Fatal amour. Искупление и покаяние (СИ)

Забравшись в сани, Куташев велел вознице ехать к Московскому тракту.
— Что есть духу гони, — напутствовал он, усаживаясь поудобнее.
Тройка вороных сорвалась с места и понеслась по Петербургу, точно выпущенная из лука стрела. Ни у кого в столице не было столь же быстрого выезда, как у Куташева. Вскоре город остался позади. Упряжка вырвалась на простор, снег серебристым шлейфом летел из-под полозьев, небо потемнело, и вскоре поднялась метель.
В голову пришла мысль, что сначала надобно было бы съездить к Ракитиным, вдруг случилось так, что Марья Филипповна ещё не успела выехать из Петербурга. Николай уже намеревался отдать приказ поворачивать назад, но впереди сквозь пургу показался крытый возок.
— Гони! — подтолкнул Куташев тростью возницу в спину.
Тройка легко обошла возок и остановилась в нескольких саженях, вынуждая и возницу, управляющего возком остановить лошадей.
— Чьих будешь?! — выбираясь из саней, поинтересовался у перепуганного возницы Куташев.
— Ракитиных, ваша милость, — отвечал мужик, вжав голову в плечи.
Лакей, следовавший на запятках возка, соскочил на снег и преградил князю, намеревающемуся распахнуть дверцу возка, дорогу. Отшвырнув его в сугроб, Николай рывком открыл дверцу. Марья Филипповна с головы до ног укутанная в меха и шали, сердито сверкнула глазами. Куташев усмехнулся.
— Вон пошла! — перевёл он взгляд на Милку.
— Это кто же вам дал право моими слугами распоряжаться? — задыхаясь от кипевшей в ней злости, выдохнула Марья.
— Ты и ты, — кивнул он, не обращая внимания на возражения mademoiselle Ракитиной, Милке и лакею, отряхивающего снег с зипуна, — в сани!
Понимая, что не время спорить и упорствовать, когда вот-вот разыграется такая метель, что и в Петербург вернуться будет весьма непросто, Марья сдалась и знаком велела слугам подчиниться, после чего отодвинулась в самый дальний угол возка.
— В Петербург поворачивай, — велел вознице Ракитиных князь, забираясь в возок.
Кряхтя и ругаясь себе под нос, возница развернул возок и вслед за княжескими санями отправился обратно в столицу. С тех пор, как сел в возок, Николай не проронил ни слова. Отвернувшись к оконцу, за которым бесновалась разгулявшаяся метель, он не обращал ни малейшего внимания на притихшую в уголке Марью Филипповну. Mademoiselle Ракитина, не выдержав тягостного молчания, первой нарушила прерываемую лишь воем ветра и окриками возницы тишину:
— Зачем вы это сделали? — с трудом сдерживаясь, процедила она.
Николай обернулся на её голос.
— Мари, я думал вы умнее, — ответил он со скучающим видом.
— Жаль, что разочаровала вас. Как видите, я столь же глупа, как любая другая барышня, не оценившая вас по достоинству.
— Вы единственная, кому я сделал предложение, — усмехнулся Куташев в ответ на гневную отповедь.
— Чем же я заслужила подобную честь? — съязвила mademoiselle Ракитина.
— Вы узнаете о том в своё время, — отозвался Куташев, отворачиваясь от неё.
— Не смейте от меня отворачиваться, когда я говорю с вами! — вспылила Марья и, что было силы, стукнула его кулачком по плечу.
— Не то, что?! — поймал её за руку Куташев, приблизившись к ней настолько, что их носы почти соприкасались.
— Будь я мужчиной, вы не дожили бы до венчания, — вжавшись в спинку сидения, ответила Марья.
— Будь вы мужчиной, я не сделал бы вам предложения, — погладил дрожащие в его руке пальцы Николай. — Но не огорчайтесь, Mon ange, став моей женой вы получите возможность утолить вашу жажду моей крови.
— Жду не дождусь, — выдернула ладонь из его руки mademoiselle Ракитина.
— Вот и славно. Мы обвенчаемся через седмицу, дабы вам не пришло в голову совершить ещё какую-нибудь глупость, — откинулся на спинку сидения Куташев и прикрыл глаза, всем своим видом демонстрируя, что разговор окончен, и он не намерен его продолжать.
Седмицу спустя в Андреевском соборе собралось довольно многочисленное общество. Оживлённый гул голосов стих, как только жених и невеста ступили под своды храма. Лёгкая фата из газа скрывала покрасневшие от слёз глаза невесты, жених же, напротив, выглядел весёлым и оживлённым. Архиерей начал службу. Зажжённая свеча в руках Марьи Филипповны ходила ходуном, пламя её угрожало погаснуть каждое мгновение. Николай незаметно сжал локоть будущей жены. Девушка тихо вскрикнула, когда пальцы Куташева сомкнулись на её руке. Святой отец сбился со слова, удивлённо взглянул на молодых и продолжил читать молитву.
Последовал обряд обручения. Трижды обменявшись кольцами с Куташевым, Марья покосилась на будущего супруга, замечая, как плотно сжались его губы, словно он уже сожалел о содеянном. Она нарочно широко шагнула, дабы первый ступить на расстеленный на полу шёлковый плат, но Николай удержал её за локоть, не позволив даже при совершении обряда взять верх.
— Имаши ли произволение благое и непринуждённое, и твёрдую мысль, пояти себе в мужи сего Николая, егоже пред тобою зде видиши? — будто сквозь вату услышала Марья вопрос священника, адресованный ей.
— Имею, честный отче, — пересохшими губами отвечала Марья.
— Не обещалася ли еси иному мужу?
— Не обещалась, — выдавила она из себя.
Всё время, пока длилась служба, Марья искала глазами в толпе одного единственного. Он и не мог быть здесь, но какая-то крохотная искорка надежды продолжала тлеть в сердце, что вот раздвинется толпа, и он шагнёт к ней, возьмёт за руку и уведёт отсюда. "Андрей! Андрей!" — выстукивало сердце.
Марья украдкой взглянула на двух офицеров из полка Куташева согласившихся быть шаферами на венчании. Молодой привлекательный сероглазый и темноволосый человек ободряюще улыбнулся ей. На какое-то сумасшедшее мгновение ей показалось, что это Андрей держит венец над её головой. В глазах помутилось. Ухватившись за локоть супруга, она едва устояла на ногах.
— Мари, вам не терпится упасть мне в объятья? — услышала она ироничный шёпот Николая.
— Даже не надейтесь, — выдохнула она, выпрямляясь и отстраняясь от него.
"Боже, когда же это всё закончится?!" — тоскливо обвела она глазами стены храма, царские врата перед собой. Хор певчих старательно выводил последние слова заключительной ектеньи.
— Отец, Сын, и Святый Дух, Всесвятая и Единосущная, и Живоначальная Троица, едино Божество и Царство, да благословит вас, и да подаст вам долгожитие, благочадие, преспевание живота и веры, и да исполнит вас всех сущих на земли благих: да сподобит вас и обещанных благ восприятия, молитвами святыя отцы, и всех святых, аминь, — обратился к молодым с заключительной молитвой священник.
Повернувшись к Марье, Куташев откинул с её лица фату и легчайшим поцелуем коснулся дрожащих губ.
— Улыбнитесь же, ma сherie, — тихо прошептал он. — Вы не на панихиде, Мари.
  
Глава 33
 
По случаю замужества единственной сестры Сергей Филиппович не поскупился на расходы и дал званый обед на сто пятьдесят персон, на котором присутствовал даже сам генерал-губернатор Петербурга граф Эссен с супругою. Сидя за столом подле мужа, Марья поймала себя на мысли, что ещё совсем недавно она была бы счастлива оказаться в центре внимания столь изысканного общества, что нынче собралось в доме её брата на Фонтанке, но ныне ею владело только одно желание: чтобы бесконечный день — день её свадьбы с князем Куташевым, закончился, как можно скорее, и можно было бы, наконец, остаться наедине со своими безрадостными мыслями.
Она устала принуждённо улыбаться малознакомым людям в ответ на пожелания счастья и долгих лет, устала быть вежливой и воспитанной, устала изображать счастливую новобрачную. Скулы сводило от неестественной широкой улыбки, коей она одаривала всякого, кто к ней обращался.
Предоставив Сержу решать вопрос с устройством торжества, она и предположить не могла, что брат соберёт по этому поводу добрую половину столичного света. Она не стала сориться с ним. Что толку? Для Сергея её замужество оказалось прекрасным поводом, дабы пригласить нужных ему людей, упрочив своё положение в обществе. Пожалуй, она даже должна испытывать, по меньшей мере, благодарность, ежели не восторг от того, что брат взял на себя все хлопоты.