Цветы ненастья
должна прощать его? И все равно думалось, что если уж она не осудит, то никто тогда осудить будет не вправе. Казалось, эта хрупкая девушка воплощает для него правосудие и милосердие.– Ольга, я клянусь тебе всем, чем могу поклясться: никого в своей жизни не убивал! Ты должна знать это! – он опустил глаза, замолчал надолго. Показалось, будто ее ладонь коснулась волос. Поднял голову, вгляделся повлажневшими глазами. Взял руку и поцеловал, бережно прижал к лицу.
– Простишь, Оля? – он с надеждой смотрел на нее.
– За что? – удивилась она.
– Что напугал тебя…
– Но ты ведь не виноват!
– Ольга!.. Ты не представляешь, что сейчас для меня сделала!.. – он вдруг почувствовал себя совершенно счастливым.
Между тем за окном опустился вечер. Сгущающийся сумрак уходящего дня проникал в открытые окна. На улице зажгли фонари, ярким светом освещая проспекты. Окно комнаты выходило на двор, а окно кухни на центральную улицу. Они сидели, молчаливо прислушиваясь к стуку колес припозднившихся трамваев.
Неожиданно громкой сиреной завизжала сигнализация «Крузера», припаркованного у детской площадки. Дима прошел в комнату выглянул в окно. Машина часто мигала фарами, издавая пронзительные тревожные гудки. Вокруг никого не было. Он достал пульт, отключил сигнализацию. «Крузер» притих на мгновение и, высоко полыхнув ослепительным пламенем, разлетелся на горящие осколки. Гулко прогремел оглушительный взрыв, вдребезги разорвав спокойную идиллию теплого вечера. На первых этажах вылетели стекла, где-то истошно пищали сигнализации других автомобилей. И тут же, сверкая и брызгая, разлетелось оконное стекло, осыпав его с ног до головы колючими крошками. Долгая автоматная очередь ворвалась в окно. Пули рикошетом от потолка впивались в платяной шкаф, в мягкие кресла, в широкий диван. Дима распластался на полу, едва успев крикнуть Ольге:
– На пол! Быстрее, Оля!.. Ложись!
Впрочем, квартира была расположена так, что пули никоим образом не могли достать до кухни. И все же он сильно испугался за нее: «Не прощу себе, если что! Бедная девочка!» – наконец пальба прекратилась, все стихло. Дима не верил, что смог уцелеть. Бросился в кухню. Она испуганно сидела на корточках возле холодильника, тело сотрясала крупная дрожь.
– Оленька! Жива? Все в порядке?
Она расширенными зрачками смотрела на него. Он кинулся к раковине, набрал воды, плеснул ей в лицо.
– Оля, Оля!.. Очнись! Надо уходить! Ну что ты! – она очнулась, оттолкнула его. Забегала, засуетилась.
– Быстрее! Я все собрала, – спешно хватала стоявшие в коридоре сумки. – Я и так уезжать собиралась, – несмотря на ситуацию, улыбнулась, глядя в его удивленное лицо. «Он подумал, я умом тронулась», – пронеслось в мыслях.
– Что ты стоишь, Дима?
Он подхватил с пола сумки, свой рюкзачок закинул за спину. Удивившись ее самообладанию, схватил за руку, и они помчались вниз по лестнице.
– Через пять минут здесь менты будут!.. Давай, Оля, дворами. Там такси возьмем. Эх, жаль без машины!
– У меня есть машина, – произнесла задыхающаяся девушка.
– Где? – Дима не верил своим ушам. – Оля, правда?
– Правда. На автостоянке за углом, через два дома. Белый «Спринтер». Только я вожу плохо, права недавно получила, – эту машину ей подарил Антон, купив себе представительный джип.
– Ольга! – он бросил сумки, подхватил на руки, коснулся губами ее щеки. – Ты моя спасительница!
Сбавив шаг, подошли к автомобилю, она отдала ему ключи. Положили вещи в багажник, сели в машину, завели двигатель.
– Куда мы теперь? – Ольга вопросительно смотрела на него.
– Да куда скажешь!.. Хочешь, на море рванем в Сухуми? Или Одессу? – они уже выезжали со стоянки.
– Я к родителям собиралась...
– Едем к родителям! На край света с тобой готов!.. – он с восхищением смотрел на Ольгу: «Вот так девушка! Эллочка от страха давно бы в глубоком обмороке лежала. Ну и выдержка у нее!»
– Где твои родители живут?
– Это далеко, в Омской области. Село Знаменское…
* * * * *
Небольшой приемистый «Спринтер» быстро мчался по Сибирскому тракту. Пустынная ночная дорога бесконечной лентой вилась плавными поворотами. Врывалась на степной простор, уснувший во мгле, затем стремительно пронзала спящие лесные массивы. Небо таинственно мерцало россыпью созвездий. Редкие светящиеся росчерки тонкими лучами озаряли небосвод дивным пульсирующим сиянием.
– До Омска около семисот километров и до Знаменского триста пятьдесят, – Дима расширившимися глазами вглядывался в ночь. – Устраивайся Оля, удобнее…
– Ничего, так мне нормально, – она откинулась на спинку сиденья, разглядывая неожиданного попутчика: «Откуда ты взялся, на мою голову? У меня и своих проблем полно…» – взволнованное состояние после взрыва джипа и расстрела квартиры улеглось. События в жизни за последний месяц развивались очень бурно. Не было времени осознать, разобраться в происходящем. Обстоятельства вынуждали принимать быстрые решения и совершать необдуманные поступки. Для серьезной, рассудительной девушки было странно оказаться в центре такого опасного происшествия. Но приходилось признать, что она никак не может влиять на ситуацию. Все развивается помимо ее воли и желания.
– Прости, Ольга, хочу спросить тебя. Как ты оказалась тогда ночью на кладбище?
Она тяжело и горько вздохнула. Отвернулась. Долго молчала, раздумывая.
– Я расскажу. Ты должен знать. Раз уж мы вместе… – вытерла заслезившиеся глаза. – Расскажу с самого начала, чтоб ты понял все.
Теперь уже Ольга вела свой откровенный монолог, временами тяжко всхлипывая, ненадолго замолкая, невидящим мокрым взглядом уставившись в проносящийся за окнами, утонувший в ночной тиши пейзаж. Тягостно было опять все вспоминать. Еще раз переживать, заново чувствовать, переносить мучительную боль безвозвратной утраты. Но она мужественно и твердо, терпеливо и сдержанно, ни разу не сбившись, доверительно раскрывала страшную, удивительную тайну. Рассказала все, лишь про беременность умолчала. Глубоко внутри осталась неизбывная тоска, горькое разочарование жестокой судьбой, кратковременностью счастливых мгновений. И боль по ушедшим. По Антону…
– Он так и приходит к тебе? – Дима был поражен ее рассказом, а еще больше стойкостью, с которой эта хрупкая девушка переносила свалившиеся на нее невзгоды.
– Приходит. И, я жду его.
– Но ведь он тебя за собой в могилу утащит!
– Ну и что? Ой!.. – спохватилась. – Что я говорю! Мне нельзя, – чуть не проговорилась она.
– Сколько тебе, Оля?
– Двадцать три будет, в октябре.
– Я думал меньше. А мне двадцать девять.
– Антону двадцать восемь было!.. – голос дрогнул. – Было… – опять заплакала она. – Как я родителям рассказывать буду?
Дима долго молчал, смотрел на несущуюся под колеса дорогу, глубоко вздыхал, беспрестанно думая о ней, совершенно позабыв о собственных проблемах. Не знал, чем может помочь, как утешить. Внезапно пришла сумасшедшая мысль:
– А давай, как приедем, я буду твоим Антоном?
– Моим Антоном? –