Капризы неба (СИ)

Тем временем наши герои в уборной комнате старались удержать равновесие и упор, дабы не убиться о стены. Глен сразу понял, что у него остались последние минуты в этой никчёмной жизни, в которой он даже не успел лишиться девственности, не говоря уже о чём-то менее важном и насущном - о публикации первой книги, мировом признании и так далее. Рая же не сразу уловила суть происходящего, полагая, очевидно, что ямы на российских провинциальных дорогах бывают с километровую глубину.
- Что происходит, Глен? - Она похлопала своими ресницами размером с два павлиньих хвоста.
- Ну как бы тебе сказать... Мне кажется, что мы падаем.
- Мы разобьёмся??
- С вероятностью 99,9 процента - да.
- И при этом ты можешь оставаться таким спокойным??
- А что предлагаешь - рвать горло и лить слёзы?
- Нет, но это же последние минуты нашей жизни!...
- Подумаешь. Если я за двадцать пять лет не успел сделать ничего путного, то за пять минут уж точно не наверстаю упущенное.
- Скажи хоть, что любишь меня.
- Э-э... Но это не так.
- Что?!
- Мы знакомы всего две недели. К чему мне врать? Вдруг мне не хватает всего одного греха, дабы прямиком отправиться в ад?
- Как ты можешь такое говорить сейчас??
- Говорит капитан корабля, - услышали они голос снаружи. - Наш самолёт вынужден упасть, прошу никого не паниковать, оставаться на своих местах и не бегать по самолёту - не надо осложнять и без того непростую работу спасателям.
- Все надежды, мечты, планы, всё исчезает в одночасье, - зарыдала Рая. - О чём ты сейчас думаешь, Глен?
Он посмотрел на неё задумчивым взором падшего с неба орла и ровно за секунду до взрыва успел сказать:
- О том, почему же этот чёртов самолёт не упал на десять минут позже».
Лорд Гобель молча отложил одну рукопись и взял в руки другую. Глен прошептал сидящему рядом Сергею:
- Всё неплохо, только в каких закромах своей фантазии ты отыскал двадцатипятилетнего девственника?
Усмаков наклонился ближе к Глену:
- Я решил сделать упор на юмористический окрас. Лорд и так загружен постоянными мыслями о каких-то философских приблудах нашего бытия, к тому же, в философии я не так силён, как хотелось бы. Отрадно, что ему ещё нравится читать Шекли.
- Да всё нормально. Я бы вёл себя точно так же, как и я в твоём рассказе.
- Изобразил меня полной дурой, - тихо проворчала сидящая рядом с Гленом Рая.
- Переходим к «Откровению». - Гобель принялся без лишних вступлений зачитывать вторую рукопись. - «Моя мать умерла, когда мне было четырнадцать, после этого я понял, что жизнь - дерьмо и не стоит ждать от неё подарков. Я начал писать, потому что не хотел жить в реальном мире. Гораздо проще было существовать в фантастической вселенной вместе с киборгами и алхимиками, магами и инопланетными тварями. У меня не было друзей, как и не было врагов, всё, что у меня было - это пыльная коморка в квартире отца-раздолбая, карандаш и пожелтевшие листы, которые я откопал в огромном количестве под диваном. Когда я написал дебютную книгу о Царстве мёртвых, у меня уже появился первый друг, которого я мог считать настоящим. Он стал первым читателем, а потом и моим своеобразным агентом. Книга вышла в печать, снискала успех, затем вышла вторая, третья, четвёртая... В какой-то момент я понял, что стал относительно известным писателем, хотя не делал для этого ничего и никогда не считал себя литературным гением. Издательство требовало продолжения, но я уже не знал, что писать - я сказал всё, что думал, излил всё, что чувствовал. Я залатал раны на сердце этими книгами, усыпил ими боль подростковых лет, но, в то же время, они стали моими конвоирами в мире взрослой жизни. Доспехами, тянущими на дно. Пятую и шестую книги я написал уже только ради того, чтобы продолжить серию, заработать денег и славы. И я их заработал.
И теперь, когда мне, возможно, остаётся жить всего несколько минут, я потратил это время на написание сего откровения. И не потому, что такой каприз пришёл в голову каннибалу, и он решил позабавиться перед плотным ужином, а потому, что написание этого откровения на самом деле наиболее ценное и важное для меня деяние, которое я могу совершить в последние минуты жизни. Оно скажет куда больше обо мне, чем сотни страниц, написанных до него и тысячи слов, сказанных уже после моей смерти.
P.S. Приятного аппетита! ».
Гобель так же молча отложил «Откровение», как и «Рейс» до этого.
- Ну что ж, давайте определять победителя. - Он с довольной физиономией потёр ладони. - Сначала дадим слово вам, сударыня.
- Мне? - Рая едва не вскочила от удивления.
- Именно вам. Затем проголосует ваш будущий соперник, потом Майкл, после него один из моих охранников, ну и в заключении я, разумеется. - Обескураженный вид Раи напугал даже Гобеля. - Ваш голос не станет решающим, уверяю вас. Мне просто интересно ваше мнение и только.
Несмотря на уверения лорда, Рая почувствовала себя гильотиной, которая должна отрубить голову одному из собратьев по несчастью. Хуже было лишь рубить голову самой себе. Она даже не решалась смотреть на Усмакова и Хромова. Сергей напрягся, вслушиваясь в стук отбойного молотка у себя в груди - он-то понимал, что начало проиграно вчистую. Гена продолжал изображать из себя сфинкса, внутри которого, однако, притаился мегаполис самых разных мыслей и чувств - от страха и отчаяния до рассудительности и веры в успех.
- Я не могу определиться, рассказы слишком разные, чтобы их оценивать в одном конкурсе, - попыталась схитрить Рая.
- Придётся тебе представить, что они похожи, если не хочешь получить досрочное приглашение на ужин! - Лорд сказал это таким тоном, что Рая сразу же определилась.
- Рассказ Сергея мне понравился больше!
- Замечательно. Если бы я ещё знал, кто из них Сергей.
Рая кивнула на Усмакова. Она старалась не отводить взгляда от Гобеля. Картина не доставляла ей никакого удовольствия, однако это был единственный для неё ракурс, при котором и Усмаков и Хромов терялись где-то на границах периферийного зрения.
- Если бы ты сказала, что его рассказ, - Гобель указал на Хромова, - тебе понравился больше, я бы не стал задавать никаких дополнительных вопросов. Но сейчас я сгораю от любопытства. Почему?
Рая вдруг ощутила накатившую волну уверенности и даже позволила себе некоторую дерзость.
- Потому что вы ждали от меня противоположного ответа. А я вас обломала.
Брови людоеда с низкого старта ушли высоко на лоб.
- Только в этом причина выбора?! Но это не имеет никакого отношения к реальной оценке рассказов.
- А реальной оценки нет, потому что я не могу их оценивать. Чем бы вы мне ни грозили.
Гобель оценил смелость девушки разговаривать с ним подобным тоном. Пусть смелость и была вызвана, как он посчитал, нервным срывом от его допросов и угроз. Он решил пока не трогать Раю и переключился на Глена.
- Теперь твоя очередь, парень.
У Глена имелось время подумать над своим ответом, поэтому заставлять определяться его не пришлось.
- Я скажу так: рассказ Сергея мне понравился больше, но откровение Гены больше впечатлило. Я поверил, что оно написано сердцем, а не умом, пытающимся спастись. Поэтому конкретизируйте вопрос, по какому критерию мне их оценивать?
Лорд Гобель вытер ладонью проступившие на лбу капли пота.
- Меня уже начинают раздражать ваши увиливания от прямых ответов. - Он собирался сказать что-то ещё, но Глен избавил его от подобной необходимости:
- Тогда отвечу прямо и просто: рассказ Сергея мне понравился больше.
Нельзя сказать, что лорда удовлетворили ответы, но он их принял и решил не углубляться в причины выбора. На очереди голосовать был Майкл, всё это время сидевший с улыбкой сбежавшего из психолечебницы пациента.
- Про самолёт прикольно, а этот занудный высер ни о чём я даже не понял, если честно. - Майкл не увиливал от ответа, а рубил свою правду-матку с плеча.
Гобель пренебрежительно махнул рукой в сторону младшего брата: