Гугеноты

Они только что миновали общежитие каноников, что напротив госпиталя Сен-Катрин; дальше эта широкая прямая улица вела в сторону городских ворот. Вдруг Лесдигьер увидел, как со стороны кладбища аббатства Св. Иннокентия к нему подходит небрежно одетая в пестрые наряды женщина, судя по виду, цыганка. Он хотел пройти мимо, но она уже цепко ухватила его за руку, поворачивая ладонь кверху.
– Не торопись, красавчик, ведь я – та, кто предскажет тебе судьбу, – улыбаясь, проговорила она, глядя на него жгучими черными глазами. – Никто во всем Париже не умеет угадывать будущее так, как я. – Лесдигьер попытался выдернуть руку, но цыганка крепко держала свою добычу. – Ты не веришь мне? – разочарованно протянула она. – Ты не хочешь знать свою судьбу?
– Прости меня, добрая женщина, – виновато улыбнулся юноша, – видит Бог, я не хотел тебя обидеть и желал бы узнать свое будущее, но… но у меня нет ни единого су в кармане. Мне нечем будет заплатить тебе.
Цыганка надула губки и выпустила его руку.
– Тебя обокрали? – неожиданно игриво спросила она. – Или ты все истратил на любовниц?
– У меня нет любовниц, – пожал плечами Лесдигьер. – Я просто беден, и красть у меня нечего. А в Париже я впервые, и у меня нет здесь никого знакомых, кроме вот этой собаки.
Он печально улыбнулся цыганке и уже прошел шагов пять, как вдруг она догнала его и снова взяла за руку. Он обернулся.
Она смотрела на него, отвечая ему той же улыбкой, с какою он только что простился с ней. В ее поведении чувствовалась перемена. Так с ней еще никто не разговаривал, обычно ей грубили.
– Это не беда, – произнесла она. – Ты красавчик, и этим все сказано. Я погадаю тебе бесплатно, так уж и быть, такая у меня добрая душа.
Лесдигьер не стал возражать и только вздохнул в ответ.
Через полминуты после того, как цыганка начала разглядывать ладонь, она с любопытством уставилась на Лесдигьера.
– У тебя будет много любовниц, – сказала она ему. – Все они знатные дамы. И одна из них станет твоей женой.
– Любовницы? У меня? У бедняка? – недоверчиво протянул он.
Цыганка несколько раз кивнула:
– Ты будешь богат и знатен.
Он только усмехнулся и покачал головой.
– Не веришь? – женщина пристально взглянула ему в глаза. – Так знай же, что одной из твоих возлюбленных будет сама королева!
– Ты с ума сошла, цыганка! – выдернул свою руку Лесдигьер.
– Нет! – твердо сказала она. – Я говорю правду. Так написано на твоей руке!
Лесдигьер в растерянности уставился на свою ладонь.
– А теперь прощай, – цыганка развернулась и неторопливо пошла вниз по улице Сен-Дени. – Не забудь же отблагодарить меня, когда станешь богатым, красавчик! – крикнула она, обернувшись. – Меня зовут Лаура, я живу в Сите, на улице Фев. Быть может, и я окажусь в числе твоих любовниц! – добавила она, звонко рассмеявшись.
Лесдигьер лишь безнадежно махнул рукой.
Они с Брюном неторопливо двинулись дальше и вскоре добрались до монастыря Сен-Маглуар. Вдруг слева, со стороны Рыбного рынка, послышался шум многоголосой толпы, выкрикивающей проклятия в чей-то адрес.
Лесдигьер остановился.
– Пойдем по этой улице, Брюн, – сказал он, – послушаем, о чем так громко спорят парижане.
Они повернули на улицу Проповедников и остановились у Старого колодца, где какой-то монах с трибуны ораторствовал в защиту истинности учения католической церкви.
– Мы здесь долго не задержимся, – сказал юный гугенот. – Везде на все лады ругают и клянут почем зря протестантов, будто они заклятые враги отечества. Сиди рядом. Постой, куда же ты?..
Но Брюну не было никакого дела до того, о чем распинался рыжий монах-францисканец. Он вдруг увидел суку, лежащую преспокойно в десяти шагах от них на каких-то старых досках и греющуюся на солнышке. Бросив извиняющийся взгляд на хозяина, Брюн рванул с места и через мгновение был уже там, куда увлек его собачий нюх.
Лесдигьер проследил за ним взглядом, удостоверился, что пес ушел недалеко, и принялся слушать.
Монах тем временем вещал:
– Тот, кто стремится достичь спасения на том свете, может получить его, лишь искупив свои грехи добрыми делами! «Путь к спасению только в вере в Бога!» – учат они. Пусть так. Но человек не имеет прямого пути для общения с Господом, и здесь ему нужен посредник, коим является римско-католическая церковь, верными сынами которой мы с вами являемся. Не будет исповеди со священником – не будет и спасения, и тот, кто не хочет этого признавать, будет гореть в аду, и сожрут его и все его потомство геенны огненные.
Раздались рукоплескания. Когда шум утих, монах продолжал:
– Они отвергли мессу, они признают только черную одежду и не хотят слышать ни о какой другой. Представьте себе, братья и сестры, кардинала или епископа в черных одеждах; чем он тогда будет выделяться в толпе, кто узнает, каков сан одного из Святых отцов церкви? Но это еще не всё. Проклятые еретики не почитают святых и чудодейственных икон, утверждая, что Бог един и молиться ему должно воочию, только глядя в небеса, а иконы, изображающие святых, и мощи святых, те, что дают чудодейственное исцеление христианам, есть не что иное, как оскорбление Бога, насмешка над Ним. Выходит, братья и сестры, мы оскорбляем Господа, когда осеняем себя крестным знамением?!
– Смерть еретикам! – взревел кто-то, и тотчас отовсюду послышались гневные возгласы:
– Долой гугенотов!
– Искореним крамолу и заразу!
– Очистим нацию от скверны!
– На костер протестантов!..
– Но и это еще не всё! – с жаром продолжал монах, воодушевленный столь дружной поддержкой. – Они утверждают, что Дева Мария, подарившая нам Иисуса, была обыкновенной женщиной, но ведь мы-то с вами знаем, что она была святой, ибо как простая женщина смогла бы родить сына Божьего?! Они отвергают праздники и священные обряды церкви, установленные самой божественной властью. Они учат, что Бог поделил все человечество на тех, кто своим рождением уже предопределен к спасению и кто предназначен к погибели. Но разве не учит нас наша святая мать-церковь, что никто не может знать – попадет ли его душа в рай или ад? Каждый человек грешен по природе своей, и Господь наш Иисус Христос своею кровью искупил грехопадение рода человеческого. И та же кровь пролита Им во спасение каждого человека, рожденного во грехе. Однако, едва он родится, как Сатана своими греховными искусами совращает человеческие разум и плоть и продолжает делать это на протяжении всей его жизни, и если не вымолить прощения у Бога через духовника, если не искупить грех не первородный, но вызванный змеем-искусителем, то бишь дьяволом в колдовском обличье, то быть непременно тому грешнику в аду, и да свершится при этом воля Господа. Вот что ждет проклятых еретиков, отступников от матери нашей римской церкви. Да обрушатся громы небесные на головы нечестивых протестантов, посмевших подать свой голос во славу дьявольского еретического учения, во славу их проповедников, диктующих, что церковь не есть связующее звено между человеком и Богом!
Площадь разразилась овациями и криками, не сулящими ничего хорошего тому, кто посмел бы всенародно объявить себя приверженцем протестантской веры. Лесдигьер молчал, покусывая губы и хмуро глядя на монаха и сборище олухов, которых он дурачит.
Монах, ободренный собственными речами, не давал времени слушателям опомниться, вникнуть глубоко в смысл его проповеди:
– Они подчиняются только торжествующей церкви, признают только Бога, ангелов и святых и отрицают церковь воинствующую, которая включает в себя папу, кардиналов, епископов и остальных духовных лиц. Вот откуда их убеждение в спасении души только верой в Бога, минуя духовника, а ведь известно, что воинствующая церковь борется за спасение души человека. Обе они – едины! Выходит, они отрицают святую церковь, а значит, высшую духовную власть. Это ли не святотатство, спрашиваю я вас, братья и сестры во Христе, это ли не значит – блуждать в потемках, впасть в ересь и поддаться дьявольскому соблазну?