В бурунах

Селиванов знал о приказе Клейста и учитывал, что отход правого соседа окрылит немцев и они обязательно полезут на правый фланг, чтобы ударить сбоку. И так же, как натренированный боксер делает почти непроизвольный жест защиты уязвимого места и одновременно наносит удар прямо в грудь не ожидающего в этот момент нападения противника, Селиванов решил принять неизбежный удар Фельми быстрой перегруппировкой на правом фланге и в то же время ударить в грудь, то есть штурмовать Ага-Батырь и, если позволят обстоятельства, тотчас же ввести в прорыв все полки.
Это был чрезвычайно опасный и дерзкий замысел. Успех его был бы обеспечен, если бы немцы действительно сконцентрировали весь свой танковый кулак для удара по Горшкову и оголили таким образом оборону Ага-Батыря.
Но Селиванов хотел действовать наверняка. Талантливый тактик, человек с горячим сердцем и холодной головой, очень расчетливый, он любил оперативную точность. Поэтому он решил послать в район Ага-Батыря разведывательный отряд.
Разведчиков к этой операции готовил старший лейтенант Олег Жук, уссурийский казак. Бывший рыбак, слесарь, потом зоолог, монтер, матрос, Олег Жук переменил много профессий, но его давно тянуло в армию, и он попал наконец в полк пограничников, с которыми и начал службу. Перейдя затем в разведчики, Жук хорошо изучил все тонкости разведки и горячо полюбил это дело.
Старший лейтенант сам отобрал небольшую группу казаков-разведчиков и приказал им вечером собраться в овечьей кошаре, чтобы выслушать задачу. В девять часов вечера, как и было приказано, двенадцать казаков один за другим вошли в крытую камышом кошару.
Тускло светился поставленный на примятую солому фонарь. Старший лейтенант Жук, натянув на себя шинель и закутавшись буркой, трясся в лихорадочной дрожи, — его мучил приступ малярии.
Группу разведчиков, которые должны были в эту ночь отправиться к Ага-Батырю, возглавлял старший лейтенант Сидельников, бывший заведующий райфо Егорлыкского райисполкома, уже не молодой, лысеющий человек, осторожный и твердый по характеру, но такой застенчивый, что его называли «Иосифом Прекрасным». Выбор Жука пал на Сидельникова потому, что «Иосиф Прекрасный» отличался незаурядной физической силой, хитростью и той чисто охотничьей сноровкой, которая так нужна разведчику.
Сидельников поздоровался с Жуком, нащупал ногой какой-то обрубок и сел, приготовившись слушать задачу. Как и все разведчики, он был одет в серую стеганку, ватные штаны и сапоги и ничем не отличался от рядового казака.
Жук внимательно осмотрел разведчиков и сказал:
— Дело предстоит очень важное. Пойдете в Ага-Батырь.
В последние дни слово «Ага-Батырь» навязло в зубах у казаков, но никто из разведчиков ничего не сказал. Все они понимали, что дело действительно предстоит важное и опасное.
— Самое основное, — продолжал Жук, — танки и пушки противника. Они должны стать основным объектом вашего наблюдения, ради них вы идете туда. Генерал хочет знать, не перебрасывают ли немцы свою технику к нам на правый фланг. Сведения об этом надо добыть во что бы то ни стало, потому что от них сейчас зависит судьба всего нашего соединения.
— Понятно, — отозвался из темноты Сидельников.
— Не отвлекайтесь в сторону мелочей, — стуча зубами, говорил Жук. — Особенно тщательно проверьте дорогу севернее Ага-Батыря и установите точно, наблюдается ли движение техники на север или нет. Генерал ждет исчерпывающего ответа, без всяких фокусов. Понятно?
— Понятно.
— Документы сдали?
— Сдали, — ответил Сидельников, — ведь не в первый раз.
— Ну вот, смотрите…
Пока Жук, водя по карте прыгающим в его дрожащих пальцах карандашом, объяснял разведчикам схему движения и основные объекты наблюдения, в кошару вошел старший лейтенант Коротченко, недавно прибывший из разведывательного отдела войск Северной группы.
— Вот хорошо! — весело закричал Коротченко. — Все налицо. А я думал, что никого не застану…
Он присел рядом с Сидельниковым, дослушал задачу и сказал, обращаясь к Жуку:
— Слушай, Олег, я тоже пойду.
— Куда? — не понял Жук.
— В Ага-Батырь.
Жук поморщился. Он не любил, когда что-нибудь нарушало его расчеты и путалось в ногах. Правда, Коротченко в какой-то мере был «начальником». Он прибыл в соединение для изучения работы разведки и уже не раз говорил, что пойдет с разведчиками в дело, но то, что он захотел идти именно сегодня, не понравилось Жуку. Кроме того, Олег Жук, как и все страстные охотники, был чуть-чуть суеверным, и его покоробило, что Коротченко будет в группе тринадцатым.
— Пойдешь другой раз, — сказал Жук. — Понимаешь, сегодня очень важное дело. Если оно будет провалено, генерал мне голову оторвет.
Коротченко обиделся:
— Как это провалено? Что ж я, по-твоему, играть пойду? Чем важнее дело, тем лучше, и тем полезнее я буду.
Жук посмотрел на Сидельникова:
— Ты как?
— Да пусть идет, — махнул рукой Сидельников, — лишний человек тут не помешает. Все равно я разделю группу на две части…
Сомнение еще не оставило Жука, но он, подумав, тоже махнул рукой:
— Ладно, иди. Только сдай мне все свои воинские документы и оставь партийный билет, а то вляпаешься во что-нибудь…
Он еще немного подумал и счел нужным добавить:
— И потом имей в виду, что группой командует Сидельников.
— Добре, добре…
Поднявшись с соломы и взяв фонарь, Жук еще раз осмотрел казаков, проверил их оружие, одежду и обувь, напомнил, что задание важное, и сказал:
— Ну, в добрый час! Смотрите же, завтра к вечеру я жду вас.
Казаки простились с Жуком и один за другим вышли из кошары. Жук постоял один, потом подошел к дощатой двери и, распахнув ее, стал смотреть в степь. В степи шумел холодный ветер. Черные клочья туч плыли по небу. Песчаные буруны неясно белели снежными пятнами. Цепочка казаков, огибая буруны, исчезала в темноте.
* * *
Весь следующий день старший лейтенант Жук провел в тревожном ожидании. С утра ему звонил адъютант Селиванова и спросил от имени генерала, отправлена ли разведка. Выслушав ответ, адъютант сказал, что генерал просит доложить ему о результатах сразу же по возвращении разведчиков.
Приняв сразу две таблетки акрихина, Жук повалился на солому и натянул на себя бурку, чтобы согреться, но лихорадка корежила его тело, и он стонал, ворочаясь с боку на бок и дыша, как загнанная лошадь.
Чем дальше шло время, тем больше нервничал Жук. Адъютант позвонил еще раз после обеда и спросил, не вернулись ли разведчики. Жук просил передать генералу, что он ждет разведчиков к вечеру. Весь день в степи дул сумасшедший ветер, и среди бурунов метались снежные вихри. Судя по редкой пулеметной перестрелке, везде было тихо, и Жук подумал, что это хорошо для разведчиков, что им легче будет вести наблюдение. К вечеру ветер немного утих, зато снег пошел крупный, хлопьями, и сразу же буруны стали похожи на большие сугробы.
Жук почти не притронулся к невкусной, пахнущей мышами ячменной каше, которую принес в котелке ординарец, бродил по кошаре, вслушивался в трескотню пулеметов и, ежась от холода, посматривал на часы. Было уже девять часов вечера.
В половине десятого затрещал полевой телефон. Жук прилег рядом с телефоном и услышал в трубке хрипловатый голос Селиванова:
— Говорит девятый. Не вернулись?
— Никак нет, товарищ девятый! Жду! — ответил Жук.
— Чего у вас так зубы стучат?
— Малярия треплет, товарищ девятый…
— Вызовите врача.
— Слушаюсь.
— Как только вернутся, немедленно сообщите.
Слушаюсь…
Шатаясь от слабости, Жук подошел к дыре, проделанной в камышовой стене, и стал смотреть в степь — не покажутся ли разведчики. На темном фоне неба зелеными сполохами отсвечивались далекие вражеские ракеты, — немцы освещали свой передний край. У Жука мелькнула мысль:
«Это плохо. Если бы они готовились к наступлению, как ожидает генерал, у них была бы полная темнота, чтобы скрыть передвижение войск».