Дочь моей жены (СИ)
— Нравится? — спрашиваю, шепча у самых уголков ее губ. Я, словно опьянел ею, и пытаюсь надышаться ароматом возбуждения Вики. Собственная плоть изнывает, прося высвобождения. Но я должен сдержаться, чтобы Вознесенская поняла свою глупость. Улавливаю каждую ее эмоцию, что проносится в мимике лица девушки. И знаю — ей понравилось, но, если соврет… Я зарычал. Твою мать! Я так сильно возбудился, что не мог даже представить, как отнесусь к её лжи.
— Да, Константин, — на выдохе отвечает. И как будто высвобождает моего внутреннего зверя из клетки, выдавая ему полный карт-бланш к действиям.
Вновь обнимаю за талию, и веду девушку к козлу. Он установлен на нужном уровне, а значит не отнимет нашего времени.
— Ложись, Виктория, — приказываю, приблизив ее к перекладине и она коснулась низом живота мягкой кожи атрибута.
— Я не смогу! В наручниках?! — возмутилась Вознесенская. И я представил, как девушка сейчас нахмурила бровки, скрытые этой чертовой повязкой.
— Доверие, Вика, — напоминаю, надавливая ей на лопатки, а сам нажимаю на кнопку, благодаря которой могу контролировать длину цепи. Вика начала неуверенно опускаться, но как только почувствовала свободу, она с легкостью оперлась животом о козл. Я помог девушке устроиться с удобством, чтобы она ничего не защемила себе, напротив — все ради удовольствия. Округлая попка вздернулась, открывая прекрасные и манящие виды. Шлепнув раз и опалив нежную кожу ударом, Вика дернулась, но не пискнула. Я закрыл глаза, впитывая в себя каждый проведенный с нею момент. Словно это мой самый длинный сон в жизни, и настолько реалистичный, что я до сих пор ощущаю ладонью жар. Удерживая ее другой рукой за поясницу, снова обрушиваюсь со шлепком.
— Ах! — вырывается гортанный вскрик, потому что я немного приложил усилий. Русые волосы накрыли вуалью ее лицо, и мне было трудно разглядеть, что она испытывает в этот момент.
— Виктория, какое следующее правило ты помнишь? — с хрипотцой задаю вопрос, стоя возле нее сбоку. Замер, ожидая ответа.
— О чем ты? — она повернула голову на бок, сдувая мешающий локон.
— Напомнить? — искривил губы в ухмылке, затем собрал ее длинные волосы в хвост на затылке и накрутил на руку. Легонько дернул, и девушка снова, раскрыв ротик, визгнула.
— Простите, Константин, — обращается ко мне, когда я немного оттягиваю ее за волосы, и она вынуждена приподняться на козле, оперившись о сцепленные руки. — Я…, — замешкалась Вознесенская, снова глубоко вдыхает, и ее грудь с возбужденными сосками привлекает внимание. Набухшие розовые соски приобрели форму горошин, и теперь зовут меня, чтобы я снова уделил им свое время.
— Три удара стеком, или, — предлагаю ей выбор, и она с замиранием ждет продолжения.
— Или? — нетерпеливая сабочка.
— Или мой язык доведет тебя до исступления.
— Я выбираю второй вариант, — осмелев, Вика выпаливает свои желания. Слишком рано она сделала поспешный выбор, ведь тогда я стану мучить её.
— Хорошо, — соглашаюсь с ней, но награждаю еще одним шлепком — штрафным, за неправильный вариант. Девушка снова струсила, а это не есть хорошо для той, которая желает познать «тему».
— Ай! — крикнула она, когда я потянул ее за волосы после жалящего удара ладонью.
— Какое следующее правило, Виктория? Ты напомнишь мне? — снова издеваюсь над ней, но в это время помогаю подняться. Ягодицы девушки ярко розовые — привлекательные, осталось завершить дело хорошим трахом… только не сегодня. И никогда, Дубровский, чёрт возьми! — моё собственное подсознание борется со мной. Вика поднялась, и я выпустил из крепкой хватки ее волосы. Девушка часто дышит, грудь вздымается, а руки, согнутые в локтях — дрожат от напряжения. Я расстегнул наручники, нажав на обоих кнопки, высвобождая кисти. Вика тут же принялась растирать запястья. Никаких ключей — всё автоматически, и это самое крутое, что было в клубе. Эдуард определенно постарался впечатлить всех своих гостей и посетителей «Готики». — А теперь, я хочу, чтобы ты легла снова, но только на спину, — шепчу, прикасаясь носом к ее ушку. Опаляю дыханием шею Виктории, и она жмется, словно ей стало слишком щекотно. Инстинктивно, Вознесенская повернула голову в мою сторону, практически сталкиваясь своим носиком с моим лицом, а я ждал этого мгновения, все время смотря только на ее пухлые приоткрытые губы. Время вокруг нас словно остановилось, и даже фоном играющая классика стала едва уловимой нашими ушами. Не говоря о болтающихся позади нас цепей. Захватываю Викторию в объятия и жадно вкушаю ее вкус губ, которые она раскрыла. Девушка в маске, голая и податливая, а моя вжимающаяся в ее живот плоть начинает пульсировать, причиняя грубую боль. Сука! Готов был прямо сейчас нарушить свое собственное правило, как только уложил девчонку спиной на козлы, но вовремя остановился. Конечно, было трудно устоять от вида открытой киски, немного приподнятых ног.
— Напомни мне правило, Вика, — едва сдерживаю свой рык, взяв стек, который повесил на крючок возле рядом стоящей кровати.
— Какое? — непонимающе спрашивает, скорее от того, что Вика сама уже на грани.
— Значит ты не помнишь, — сурово говорю, и она мотает головой. Без предупреждения щелкаю стеком по внутренней части бедра, практически в десяти сантиметрах от ее естества. Девушка пискнула, вздрагивая. В тусклом свете и при свечах, ее возбуждение едва заметно, но влажность ощутима, стоило мне прикоснуться ладонью к её лону. Вика попыталась сжать ноги, но тут же была предупреждена еще одним хлыстом.
— Ах! — выгнулась в пояснице, когда новая волна жалящего удара пронзила каждую клеточку тела Вознесенской. — Я не должна была возражать или начинать говорить без твоего разрешения… — выпаливает на выдохе одним предложением, ложась снова на спину.
— Умница, саба, — хвалю, встав перед ней на одно колено — напротив ее естества. В нос мгновенно ударяют флюиды ее возбуждения, и я практически теряю свой собственный разум, опьяненный ее ароматом желания большего. Вика замерла, не понимая, что происходит дальше. Вознесенская снова прогнулась в пояснице, подперев голову обеими руками. На не широком козле трудно удержать равновесие, особенно в таком положении, но она справляется на отлично. Вскинув одну ее ножку себе на плечо, девушка сообразила, а потом я заметил на ее лице ухмылку. Слишком довольную, и в этот момент мне словно по голове ударили: а, кто, мать вашу, из нас тут Дом?! Эта наглая, хитрая девица манипулирует мной! Твою мать! Вика уже приготовилась к победе, но рано девушка ее начала праздновать. От ее киски отказаться я не в силах, а вот отомстить, как она предположила — вполне. Одной рукой я стал гладить ее бедро правой ноги, а другой бесшумно полез в карман и достал клиторный зажим. Вещица, чем-то похожая на скрепку, украшенная стразами, в том же стиле, что и зажимы для сосков. Я приблизился к ней и начал целовать, вырисовывая круги на клиторе. Покусывал, всасывал плоть, щелкал языком… играл и вкушал вкус Вознесенской. Она была на грани, как и я сам. Но, ухмыльнувшись, пока девчонка пребывала в нирване и готовилась к разрядке, быстрым и ловким движением установил зажим. Всю комнату охватил крик Виктории, и она попыталась сесть, но я надавил ей на живот; против моей силы у девушки не было ничего, кроме того, чтобы повиноваться.
— Ай!!! Почему не обговорил со мной!? — возмутилась она, срывая повязку. Я тут же скинул ее ножку со своего плеча и встал, недовольный ее поведением. Её непокорностью. Она сражалась со мной, будто на равных, хотя я понимал, что с девчонкой определенно будут проблемы. Вика стала дергаться, чем только больше причиняла себе боли, но не той, которую я готов был ей подарить. А так, Вознесенская сама себя наказывает, но пусть это для нее станет большим уроком. Я рывком прижался к ее плоти, и она ойкнула, когда почувствовала мой член прямо у своего входа, и лишь ткань моих брюк была препятствием. Заломив ее руки ей же за головой, я еще раз толкнулся вперед, усиливая силу трения — своего рода петтинг. Потом еще раз, и еще. До тех пор, пока девчонка не успокоилась и не повиновалась. Она расслабилась в моих руках и хватке, обхватив ногами мой торс, будто в кольцо. Глаза в глаза. Мои озлобленные против её слишком спокойных и жаждущих.