Ягоды бабьего лета

— С удовольствием! Я и не мечтала о такой интересной работе.
— Ну я бы не назвала ее столь интересной. Но возни много.
— А что, у вас большая библиотека?
— Да, немаленькая. Она ведь обслуживает не только наш интернат, но и детский дом. Он расположен в другом конце парка.
Люба вдруг вспомнила, как вчера в окне видела юную пару. Она думала, что ей это показалось. Оказывается, ее видение могло быть вполне реальным.
Любину задумчивость Зоя Михайловна истолковала по-своему:
— Может, вы уже передумали? Скажите, не стесняйтесь! Не могу же я заставлять вас работать…
— Нет, нет! Я согласна. И приступлю к работе немедленно.
— Тогда пойдемте. Я провожу вас и введу в курс дела.
Они шли по коридору и продолжали разговор. Люба спросила о главном:
— Скажите, а как к вам попали телевизионщики?
— Да очень просто. Сосед Игоря, Всеволод Петрович, взял да и написал в программу «Жди меня». Никто и не знал об этом до поры до времени. А месяц назад мне звонят из Москвы, мол, едем к вашему Николаю, ждите! Бог мой! Что тут началось! Всех на уши поставила. Неделю все кругом мыли, стирали, чистили, красили…
Библиотека оказалась в пристройке, вход в которую был под лестницей. Это было светлое, уютное помещение с длинными стеллажами книг, столом библиотекаря за деревянным барьером и несколькими столами для читателей. На полу лежала ковровая дорожка, заглушающая шаги. Все здесь располагало к тихому отдыху наедине с книгой.
Зоя Михайловна объяснила суть библиотечной работы и ушла. Не успела Люба приступить к своим обязанностям, как в дверь постучали. Но не в ту, в которую они только что вошли с Зоей Михайловной, а в другую, с улицы. Люба отодвинула засов и открыла дверь. На крыльце стояли две девчушки, лет тринадцати, в одинаковых куртках морковного цвета, дешевеньких джинсах и кроссовках. Одна из них, белобрысенькая, с тощими косицами и веснушками на вздернутом носу, разочарованно протянула:
— А где Инна Сергеевна?
Вторая девочка, темноволосая, с живыми глазами-вишенками, бойко перебила подругу:
— Здравствуйте! А мы книжки хочем обменять.
Люба уже поняла, откуда эти читательницы. С улыбкой пригласила их войти:
— Здравствуйте, проходите. Инна Сергеевна заболела, и я временно ее замещаю. Давайте знакомиться. Меня зовут Любовь Антоновна.
Она вопросительно посмотрела на девочек.
— А я Даша, — ответила черненькая и подтолкнула растерявшуюся подружку, мол, назовись и ты.
Но та молчала. Пришлось говорить самой:
— А ее зовут Аня.
— Очень приятно. Ну, что вы принесли на обмен?
Даша подала две книжки, и Люба невольно обратила внимание на ее руки — в цыпках, царапинах, со сломанными, неумело покрытыми ярким лаком ногтями. Одна ее книга называлась «В оковах страсти», другая — «Птичка певчая». Аня прижимала к груди «Энциклопедию рукоделия».
— Ну, выбирайте новые книги. А я своим делом займусь.
Даша подошла к стеллажу и тут же вытащила из плотного ряда книг на средней полке увесистый том в нарядной суперобложке. Люба прочитала рубрику этой полки: «Женский роман».
Аня все еще топталась возле барьера. Люба ласково спросила:
— А ты, Анечка, почему не выбираешь?
Аня потупилась. Ее прозрачное, с синими жилками на висках, личико стало пунцовым. Тонкими пальцами она нервно теребила пуговицу на куртке. Даша пришла на помощь подружке:
— А ей не надо выбирать. Она хочет продлить про рукоделие.
— Что ж. Прекрасно. Давай продлим.
Люба взяла «Энциклопедию», с интересом полистала ее. Книга, отлично изданная, с хорошими иллюстрациями, была бесценным помощником для любой мастерицы. Люба подняла глаза на Аню и встретилась с ее ревнивым, выжидающим взглядом.
— Хорошая книга, — похвалила Люба. — А что тебя в ней больше всего привлекает, какой раздел?
— Вязание.
И вновь бойкая Даша не преминула встрять в их диалог. Видимо, роль толковой и всезнающей подруги доставляла ей большое удовольствие. Эти комментарии были не помощью стеснительной и неловкой Ане, а скорее формой самовыражения Дашиной энергичной натуры:
— Она у нас вяжет. Уже всем девчонкам, директору и воспиткам, ой, воспитателям кучу всего навязала. Знаете, какие клевые варежки и шапки вяжет! О-о! Один комплект — это варежки, шапка и шарфик — даже первое место занял. На областной выставке. Правда же, Аня? Наши пацаны прикалываются, говорят, скоро Анька попадет в рекорды Гиннесса. Она, наверно, земной шар вокруг обвязала. А щас ей макраме больше нравится, правда, Аня? Ниток нет, дак она старые носки распускает и вяжет всякие там салфетки, вазочки… Представляете, салфетки из старых носков?! — Даша хихикнула, находя смешным такой факт.
А Любе стало жаль хрупкую и беззащитную Аню. Должно быть, трудно ей быть белой вороной среди таких смелых и бойких, как Даша.
Вскоре девочки попрощались и уже открыли дверь, чтобы уйти, как у Любы вырвалось:
— А вы не могли бы мне помочь, девочки?
— А что делать? — быстро спросила Даша.
— Надо инвентаризацию провести, боюсь, что мне одной не справиться. Поможете?
— Ага. А когда приходить?
— Да хоть завтра. В это же время.
— Ладно, придем.
Люба проставляла штампики на новые книги, а перед глазами еще долго стояла Аня, тоненькая, молчаливая, с «Энциклопедией» в руках. Увлекшись работой, она не заметила, как пролетело время. Около пяти часов к ней заглянула Фрося и напомнила про ужин.
— Спасибо. Я сейчас. Вот только заполню последнюю карточку.
В столовой, садясь за свой стол, она заметила в дверях кухни Нинель Эдуардовну. Та что-то сердито выговаривала толстой, раскрасневшейся поварихе, жестикулируя короткими руками, описывая ими в воздухе то окружность, то прямоугольник.
Подавальщица, пожилая приветливая татарка, подкатила свою тележку, уставленную тарелками с пшенной кашей и стаканами с клюквенным киселем.
— Как в детстве, — вспомнила Люба и улыбнулась в ответ на добрую улыбку подавальщицы.
Она помешивала ложкой горячую кашу и ждала. А вот и они: разговорчивый Всеволод Петрович и молчаливый, но внимательный к собеседнику Игорь. Люба успела опустить глаза еще до того как мужчины могли увидеть ее.
— Любовь Антоновна, если не ошибаюсь? — вдруг услышала Люба.
Она подняла голову. Всеволод Петрович стоял возле ее стола и улыбался. Игорь стоял боком, глядя куда-то в сторону.
— Да, Любовь Антоновна. А вы, простите…
— Меня зовут Всеволод Петрович. Вы позволите присоединиться к вам? Надоело, знаете, сугубо мужское общество.
— Пожалуйста.
Всеволод Петрович оглянулся на Игоря и неожиданно для старика задорно подмигнул, указав рукой на Любин стол. Люба вновь сосредоточилась на каше и не видела, как отреагировал Игорь. Тем не менее оба уселись за Любин стол. Подавальщица поставила перед ними тарелки с кашей и с хитроватой усмешкой толкнула тележку к следующему столу.
— Эх, горячая, с пылу, как говорится, с жару! — весело заговорил Всеволод Петрович.
Люба кокетливо улыбнулась старику и перевела взгляд на Игоря. Впервые за время ее пребывания в интернате они смотрели друг на друга, находясь так близко, глаза в глаза. Люба старалась не придавать взгляду никаких эмоций. «Спокойно! Обычная, ни к чему не обязывающая доброжелательность. Остальное — под запретом», — твердила она про себя. В его глазах она прочла сдержанное любопытство и… больше ничего.
— А вас зовут Николаем? — спросила Люба.
— Позвольте, — вмешался Всеволод Петрович, — какой же он Николай? Теперь он Игорь. Ведь так, Любовь Антоновна?
— А это пусть он сам решает, кем ему быть, — не глядя на Игоря, сухо сказала Люба.
— Не понял. То есть как это? — изумленный Всеволод Петрович даже отложил ложку.
— Я и в самом деле второй день чувствую себя не в своей тарелке, — впервые подал голос Игорь. — Я ведь как бы заново родился, и второе мое имя Николай. Понимаете? Это не собачья кличка, не условный знак, это имя. Мое имя. А теперь получается, что надо привыкать к другому. Я запутался — где новая жизнь, где старая? Меня, как дите неразумное, хотят пересадить из кроватки в коляску и дать игрушку, чтобы не плакал. Уж извините за неудачное сравнение.