Обреченная

— Сэр, вы ошибаетесь. — Глупо, конечно, такое говорить, но мне больше ничего не пришло в голову. Даже сейчас я не должна его оскорбить. — Я ничего не украла. Это шкатулка моей хозяйки, и я должна убрать ее на место, сэр. Прошу меня извинить.
— А что они подумают, когда откроют сейф и не увидят там шкатулки?
Я должна отстоять свои права, но как? Мне хотелось пнуть его в ногу, но, если я нападу на джентльмена, не хватит слов, чтобы описать, какие неприятности меня ждут.
— Сэр, ничего подобного не случится. Полагаю, мне следует позвать стюарда.
— Не думаю, что он придет вовремя и успеет спасти маленькую служанку, — протянул он. Этот ублюдок развлекался! — Отдай мне шкатулку, девочка. Или я получу массу удовольствия, отнимая ее у тебя.
Он поднял обтянутую перчаткой руку и провел пальцем по моей щеке. Его взгляд впился в мой, и меня пронзил страх — не просто нервозность, а настоящий ужас.
Это его глаза следили за мной в порту! Он заметил меня задолго до того, как я увидела их вдвоем с тем молодым человеком!
Это и есть охотник. И охотится он на меня. Собственно, уже поймал. «Отдай ему шкатулку, — подумала я. — Отдай ему шкатулку и скажи, что ее украли, и, даже если тебе не поверят, в тюрьму они тебя не посадят. Или посадят? И все, что я увижу в Америке, — это тюремная камера?»
Как ни была я испугана, сдаваться так легко я не собиралась. Господи, я ненавижу тех, кто издевается над слабыми!
— Нет, сэр, — сказала я и вздернула подбородок, провоцируя его на худшее.
И он принял вызов.
Его руки схватили меня за плечи и дернули вперед так, что я потеряла равновесие, а его лицо оказалось вплотную к моему. От него пахло так, словно он недавно ел недожаренное мясо. Потом он толкнул меня обратно к двери, причем так сильно, что я больно ударилась головой. На какое-то мгновение я учуяла запах крови.
Он прошипел:
— Что пугает тебя больше всего?
— Отстаньте от меня!
Я попыталась оттолкнуть его, но тяжелая шкатулка в руках мне мешала.
— То, что тебя уволят и ты начнешь голодать? — Он все еще сжимал мои плечи, при этом описывал большими пальцами круги и втискивал их в мою плоть — ласка с целью причинить боль. — Когда тебе делают больно? Или делают больно тому, кого ты любишь? Что бы это ни было, я тебе это устрою.
Я не знала, что ему сказать. Не знала, что делать. Я только знала, что ненавижу его. И я плюнула ему в лицо.
Слюна повисла у него на бородке, и ледяные голубые глаза внезапно запылали огнем. Мой ужас усилился… я поняла, что пока до худшего еще не дошло… но дойдет прямо сейчас-
Тут чей-то голос произнес:
— Прекрати.
Мы разом повернулись и увидели его — второго, юношу, спасшего меня вчера вечером и снова спасающего сейчас. Я с облегчением привалилась к двери. Лицо бородатого исказилось, словно досада расплавляла его, как воск.
— Оставь нас, Алек.
Алек не шелохнулся:
— Не время и не место для твоих игрищ, Михаил. Оставь бедную девушку в покое.
Охотник Михаил ответил:
— Однажды ты поймешь, что любое время хорошо для того, чтобы с удовольствием воспользоваться своим правом. — Но плечи мои отпустил.
И тогда между этими двумя что-то пробежало, какое-то понимание, знание, недоступное мне.
Так они что, друзья? Как это вообще возможно? Михаил меня ужасает, но Алек… он действует на меня как-то совершенно по-другому. Неужели я должна бояться Алека так же, как Михаила? Красота не является залогом доброты, леди Регина — достаточное тому доказательство. Я ничего не понимала и хотела только одного: чтобы все это поскорее закончилось.
Михаил кинул на меня еще один взгляд, от которого все в животе сжалось, прикоснулся к шляпе, насмехаясь то ли над приличными манерами, то ли надо мной, и отошел.
А я вдруг поняла, что ничего не закончилось.
Взгляд Алека тоже изучал меня, но по-другому. Во всяком случае, я реагировала на него по-другому. Когда на меня смотрел Михаил, я холодела. От внимания Алека моя кровь теплела, а щеки вспыхивали. При этом не могу сказать, что он смотрел на меня с вожделением, или презрением, или… не знаю. Не могу постичь глубины его напряженного взгляда.
Он грубо кинул мне:
— Будь осторожней.
Не знаю, предостережение это или угроза. Зато знаю без тени сомнения, что я спасена.
Прежде чем я успела произнести хоть слово, Алек пошел прочь, очень быстро, словно был преступником, убегающим с места преступления. Я потрясенно смотрела ему вслед, не в силах понять, что тут произошло и что могло произойти, не появись Алек так вовремя.
Потом ощутила в потной ладони ключ, прижатый к шкатулке, и обругала себя дурой. Торопливо заскочив в каюту, я заперла дверь и почувствовала себя в безопасности — пока.
  
Глава 4
 
Сердце билось уже медленнее, дыхание постепенно успокаивалось, и я попыталась понять, что же только что произошло в коридоре, но не смогла.
Теперь я знаю, что именно Михаил следил за мной, когда я поднималась на пароход, и, если бы Алек не появился вовремя, дело могло обернуться очень плохо. Но больше я ни до чего не додумалась.
Михаил хотел эту шкатулку — ту самую, что сейчас стоит на полу в каюте. Наверняка в ней лежат неисчислимые сокровища. Я уверена, что там и лучшие драгоценности леди Регины, и те немногие безделушки, что принадлежат Ирен. Более того, в Морклиффе, в комнате для прислуги, ни для кого не секрет, что семейство Лайл уже давно не такое богатое, как раньше. Ходят слухи, что это путешествие предпринято в основном ради того, чтобы подыскать Лейтону богатую наследницу какого-нибудь промывшенника, которая купится на его титул, — сам-то он никого очаровать не сможет. Конечно же, Лайлы предпочли бы выдать замуж Ирен, а сыночка и наследника женить на аристократке, но прелести Ирен слишком скромны, чтобы устроить подходящий брак. Поэтому Лейтону придется жениться на дочери какого-нибудь филадельфийца, который прокладывает железные дороги, или на девушке из Бостона, унаследовавшей состояние, заработанное на «заказах почтой».
Короче говоря, семейство Лайл намерено произвести впечатление на людей, которыми обычно пренебрегает, но у них ничего не получится, если они не будут путешествовать с шиком. Значит, в шкатулке лежат бесценные фамильные драгоценности, которые семейство виконтов Лайлов хранит вот уже четыре столетия, а сейчас намерено продать. Достаточно причин для ограбления. Но Михаил плывет на «Титанике» первым классом. Миссис Хорн говорит, что билеты стоят несколько тысяч фунтов — такую сумму я вряд ли увижу за всю свою жизнь, уж не говоря о том, чтобы потратить ее на единственное путешествие в Америку. Зачем человеку, который в состоянии заплатить такие деньги за одно-единственное плавание, кого-то грабить? Должно быть, он невероятно богат и почти наверняка богаче, чем Лайлы.
А то, как он на меня смотрел — ледяной взгляд, от которого кровь в жилах стыла, — это потому, что он решил, будто я подслушала что-то, не предназначавшееся для моих ушей, вчера или сегодня? Я уже поняла, что и наше вчерашнее столкновение вряд ли было случайным. Михаил выслеживает Лайлов, поэтому оказался рядом. Его первоначальная цель вовсе не я.
Но, возможно, теперь его целью стала я.
Быстро пряча шкатулку в железный сейф, я прогнала это леденящее ощущение. Разумеется, это просто наваждение. Если Михаил не вор, значит он просто из тех мужчин, которые считают, что могут поступать со служанками по своему усмотрению — угрожать им, издеваться, укладывать к себе в постель и избавляться от них за ненадобностью. Не так уж это необычно среди состоятельных джентльменов. После нескольких лет службы, когда мне приходилось уклоняться от похотливых дружков Лейтона по Кембриджу, я не нахожу в подобном отношении ничего удивительного. Как только я исчезну на нижней палубе, в своем третьем классе, Михаил обратит внимание на какую-нибудь другую невезучую горничную на корабле, а я смогу заняться своими делами.