Fatal amour. Искупление и покаяние (СИ)

Нельзя придаваться отчаянию! Нельзя даже помыслить о том, что задуманное ею во время недолгой прогулки неосуществимо. Ведь что тогда? Марья не осмеливалась представить себе того, что ждёт впереди, коли не удастся своевременно прикрыть свой грех, и вся неприглядная истина станет известна другим. Ей представлялось нечто ужасное и скверное, настолько пугающее, что она гнала от себя эти мысли, не желая растерять остатки самообладания. Ведь стоит только задуматься о том всерьёз, и паника тотчас овладеет всем её существом, а ныне надобно, как никогда ранее, быть сдержанной и собранной, дабы ничем не выдать себя.
Подобно полководцу она тщательно разрабатывала план военной кампании, а в том, что это будет война не на жизнь, а на смерть, сомневаться не приходилось, ведь что, как не смерть ждало её в случае поражения. Безусловно, речи не шло о смерти физической, она слишком любила жизнь, дабы уподобиться "Бедной Лизе" и наложить на себя руки, не вынеся позора, но и заточение в деревне до конца дней своих виделось ей наказанием едва ли не более ужасным. Оттого и думать не желала она о том, что замыслы её может постигнуть неудача.
О ежели бы она только знала, что единственная ночь с Ефимовским окончится для неё столь плачевно, она бы презрела обиду на него и осталась в Веденском дожидаться его возвращения, но ныне не было обратной дороги, и все мосты оказались сожжены. Как корила она себя за безрассудное желание, за страсть, толкнувшую её в его объятья, но что теперь-то предаваться сожалениям, коли дело сделано, и ничего нельзя поправить.
Ежели бы он тогда не был столь бессердечно холоден с ней, ежели бы приласкал, сказал, что любит её, видит Бог, она осталась бы с ним. Ей мало было той страсти, что она ощущала в нём, мало было его желания, хотелось привязать его к себе не только телом, но и душой, заполучить его сердце в безраздельное владение, но, увы, видимо, Андрей вовсе не питал к ней тех нежных чувств, что она стремилась пробудить в нём, а вожделение не может быть долговечным и непременно угаснет со временем. И что тогда? Что, ежели он возненавидит её? Нет, не о такой жизни она мечтала, когда думала о замужестве. Даже по прошествии месяца при воспоминаниях о том, каким оказалось утро после страстной ночи, горло сжимали спазмы, а глаза обжигали наворачивающиеся слёзы.
Размышляя о Ефимовском и своих чувствах к нему, она как-то вовсе не думала о том, что принесёт ей супружество с князем Куташевым. Nicolas стал для неё средством разрешить возникшие жизненные затруднения, и о том, что будет после того, как она добьётся желаемого, Марья знать не желала. Отчего-то всё это виделось ей временным, несущественным.
Дабы отвлечь себя, mademoiselle Ракитина принялась перебирать собственный гардероб, решая, какой туалет поможет ей в пятницу в опере сразить князя Куташева. Всё ей казалось не то: одни платья выглядели слишком скромными для того, что она задумала, другие, напротив чересчур вызывающими. Взгляд остановился на нежно-лиловом с чёрной кружевной отделкой. Туалет имел довольно глубокое декольте, но в то же время плечи и руки оставались закрытыми. Глаза Марьи Филипповны вспыхнули удовлетворением. Несомненно, это было то, что нужно. Сняв его с вешалок, девушка прошла в спальню и разложила платье на кровати.
— Милка, — подозвала она горничную, — помоги надеть.
Платье оказалось чуть тесным в груди, но, к радости Марьи, стан её оставался столь же тонким, как раньше.
Покончив с примеркой, mademoiselle Ракитина спустилась в столовую к обеду. Сергей Филиппович нынче со службы вернулся довольно рано и потому обедал дома. Марье показалось, что брат выглядит взволнованным и даже немного рассеянным, и по всему было видно, что он изрядно спешит куда-то. Её обуяла досада, в кои то веки ей захотелось поговорить с ним по душам. Нет, она вовсе не собиралась открывать ему своей тайны и сообщать, что она провела ночь с Ефимовским, и ночь эта имела последствия столь печальные для неё, но ей очень хотелось поделиться с ним новостью о том, что князь Куташев пригласил её в нынешнюю пятницу посетить оперу.
— Ты куда-то торопишься? — небрежно поинтересовалась она, наблюдая, как он поспешно доедает сёмгу.
— Нынче меня ждут с визитом у Урусовых, — отложил вилку Сергей Филиппович. — Ежели желаешь, мы могли бы поехать вместе, — нехотя добавил он.
Марья шумно вздохнула, выразив тем своё недовольство, но более ни словом не обмолвилась, опустив взгляд в тарелку. Не дождавшись ответа, Серж поднялся из-за стола, торопливо чмокнул сестру в щёку и вышел из комнаты.
Mademoiselle Ракитина загрустила. В последнее время Серж был сам не свой, и она, кажется, догадывалась в чём состояла причина его тревоги и растерянности: Сергей Филиппович намеревался сделать предложение княжне Урусовой. От подобной перспективы Марью передёрнуло. Никогда Натали не станет ей столь же близка и дорога, как покойная Бетси, никогда не стать им подругами, слишком много всего было между ними. Княжна Урусова и раньше её не больно-то жаловала, а после нелепой и трагической смерти Мишеля, так и вовсе возненавидела, видя в ней причину крушения своих надежд и планов.
Думая о Мишеле, она вновь мысленно вернулась к его старшему брату и скрипнула зубами, едва сдерживая накатившую вдруг ярость. О, какое это было странное чувство — смесь любви, ненависти и желания. Ни один мужчина не будил в ней столь противоречивых чувств, ни одному из представителей мужского пола не удалось растревожит её душу, лишить покоя и сна. Всякий раз, стоило Марье задуматься о нём, её душила злоба на то, что он остался равнодушен к её чарам, что он едва ли не презирал её за плотское влечение, что испытывал к ней.
"Всё это осталось в прошлом, — пыталась убедить она самое себя. — Нынче мне всё равно, что с ним станется, я более никогда не желаю его видеть", — поднимаясь к себе в покои, мысленно продолжала она твердить. На смену душевному подъёму знакомыми гостьями вернулись хандра и уныние. Она не стала дожидаться брата, не желая знать, чем окончится его визит к Урусовым.
Серж вернулся поздно. В доме брата она занимала покои, прежде принадлежавшие Бетси, и его спальня находилась за стеной будуара, где Марья Филипповна коротала утомительный и скучный вечер с книгой в руках в компании своей горничной, что занималась рукоделием, сидя у туалетного столика поближе к канделябру.
Mademoiselle Ракитина слышала, как он прошёл по коридору, как со стуком закрылась дверь в его комнаты, слышала его шаги за стеной. Серж не ложился, а ходил по комнате, видимо, пребывая в состоянии волнения. Ей хорошо была известна эта его привычка: ходить кругами, когда его одолевали беспокойные мысли.
Прислушиваясь к его мерным шагам, скрипу половиц, она в раздражении захлопнула книгу и положила её на подоконник. Поднявшись с кушетки, Марья потянулась, от долгого сидения в одной позе затекли спина и шея. Решительно шагнула она к двери, разделявшие её комнаты с покоями брата, и положила ладонь на дверную ручку. Не заперто. Марья толкнула дверь и вошла, не спрашивая разрешения. Сергей остановился, с неудовольствием глядя на сестру, что нарушила его уединение и прервала ход его мыслей своим появлением.
— Мари, тебе что-то нужно? — недовольно осведомился он.
— Что тебя тревожит, Серж? — шагнула она к нему, желая по обыкновению обнять, прильнуть к его крепкому плечу, но остановилась, наткнувшись на внимательный и холодный взгляд.
— К тебе это не имеет отношения, — тихо отозвался Сергей, присаживаясь в кресло и, тем самым лишая её возможности приблизиться.
— Раньше ты не был таким, — обиженно вздохнула девушка.
— Серёжа, отчего ты совсем перестал говорить со мной? Раньше у нас не было секретов друг от друга, — шурша плотным шёлком домашнего платья, прошлась по комнате Марья и присела на ещё неразобранную постель.
— Ты тоже не больно-то торопишься довериться, Мари, — упрекнул сестру Ракитин.
— Мне нечего скрывать, — отвела она взгляд, сделав вид, что расправляет кружево на манжетах.