Fatal amour. Искупление и покаяние (СИ)
Мишель тщетно приезжал каждое утро к реке, в надежде застать там Марью Филипповну, всё, что ему оставалось, это довольствоваться перепиской, что завязалась между ними.
За седмицу до дня рождения княжны Урусовой в местечке объявились уланы. Два эскадрона из расформированного Северского полка направлялись к новому месту службы, а именно в Санкт-Петербургский уланский полк, временно расквартированный во Ржеве. Командир уланов ротмистр Карташеский испросил разрешения князя Урусова разместить людей лагерем на принадлежащих Урусовым землях и получил на то согласие Ильи Сергеевича. Всех офицеров полка в количестве десяти человек пригласили погостить в Овсянках. Уланы после длительного перехода с радостью воспользовались гостеприимством князя. В усадьбе жизнь сделалась весьма оживлённой. Урусов наблюдал за всем с улыбой. Он и сам когда-то мечтал принадлежать к этому воинскому братству и ныне краем соприкоснулся со своими юношескими мечтами. Когда умер его отец князь Сергей, Анна Николаевна попросила сына вернуться в родовое поместье с тем, чтобы тот принял на себя хлопоты по управлению усадьбой, потому как не чувствовала себя способной справиться со столь огромным состоянием. Так и не окончив корпус, Илья Сергеевич вернулся домой, оставив всякие мечты о военной карьере.
Кое-кто из приглашённых офицеров попытался ухаживать за княжной, но Наталья весьма однозначно дала понять, что помолвлена с соседом по имению, и разом пресекла все попытки.
После того, как в Овсянках появились гости, Мишель стал больше времени проводить с офицерами, чем со своей наречённой. Он охотно садился с ними за карты, поучаствовал в своего рода соревнованиях, когда отдохнувшие и заскучавшие от безделья офицеры, предложили устроить стрельбы.
Особенно близко Михаил Алексеевич сошёлся с молоденьким корнетом Левицким, который весьма охотно взялся обучать своего приятеля стрельбе из пистолета. До этого Соколинскому приходилось держать в руках разве что охотничье ружьё. Новая забава пришлась Мишелю по вкусу. В своих мечтах он уже делился со старшим братом приобретённым опытом. Однако ж Карташевский, наблюдавший за всем со снисходительной улыбкой, быстро спустил Соколинского с небес на землю:
— Эх, Михаил Алексеевич, по бутылкам палить, это вам не в живого человека целиться, — усмехнулся он, глядя на восторженное лицо Мишеля, после того, как он попал в мишень пять раз кряду.
— А вам, Павел Николаевич, что же доводилось в людей стрелять? — язвительно осведомился Соколинский.
Левицкий незаметно толкнул его в плечо, призывая к молчанию. После ужина, когда часть офицеров и князь Урусов взялись играть в фараона, корнет подошёл к своему новому приятелю и устроившись рядом с ним на диване, прикурил трубку.
— Вы интересовались, доводилось ли Павлу Николаевичу в людей стрелять? — тихо осведомился он, не спуская глаз с играющих.
Щеголеватый поручик метал банк. Его холёные руки так и мелькали над столом, сдавая карты. Ставки всё более росли, кавалеристы всё более горячились, голоса становились всё громче. Наталья Сергеевна и Анна Николаевна давно покинули гостиную, а потому более не было причин для того, чтобы себя сдерживать.
— Так к слову пришлось, — неохотно отвечал Соколинский.
Но корнет, словно не расслышал в его голосе нежелания продолжать начатую тему, и вновь заговорил:
— Павел Николаевич он ведь из солдат до ротмистра дослужился, — поглядывая на красного от злости Карташевского, продолжил Левицкий. — И ротмистра он за участие в Польском деле получил. Храбрец, каких поискать, — вытряхивая пепел из погасшей трубки, вздохнул корнет. — Сам я там не был, но много чего слышал. Кровавая бойня, говорят, была.
Соколинский пренебрежительно глянул на Карташевского, к которому с самого начала знакомства испытывал лёгкую неприязнь. Ротмистр казался ему чересчур нахальным и самоуверенным.
— Из солдат? — презрительно протянул он.
— Его в солдаты за дуэль разжаловали, — усмехнулся Левицкий. — А потом и в Польшу сослали. Но генерал наш, граф Дибич, разглядел его, приблизил к себе, и эполеты ему вернули сразу после взятия Остроленки.
Карташевский меж тем вскочил из-за карточного стола и злобно воззрился на поручика:
— Не иначе, вам сам чёрт помогает, Григорий Александрович! — воскликнул он.
— Так, когда я могу получить свой выигрыш? — невозмутимо улыбнулся поручик.
— Как только прибудем во Ржев, вы получите свои двадцать тысяч, — проворчал Карташевский и, отойдя от стола, плюхнулся в кресло неподалёку от Соколинского и Левицкого.
Игра возобновилась. Гневно сверкая глазами в сторону игроков, Карташевский обернулся к Левицкому:
— Вот ей Богу жульничает, а за руку не поймаешь! — посетовал он.
— Сколько раз вы уж зарекались с Дольчиным в карты играть? — весело хмыкнул корнет.
— Зарекался, — вздохнул Павел Николаевич и взял из рук лакея предложенную ему трубку. — А вы, почему же не играете, господа? — поинтересовался он.
— Есть у меня один приятель, — взялся рассказывать историю Соколинский, — из здешних местных помещиков. Так вот он за одну ночь усадьбу в карты проиграл.
— Весьма поучительная история, Михаил Алексеевич, — усмехнулся Карташевский. — Головы нужно не терять в этом деле, да уметь вовремя остановиться.
— А вы, стало быть, умеете? — поддел его Соколинский.
— Коли бы не умел, подчистую бы продулся, — буркнул, отворачиваясь от них Карташевский. Выпустив колечко дыма, Павел Николаевич закинул голову, проследив за ним, и прикрыл глаза.
Соколинский ему не нравился. Но перестал он ему нравиться не сразу, а только после того, как выяснилось, что тот является женихом княжны Урусовой. Карташевскому вздумалось поволочиться за Натальей Сергеевной, сначала более от скуки, по привычке, но потом он быстро смекнул, что женитьба на богатом приданом могла бы существенно поправить его совершенно никуда негодные дела. И вот неодолимым препятствием к тому встал Соколинский.
"Не везёт мне, — уныло рассуждал он, продолжая сидеть с закрытыми глазами. — Какому-то хлыщу и невеста побогаче".
Ближе к полуночи офицеры стали расходиться по своим спальням, где их разместили по двое или по трое, засобирался домой и Соколинский, несмотря на то, что князь Урусов предложил ему остаться.
Выехав на дорогу, Мишель пустил коня лёгким галопом. Полная луна хорошо освещала путь, и можно было не бояться угодить в выбоину или споткнуться о камень. Уже завтра, вернее сегодня, в Овсянках собирались праздновать день рождения княжны Натальи, а он так и не смог сказать ей о самом главном.
Глава 10
В усадьбе Ракитиных жизнь текла неспешно и уединённо. Ждали приезда Сергея Филипповича со дня на день, но барин не спешил объявиться в поместье. Минула седмица, за ней другая, но Ракитин так и не появился, но прислал письмо, в котором сообщал матери и сестре, что дела службы вынуждают его задержаться в Первопрестольной.
Впрочем, отсутствие брата Марье Филипповне было только на руку. Елена Андреевна не замечала, что каждый день под покровом сумерек в усадебном саду появлялся посыльный из Клементьево, тогда, как сей факт вряд ли бы удалось утаить от Сергея Филипповича. О том, что барышня ведёт оживлённую переписку с молодым барином из соседнего поместья, ведомо было только горничной mademoiselle Ракитиной, меньшой брат которой Егорка частенько доставлял в Клементьево ответы на письма Михаила Алексеевича.
В своих посланиях Соколинский в самых искренних выражениях уверял Марью в своей любви к ней, и она, не единожды перечитав каждое из них, хранила связку писем, перевязанную белой атласной ленточкой под периной в своей спальне. Марья Филипповна всё ждала, когда же наступит тот самый решающий момент и можно будет открыть родным свои планы относительно обустройства собственной жизни, но время шло, а Соколинский медлил с объяснением.
Вечером, накануне поездки на бал к Урусовым, Елена Андреевна вновь завела с дочерью разговор о том, что Марье Филипповне следует быть поприветливей с князем Урусовым. Понимая, что князь не попросит более её руки, да она ныне и не желала того, mademoiselle Ракитина, нахмурив брови и поджав губы, выслушивала нравоучения маменьки, стараясь сдержать рвущиеся с языка слова возражения.