на себя обязанности главы рода. При этом даже не предпринимая попытки казаться более светлым, чем ты есть на самом деле.
— Ну, я же обещал крестному не выделяться, стараться казаться таким, как все. Даже первым не начинаю, они все сами.
— А как ты думаешь, за что директор на тебя разозлился? — послышался смешок Арагога. — Ты ведешь себя, как наитипейший темный, просто светлые так давно не чувствовали над собой руку Лорда, что им в голову просто не может прийти истинный окрас твоей магии.