Дочь моей жены (СИ)

Валентин Иванович до сих пор не позвонил мне на счет наследства, о котором упомянул. И у меня закрались мысли, что Дубровский приложил к этому все свои усилия. Черт возьми, я начинаю вскипать от ярости. И вместо того, чтобы спокойно выдохнуть и постараться забыть — не могу выбросить из головы наше занятие любовью до того, как все пошло к чертям. Мобильный успокоился, затем я его выключила вовсе, чтобы наверняка не сорваться. Несколько раз была готова ответить, а потом что-то останавливало. Я хочу уже разобраться, что происходит с моей жизнью, и кто в ней действительно принимает искреннее участие. Кроме Веры и Саши, мне по большому счету довериться некому. Даже Дубровский отныне в черном списке. Поискав в записной книжке адрес нотариуса, решила, что пора действовать самой и вывести на чистую воду каждого, кто причастен к интригам.
Контора Владленова находилась на другом конце города, как раз напротив главного офиса Дубровского. Затаив дыхание, я глядела по сторонам, будто ждала, что он может увидеть меня. С одной стороны, моя душа этого желала, как и сердце, а вот разум сопротивлялся всячески. Но одно было понятно, если я с ним столкнусь лицом к лицу, не смогу противостоять и брошусь в объятия. Стану умолять, чтобы он расторг контракт с матерью и к черту все остальное. Только я и он — другое абсолютно неважно.
Собравшись с духом, вышла из машины и направилась в здание, не к Владленову — нет, твою мать, а прямо в офис к Дубровскому. Какие черти дернули не знаю, но я с уверенностью зашагала к его приемной. Проходя мимо секретаря и не обращая внимания ни на какие ее расспросы, кто я и ждет ли меня Константин Захарович, со всей силы долбанула по двери и ворвалась, напоровшись на дюжину глаз. Шесть человек сидели вокруг круглого стола, а во главе сам Дубровский. Темнее тучи, уставившись в бумаги, а затем, подняв свой возмутительный взгляд, мигом соскочил со стула и громко проговорил:
— Оставьте нас, — его партнеры повернулись на него с недоумением на лицах. Кажется, они обсуждали какой-то контракт, но вломилась я и теперь вынуждаю всех прервать переговоры. — Сейчас же, — в голосе прорываются командные нотки, смешанные с угрозой, что им будет плохо, если ослушаются своего руководителя компании. Несколько мужчин узнали во мне дочь Вознесенского, а когда проходили мимо, просто фыркнули от злости. Я крепко вцепилась в лямку сумочки и ждала, пока мы не остались наедине. Костя обошел стол, по глазам заметила, что был рад видеть меня, но по поведению так не скажешь. Встав в метре от меня, он протянул руку, желая прикоснуться ко мне. И я хотела этого. Все три дня, что я провела у Веры дома, не могла забыть его, ласкающего меня, желающего любить и быть только моим, но оказалось, что это просто иллюзия. Чтобы не сорваться в чувствах перед мужчиной, я вскинула подбородок и гордо прошествовала мимо него, присев в кресло — его кресло, у рабочего стола. Он спрятал свою улыбку, потерев по подбородку рукой. Кажется, наступила минутная пауза и мы оба ждали, кто первый начнет разговор. Ни я, ни он не спешили нарушать безмолвие, только борьба взглядов, только наблюдение за каждым движением, пусть оно было едва уловимым. Я знала, что под рубашкой у Кости каждая мышца напряжена, как и то, что он спрятал руки в карманы, продолжая тиранить меня своим молчанием.
— Почему не отвечала на мои звонки, Вика? — раздался его вопрос, резонируя с тишиной. Я вскинула голову, оперевшись о спинку стула. Расслабленная поза, на самом деле, всего лишь маскировка моих нервов. Я хохотнула, но получилось слишком наигранно, и мужчина понял это. — Ответь мне, — слышу в интонации приказ. Резко вскочила на ноги, цокнув высокими шпильками о его паркет. Наставила указательный палец; рука предательски задрожала, и я тут же отдернула ее, сжав крепко в кулак, будто могла таким образом велеть телу угомониться.
— Не смей разговаривать со мной в подобном ключе, Костя, — рыкнув на него, я снова села. — Я не обязана выполнять твои прихоти, — покачала головой для убедительности, глядя в его черные, как смоль глаза. Он был непреклонен. Я заметила, что он не брился несколько дней, и покрывшись щетиной стал выглядеть еще брутальнее, чем прежде. Ему шла борода, определенно. О, боже, Вика, о чем ты думаешь? Поспешила одёрнуть саму себя, хотя, шумно сглотнув, посмотрела на его губы, дав повод Дубровскому усомниться в моих побуждениях. — Я пришла поговорить и только, — тут же подхватила, чтобы расставить каждое слово по местам.
— О чем конкретно? — заинтересовавшись, он спрашивает, присаживаясь напротив меня. Расстегнув пуговицу на пиджаке, принял расслабленную позу, но не сводил с меня своих черных глаз, будто боялся, что я испарюсь. Он сложил руки перед собой, скрепив пальцы в крепкий замок, будто начались переговоры. Краем глаза заметила, что на правой руке не красуется обручальное кольцо и, честно признаться, я испытала облегчение. Словно он нарочно показал, что я могу ошибаться на его счет. — Я весь внимание, — нахально подгоняет меня, не скрывая своей заинтересованности.
— Что Владленов передал тебе в записке, — с ходу сшибаю спесь с Дубровского, начиная с главного.
— То, что может разрушить твою жизнь, — мигом отвечает, и я, зло уставившись на него, нахмурилась. Что? Дубровский в своем уме?
— Прости, что ты сказал? — с недоумением гляжу на него, облокотившись о стол. Он развел руками по обе стороны, будто совершенно не понимает, о чем мы говорим. — Ты издеваешься сейчас надо мной? — не унимаюсь, пристав. Дубровский тут же опустил взгляд на вырез в моей блузке. И я проследила за ним. Твою мать! Шумно вздохнула, потому что во всей красе представила свою грудь его взору. Но, я продолжила: — Ты должен вернуть мне записку, прямо сейчас, иначе я… — но он не дал мне договорить, резко вскочив, так же облокотился кулаками о стол и впился взглядом в меня. Глаза в глаза, ощущая его горячее дыхание на своих губах.
— Иначе, что, Виктория? — лукавит, а затем обходит стол и встает напротив меня совсем в нескольких сантиметрах. В ноздри ударяет аромат его духов, смешанных с его собственным запахом, и, кажется, я постепенно уплываю в мир иллюзий, где вновь Дубровский овладевает мной. Закрыв глаза, я попыталась сконцентрироваться, но было трудно, когда мужчина стоял рядом и уже прикасался к талии крепкими ладонями. Костя притянул меня к себе, и как бы я не хотела его ласк, сама прильнула к нему, обнимая мужчину. Он ответил, поглаживая меня по волосам. Прижал к себе, уперевшись носом в висок, глубоко вдыхает, будто так вновь запасается ароматом меня самой. — Я попросил тебя, довериться мне, — его голос тихо вибрирует. Костя чуть отстранился от меня, чтобы заглянуть в глаза мне, а я пыталась увильнуть, но он не дал. Дубровский ухватил мое лицо за подбородок, облизнулся и я повторила за ним, всматриваясь в тень его глаз. Как искра электризует каждый атом кислорода, создавая вокруг вновь наш личный купол желанной страсти.
— Я пыталась, — шепотом отвечаю, продолжая завороженно смотреть на него. На скулах мужчины заиграли желваки, потому что Костя был недоволен до неприличия. Нахмурился, а потом наклонив голову, прикоснулся в легком поцелуе, завладевая мной и даже не спрашивая моего разрешения. Я таяла в его крепких объятиях, совершенно позабыв зачем вообще пришла. Отдавалась вся ему, вкладывая в поцелуй всю любовь, что испытывала и не могла просто так вырвать из сердца, а потом беспощадно растоптать. А вот Костя мог, и он неоднократно это демонстрировал, особенно несколько дней назад. Эта мысль буквально прожгла мой мозг и я, оторвавшись от него, отскочила, будто ошпарилась. Дубровский не ожидал и тут же схватил меня руку, снова притянул к себе и уже с силой обрушился с поцелуями. Если раньше они были нежными, то теперь, я вижу, как он сам вливает в них все свои переживания, желая показать, что я ему дорога. Сметнув со стола бумаги и прочие предметы, усадил меня на него и встал между моих ног, продолжая натиск на губы. Он ухватил обеими ладонями меня за лицо и стал буквально вытягивать душу, а я не сопротивлялась. Напротив, сама стала стягивать с него пиджак и рвать рубашку. Пуговицы отскочили на паркет, отдаваясь характерным звуком о пол. Резко рванула с него ткань, и та треснула по швам на плечах, а Костя только зарычал, укладывая меня на спину. В его глазах плясали чертята, и он лукаво ухмыльнулся, опаляя своим дыханием мои груди. Сопротивляться? Или отдаться? Я стала вести борьбу сама с собой, только он словно слышал мои мысли и не опускался ниже. Я почувствовала бедром его возбужденный член, готовый ворваться в мое естество, и все-таки мужчина не спешил, наслаждаясь каждым мгновением. Прогнувшись в пояснице, я застонала, не в силах сдержать нарастающее напряжение внизу живота. Клитор начинал пульсировать, стоило Дубровскому оголить мою грудь и начать баловаться с каждым соском.